Пункт третий - Татьяна Евгеньевна Плетнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он положил голову на край стола и глубоко вздохнул, засыпая. Капитан подхватил его и потащил в комнату; слегка протрезвев от переезда, Гвоздев вывернулся из объятий Виктора Ивановича, встал и отрапортовал, держась за стенку:
– Лейтенант Гвоздев задание выполнил, прошу представить к награде.
Он неловко переступил, покачнулся и очень удачно упал на капитанское ложе.
Вернувшись на кухню, Виктор Иванович открыл бутылку, плеснул пальца на два в стакан, выпил с наслаждением и, не закусывая, закурил. Выпитое быстро разошлось по жилочкам, в груди потеплело; ему до смерти захотелось рассказать кому-нибудь о своей загубленной жизни, о близкой и сладкой мести, а потом выпить еще и помолчать о том, чего не расскажешь.
Он подхватил початую бутылку и пошел к соседям. Зинка отворила ему дверь и сразу же уплыла на кухню: там что-то жарилось, пеклось, пригорало; в ванной шумела вода.
Виктор Иванович зашел в комнату и едва не ступил в раскрытый чемодан; над чемоданом на корточках сидел лейтенант Волков, укладывая стопки свежевыглаженного белья.
– Уезжаю вот, – смущенно сказал он. – Может, еще на сессию успею.
– Английский подучить решил, – рассмеялся Васин, – или латынью займешься?
Волков выпрямился и поглядел на капитана с сомнением и тревогой. Виктор Иванович показался ему слишком, не по делам, веселым и беспечным – дурацкий смех, покрасневшая рожа, початая бутылка в руке. Неужели он вывернулся и впутал в это дело его, верного друга, полночного переводчика?..
– Выпьем пойдем, – сказал Васин.
– Некогда, – пробурчал лейтенант, отводя глаза. – Ночным уезжаю, понимаешь?
– Понимаю, – откликнулся Виктор Иванович, – по себе судишь, сука, от скандала уе….ешь, думаешь, я тебя вломил, да? Проститься я с тобой хотел как с человеком, а теперь не хочу, м…к. Ладно, можешь трусы свои не упихивать, выкинут меня отсюда не сегодня завтра, а ты оставайся. В общем, проститься пришел, а ты – как сука.
Капитан собирался уйти красиво и со значением, хлопнуть дверью так, чтобы штукатурка посыпалась, но дверь эта была уже заблокирована Волчихой.
– Оставайся, Вить, – кротко попросила она, – оставайся, посидим, а?
– Сама со своим хреном сиди, – отбрил ее капитан. – Пройти дай, бочка.
– Проходи, – сказала она, – только про Кольку не говори никому, Вить, ладно? Он ведь от души, не нарочно.
– Да кому твой м…к на х… нужен! – заорал на нее Виктор Иванович, с силой толкая дверь. Зинка ловко подставила свой мягкий и мощный бок, и шума не вышло. Виктор Иванович выругался и ушел к себе.
Не спеша, а вернее, спеша медленно, как завещал ему чекист, он допил бутылку, закусывая позавчерашним батоном, так же неторопливо перекурил и стал собираться на дело.
Лейтенант Гвоздев мирно храпел за стеною.
Месть и смерть, своя ли, чужая – все равно. И никто теперь не поможет этому дешевому, по правде сказать, фраеру – ни ЦРУ, ни чечены, ни сука Полежаева. Никто.
Виктор Иванович не имел определенного плана действий; он был уверен, что все сложится само собою и именно так, как надо.
Месть вообще по природе своей благородна, бескорыстна и не нуждается в мелких расчетах.
ШИЗО располагался у самой вахты, рядом со свиданной пристройкой. В дежурке, в духоте и в дыму, вяло попивая чай, сидели два прапора; умиротворенность их лиц показалась Виктору Ивановичу неуместной и оскорбительной.
– Шмонали? – спросил он, не озаботившись приветствием.
– Все как положено, – отвечал маленький, тот, что давеча помогал ему управиться со свиданкой. – Со вчерашнего третий раз его шмонаю, уже привык, – засмеялся он.
Второй, пожилой и плотный татарин, промолчал, отводя глаза.
– Охладили? – уточнил Васин, обращаясь в основном к пожилому.
– Все по закону сделали, капитан, – невозмутимо отвечал тот.
– Со шмоном не торопились[52], я говорю, – не утерпел РОР.
– Сам знаешь, – спокойно сказал маленький, – сам знаешь: поспешишь – людей насмешишь.
Васина передернуло, он вспыхнул и приготовился к нападению, но, сообразив, что история не могла дойти до них в таких подробностях, промолчал.
– Чаю попей, капитан, – предложил татарин.
– Да ладно, – сдержанно сказал Васин, вынимая бутылку, – все свои, а ты – чаю.
Прапорщики оживились и потащили закусь из заначек.
Дежурка, так же как и все прочие помещения ШИЗО, отапливалась из коридора; печной бок, составлявший часть ее стены, давал мало тепла, и потому посреди комнаты стоял докрасна раскаленный самодельный обогреватель.
– Старается, козел, работает, мля, – с нежностью сказал маленький, – без него тут смерть.
«Козел» здорово пожирал воздух, но дело знал: Виктору Ивановичу вскоре пришлось снять шинель.
– Угощайтесь, – предложил прапор, нарезая колбасу на газете, – самого вчера угостили.
– Знаю даже кто, – мрачно сказал Виктор Иванович, разглядывая продукт.
– Ну и знайте себе на здоровье, – откликнулся маленький, – не нравится – не ешьте.
– А хочешь, отечественным закуси, капитан, – рассмеялся татарин, выкладывая на стол банку скверных консервов. – Бычков в томате поешь, а? ЦРУ такого не пришлет, это точно.
– Да они на наши бычки только глянут – блюют сразу, – поддержал напарника хозяин колбасы, – советский продукт, проверенный.
Чтобы прекратить подначки, Васин быстро разлил и выпил, не дожидаясь остальных. И колбасой, и бычками закусывать теперь было впадлу; капитан занюхал, закурил, отломил корочку.
Духота в караулке стояла невыносимая; прапорщики в свою очередь выпили, пожевали колбасы и стали неспешно толковать о своем.
– Камеру-то ему протопили? – спросил Васин, застегивая шинель. – Пойду условия содержания проверю, чтобы потом жалоб не было.
2
Игорь Львович Рылевский находился в камере ШИЗО не более полутора часов; чуть теплый сначала печной бок за это время совсем остыл и на ощупь ничем не отличался от стенки.
Игорь Львович заставлял себя двигаться – прыгал, размахивал руками, приседал, как мог, и за этим занятием совершенно потерял представление о времени.
Верхняя четверть оконного стекла была выбита, и звезды в этом квадрате были особенно ясны и свежи.
Серьезность ситуации доходила до него постепенно; сначала он утешал себя тем, что за три уж, считай, холодных месяца народу здесь перебывало много и никто, как говорили, не сдох; потом покатили другие, более тревожные мысли, например: сколько может человек прыгать без остановки? час, два, три?
Игорь Львович положил не ждать помощи ниоткуда, но вскоре поймал себя на том, что в перерывах между прыжками прислушивается к звукам в коридоре. Пехов, скорее всего, находился по соседству, в угловой камере, но сделать ничего не мог, – иначе давно б уж сделал, – а дежурные, хоть и шмонали так себе, для порядку, дали, однако, понять, что все схвачено и халявы больше не будет.
