Пуля рассудит - Владимир Григорьевич Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не дождетесь!
— Мы же не позволим ему испортить нам праздник? — спросила она, глядя Паше в глаза.
— В каком смысле? — не понял он.
— А в таком!
Рая прижалась к Паше, приподнялась на цыпочках и подставила для поцелуя губы.
— С языком? — в шутку спросил он.
Рая мотнула головой и закрыла глаза — в ожидании поцелуя. И Паша ее не подвел.
Глава 17
Не ушел Сарычев, задержали его, доставили в полицию. И Перекосова закрыли — за нападение на сотрудника полиции. Прокофьеву хотелось их всех допросить, но он решил отложить все дела на завтра. И распустил всех подчиненных по домам, хватит с них, набегались. Сам он тоже устал, собрался ехать домой, но зашел в своей кабинет и остолбенел. Перова безмятежно спала на его диване, подложив под щеку сомкнутые ладошки. На губах нежилась — как кот на солнышке — теплая улыбка.
Перова спала так сладко, что не хотелось ее будить. Но и на ночь ее здесь тоже оставлять нельзя. Впрочем, Виктория проснулась, почувствовав на себе мужской взгляд.
— Ой, извините!
— Я вас отвезу, — улыбнулся он.
Усталости как не бывало, и, если вдруг Виктория попросит отвезти ее на край света, Прокофьев сделает это с удовольствием. Если только до утра уложится. Утром у него дела. Он еще сам не знал, с чего начать. В голове — каша.
А делать что-то надо. Зачем Сарычев подкрадывался к дому Перекосова? Ответ лежал где-то на поверхности, но голова пока плохо соображает. Не зря говорят, утро вечера мудренее.
Прокофьев остановил автомобиль у подъезда девятиэтажного дома, в котором жила Виктория. Не хотелось ее высаживать, но ведь они же когда-нибудь еще встретятся… Или лучше обойтись без продолжения знакомства?
Он вышел, обогнул машину, открыл правую переднюю дверь.
— Прошу!
Она улыбнулась, подала ему руку, их пальцы сплелись, тепло ее тела, казалось, проникло в кровь.
Шагнув к своему подъезду, Виктория продолжала держать Прокофьева за руку, как будто звала за собой. Голос разума тянул его обратно в машину, но слишком уж тихо он звучал.
Виктория жила в трехкомнатной квартире, отделанной в лучших традициях евростиля. Прокофьева это не удивило, она же главный бухгалтер, вряд ли у нее маленькая зарплата.
Она повернулась к нему и мягко заглянула в глаза.
— Я нормальная… — тихо сказала она. — Ненормальность. Нормальная ненормальность. Ко мне нужно привыкнуть.
— Это нетрудно. Я и сам ненормальный, — улыбнулся он.
— Это все слова. Нужно доказать, — прошептала Виктория и подалась к нему, чтобы он смог ее слышать.
— Как?
— Ненормальность познается на вкус. — Она томно улыбнулась, взгляд затуманен, веки дрожат, губы трепетно шевелятся.
А лицо все ближе и ближе. Прокофьев не хотел останавливать ни себя, ни ее. Она счастливо улыбнулась, отвечая на поцелуй, и обвила его шею руками.
* * *
Вика далеко, но вкус ее губ до сих пор на языке. А в утреннем тумане угадывалась ее нежная улыбка. Но где-то за спиной звучит голос Марины. «Ну как же так?» — спрашивала она. И Прокофьев не знал, что сказать жене. Не удержался, не устоял, он ведь не железный. С Викой он провел всего несколько часов, а утром чуть свет отправился в Уручье. Не зря же он вчера задался вопросом, чем так привлек Сарычева дом Перекосова.
Чутье Прокофьева не подвело. Возле этого дома стояла старенькая «семерка» синего цвета. Подполковник увидел женщину, которая укладывала в багажник спортивную сумку и при этом нервно зыркала по сторонам. Женщина уже не молодая, но и не старая, примерно одного возраста с Перекосовым. Уж не та ли это Варвара, о которой говорил капитан Редькин?
Прокофьев остановил машину, перекрыв «Ладе» выезд на дорогу. Женщина озлобленно махнула рукой, отгоняя. А когда Прокофьев вышел из автомобиля, заорала:
— Ты что делаешь, ирод?!
— А что я делаю? — удивленно спросил Прокофьев, неторопливо вынимая удостоверение.
— Делаешь!
Женщина решила не рвать глотку, открыла дверь, чтобы сесть за руль и объехать препятствие, но Прокофьев ее удержал. Предъявил удостоверение, представился.
— Ах да, полиция, — закивала она. — Как же я сразу не догадалась?… Вадима за что арестовали?
— За убийство.
— Как за убийство, — всплеснула руками женщина.
— А вы я так понимаю, Варвара, его бывшая жена.
— Пока бывшая… Так, постойте, а его что, посадят?
— И надолго.
— Черт! — Варвара приложила ко лбу ладонь.
— А почему вы не спрашиваете, кого он убил? — Прокофьев внимательно смотрел на нее.
— Э-э… А кого он убил? — пряча глаза, спросила она.
— А может, и не он убил.
— А кто? — воспрянула духом Варвара.
— Кто убил Василькова?
— Ну да.
— Мы с вами обязательно это узнаем, — улыбнулся Прокофьев. — Что у вас в багажнике?
— Вещи! — Женщина вцепилась в дверцу, словно в сумку с богатством, которая лежала в багажнике.
— А глянуть можно?
— Там грязное белье!
— Вам повезло, грязное белье — наша работа. Откройте, пожалуйста, сумку!
— Нет!!!
Прокофьев усмехнулся, с сожалением глядя на Варвару. Никуда она не денется, и сумку откроет, и показания даст, если понадобится. Они оба это понимали.
* * *
Снова Прокофьев, и снова заключение. Как бы обратно на этап не отправили.
— Как настроение, Сарычев? — спросил полицейский.
— Да вот, обидно.
День уже давно, солнце над городом, но в помещении для допросов окон нет, а лампы под потолком светят ярко, аж глаза режет.
— Что обидно?
— Вы же не просто так меня выпустили, вам деньги нужны, которых я не брал.
— Не брал?
— А вы в это не верите?… Это хорошо, что не верите, — улыбнулся Сарычев.
— И что в этом хорошего? — Прокофьев смотрел на него, как будто видел насквозь.
— Дальше за мной будете следить.
— И срок досиживать не отправим?
— Зря вы за мной вчера гнались, на самом деле я хороший.
— На самом деле клоун из вас никудышный… Зачем вам понадобился гражданин Перекосов?
— Не знаю такого.
— А что вы вчера в Уручье делали?
— Да вот, на лодке катался, в туалет захотелось. Дай, думаю, к людям попрошусь… В реку нельзя, сами понимаете!
— Понимаю, — усмехнулся Прокофьев.
— Приятно иметь дело с поклонником экологической безопасности рек и водоемов.
— А что вы делали в Уручье прошлой ночью?
— Представьте, то же самое!
— Экологическая безопасность?
— Она, родимая… Причаливаю к берегу, подхожу к дому, а там…
— А там человека убивают, — продолжил Прокофьев.
— Как вы догадались?
— На ваших глазах убили человека, и вы об этом умолчали.
— Всего-то? — приятно удивился Сарычев.
— На самом деле мы подозревали в убийстве вас, гражданин
