Хочу быть бедным (сборник) - Лев Пирогов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я-то ладно, я фашист, мне лишь бы нажраться и поблевать потом, а вот на моих гораздо более культурных и рукопожатных коллег смотреть в эти непростые моменты бывает больно. Впрочем, больно главным образом оттого, что мне с моей провинциальной гордостью колхозника никогда не достаётся ничего, кроме пары тарталеток с горчицей.
То ли дело у нас во «Втором дыхании»! Подходишь такой к стойке, весь устало дыша пороховыми газами, сдвигаешь устало на затылок свой стетсон и устало выдыхаешь за корсаж красивой-прекрасивой (килограммов восемьдесят в ней, не меньше) подавальщице: «Два-по-сто и два-как-обычно!»
И она звонким голоском докладывает: «Сию минуту, мой миленький! Сию минуту, ангел непревзойдённый мой!» И через плечо нараспев, в кухню: «Ма-аань!.. Два-как-обычно Нашему Господину!!!»
И пока ты сурово и самоуважительно (и устало) распределяешь под столом кольт и шпоры, она, голубка моя, нежной своей белой ручкой нацеживает два прозрачных, как слеза, холодных, как лёд, тягучих, как сопля ребёнка, пластиковых стаканчика… Прямо у неё в руках стаканчики трагично запотевают… увлажняются… и точно так же увлажняются в это время твои усталые натруженные ноги в портянках.
Tuesday, 19th
«Инкаспулируются». Употребил вчера это ненаучное слово в разговоре с Ваней Куликовым, а спохватился и застеснялся только сегодня, на переходе в метро, на ступеньках. Известно, что люди нигде так не инкапсулируются, как в переходах метро и ещё в толчее у эскалаторов.
От настигшего меня стеснения упал на спину и проехался по лестнице, тарахтя затылком. Эти гады вечно посыпают снег какими-то белыми штучками, типа мелкой пенопластовой крошки. Снег от неё тает даже в десятиградусный мороз, а грязь получается специальная, московская, повышенной жирности. На полу в метро образуется налёт какой-то на редкость скользкой химической субстанции, вот на ней я и поскользнулся.
А перед этим наблюдал деда с бабкой. Дед выходил из вагона неспешно, вальяжно, был неприступен и величав, как дуб Болконского. Москвичи (и гости столицы, разумеется) тыкались ему в спину и беззвучно шипели от злости. А я подумал, что этот, послуживший причиной, наверное, двухсот микроинсультов дед – единственный, кто здесь нормален. Вольный хлебопашец.
Даже будучи крепостным какого-нибудь Лужкова или Чубайса, хлебопашец всегда свободен на своем поле или дачном участке. Пусть ему надо отдавать крепостнику часть урожая. Зато только от его инициативы, выбора и решения зависит, вырастет на поле-огороде репа или не вырастет. А Чубайсу репа не подчиняется!
И вот этот вольный хлебопашец даже в «людском потоке» ощущает себя личностью, тогда как мы, москвичи и гости столицы, инкапсулируемся в ужатых до невозможности внутренних зонах приватности и течём по волнам злого лужковского гения на манер броуновских частичек. Это стыдно – быть броуновской частичкой! Даже если расширить зону приватности до салона собственного автомобиля, ничего не меняется. Все равно стоишь, как козёл, в пробке, и никакой репы.
Wednesday, 20th
Жизнь – это грядка. А мы живём в ожидании разврата и пьянки. Живём год, два, пять, потом умираем. Но поскольку сначала разврат и пьянка, никто не волнуется.
Thursday, 21st
Ешьте Репу! Живите вечно.
Thursday, 19th
Кино вчера посмотрел. Там педераст один заболел СПИДом, а сам (в Америке ж происходит всё) в адвокатской конторе работает. Начальство прознало, занервничало – зараза всё ж, решили его уволить. Стащили у него со стола бумажку какую-то (как Жеглов у Шарапова), а потом вызывают. И состаивается у них такой разговор:
– Ну ты ж, типа, понимаешь, дорогой друг и брат, как мы тебя любим! Ты же наш друг, даже больше чем друг! брат! мы ж тут одна семья!.. Но как же это ты, сын, справочку-то нашу посеял? Короче, поскольку твое будущее в нашей фирме перестало быть лучезарным, мы считаем жестоким оставлять тебя без перспектив Блестящей Карьеры.
– Ой, отцы, вы чё, меня увольняете?..
Потом этот пед очень трогательно под мою любимую композицию брюс-спрингстина «Streets of Philadelphia» ходит по всяким адвокатам, для жалости раскарябав на голове язвы и нацепив сверху бейсболку, как у брюс-спрингстина. Заходит в приёмную, первым делом бейсболку снимает. Адвокаты, конечно, скорее в шок от такого зрелища. А он, гад, хвать сигарку из ящичка, помнет ПАЛЬЦАМИ и назад положит. Так и так, говорит, меня уволили из-за СПИДда, давайте их скорее засудим. Адвокаты от него отпихиваются и давай своим лекарям звонить. А пед снова под красивую музыку ощущает на асфальте своё сиротство.
Ну, не важно, чем у них там закончилось, я спать пошёл. Однако потрясло, что у этих говнюков в фильме всё время прокачивалась такая аргументация: «Не чурайтесь больных СПИДом, СПИД не передаётся через дыхание и рукопожатия, только через половые пути и слюни!» (В доказательство умильная сцена, как пед приезжает на юбилей мамочки с папочкой, скромных миллионеров из Бостона, и со всеми там обнимается, и все не боятся.)
Вот я и подумал, а если бы ПЕРЕДАВАЛСЯ? Через рукопожатия, через чих, через сигары адвокатские, через справки? Какой бы тогда фильм сняли? И сняли бы его вообще? Всё-таки есть в этом регламентированном западном «гуманизме» какая-то неистребимая подлость.
Tuesday, 17th
Позвоночный столб давит, морда каменная, Лесин написал смешное – сижу смеюсь, а не весело. Боже, покарай Лесина!
Между прочим, научный факт. Так весь день вчера и проходил в штанах, заляпанных какой-то селёдкой. И в них же потом принимал посильное участие в церемонии вручения литературной премии имени Аполлона Григорьева. А Басинский ещё говорит: «Посмотри на Агеева, совсем спился, чёрт. Смотри, смотри, бомж какой!» – «Ха-ха, – отвечаю, – действительно». А на самого такая серьёзность обрушилась, прям связала по рукам и ногам.
Thursday, 19th
Интересно, а так бывает: стоишь в окопе, и вот уже там враги бегут, и прислонён удобно к стеночке автомат, и надо стрелять (конечно же, я хочу, я вожделею стрелять, мне это НЕОБХОДИМО), но вот только одна загвоздка – лень протянуть руку? Лень тянуть, заранее лень ощутить заранее известную до грамма тяжесть…
Monday, 6th
Как вручали премию Солженицына.
Ужинаю. Звонит Басинский.
– Лёва! Хочешь ли ты замечательно провести время и увидеться с выдающимися людьми? Со мной, с литературоведом Людмилой Ивановной Сараскиной, с режиссёром Владимиром Бортко, с популярным актёром Евгением Мироновым, бу-бу-бу, бу-бу-бу?..
Очень, говорю, хочу.
– Тогда приходи в среду: Нижняя Радищевская, дом два. Это слева от театра на Таганке!
Конечно. В среду. С некоторым трудом нахожу этот самый театр. Оказалось, не столько слева, сколько напротив. Я опоздал немножко. Внизу милиционер вежливый стоит: можно вашу сумочку? А у меня там огрызок колбасы припрятан, пахнет, если сумку открыть, я стесняюсь – можно, говорю, я её лучше в гардероб сдам? Милиционер говорит: а, ну в гардероб сдавайте, конечно, в гардеробе ничего, пусть взрывается.
Я немножко опоздал, поэтому места мне не хватило. Сбоку, там, где от телевидения провода, притулился. В зале не продохнуть – жарко. Кого Басинский позвал, а какие сами пришли. В президиуме литературовед Сараскина, как обещано, добрая и хорошая. А дальше – батюшки мои!.. Включая Михаила Боярского в шляпе, на которую смотрела, открыв рот, корреспондент Алёна Солнцева.
И всё бы хорошо, но я всегда, когда попадаю в крупные собрания известных, замечательных и просто людей, цепенею и отчего-то скорблю. А тут ещё торжественная часть закончилась, все задвигались и куда-то пошли. А я прилип к стене, потому что когда не знаешь куда идти, лучше не шевелиться.
По счастью, подошел журналист из «Книжного обозрения» Андрей Щербак-Жуков. Он вообще-то хороший. «Чего ты такой скорбный? – говорит. – Или это у тебя имидж такой?» Я задумался, что б ответить, но ничего не придумал. А Щербак-Жуков (всё-таки он очень хороший) говорит: «Пошли водки выпьем». И мы пошли.
Wednesday, 21st
Басинский с Курицыным ехали на дачу Басинского в машине Басинского, и по дороге машина сломалась. Басинский вышел, открыл капот, починил. Едут дальше. Курицын от изумления рот разинул:
– Так ты что… всё вот это умеешь?
Басинский пожимает плечами: ну да.
– Так и… а это… а почему… Зачем же ты тогда занимаешься литературной критикой?!!
Wednesday, 15th
Гоу бест, товарищи, гоу бест. Сейчас расскажу.
У премии «Национальный бестселлер» есть одна непривлекательная особенность. Она происходит в Питере. А это далеко, надо добираться автобусом.
Ну, взяли всё что нужно, поехали.
С нами ехала специальная девушка, очень похожая на писательницу Денежкину, и у всех брала интервью. И всем (особенно критику из «Литературной газеты» Басинскому) было видно её трусы. У неё, когда она брала интервью, джинсы от пупка оттопыривались.