Последняя песнь Акелы. Книга первая - Сергей Бузинин

— Здорово сказано, — одобрительно кивнул скаут. — Надо будет запомнить — Бремя Белого Человека. Умеете вы, мистер Родс, красиво говорить… А насчет Матонги — не сомневайтесь, если вопрос стоит таким образом — его не станет. Это хорошее дело можно сделать для любого человека, а подлость — только для друга. Ну, а мои взгляды на дикарей по-прежнему ничем от ваших не отличаются.

— Вот и славно! — обрадованно улыбнулся Родс. — Я рад, что мы понимаем друг друга, как встарь. Честно говоря, я все же не был до конца уверен, что ты возьмешься за это дело: все же убийство на войне и убийство в мирное время — это, как ни крути, два несколько различных убийства. А про великое Бремя Белых — это вовсе не я придумал, а Киплинг. Вот, послушай:

Неси это гордое Бремя —Родных сыновей пошлиНа службу тебе подвластнымНародам на край земли —На каторгу ради угрюмых,Мятущихся дикарей,Наполовину бесов,Наполовину людей…

— Хорошие стишата, вернусь — обязательно почитаю, — мягко улыбнулся Бернхем. — Но о высоком искусстве и попозже можно поболтать, а нынче лучше о деле. Как вы себе представляете данное предприятие? Это я сейчас о Матонге.

— Я предполагал — ты соберешь отряд из тех, кого посчитаешь нужным, найдешь Матонгу и прикончишь. — Родс задумчиво постучал пальцами по столешнице. — А вот каким образом справиться с этой проблемой — это я оставляю на твое усмотрение. Получишь все, что посчитаешь необходимым, даже пушку, если захочешь.

— Как-нибудь без артиллерии обойдусь, — усмехнулся разведчик. — А вот связка-другая динамита мне не помешает. За пару дней соберу людей Кимберли, кого смогу, еще пару дней на оснащение положим, а после выдвинусь на Солсбери. Если здесь кого нужного не найму, то в Солсбери Рыжий Мак-Дональд с волонтерами поможет.

Семеро всадников, покрытых красноватой пылью с головы до ног, неторопливо втянулись в ворота Форта Солсбери.

Бернхем не был здесь больше года, но за прошедшее время поселок практически не изменился, по-прежнему представляя собой неряшливую россыпь похожих на ящики лачуг, крытых листами железа, некогда гофрированного, а ныне большей частью — ржавого, в окружении грязных, потрепанных непогодой парусиновых палаток. Часть хижин, образуя подобие улиц, выстроились в условно ровные ряды, остальные же были раскиданы по территории форта как бог на душу положит. Прямо посередине поселка раскинулся прямоугольник вытоптанной сухой земли, исполнявший роль городской площади. На одном ее краю разместился добротно сколоченный одноэтажный барак, увенчанный шестом с британским флагом, — здание местной администрации. На противоположном — две относительно приличные лачуги. Одну из них украшала вывеска с претенциозным названием: «Отель „Звезда Лондона“», над входом во вторую, чуть меньшую размером, болталась доска с широкой корявой надписью: «Трактир „Адмирал Нельсон“» и припиской мелкими буквами: «Мак-Дональд».

Остановив отряд на краю площади, Бернхем отдал необходимые распоряжения и отправил людей на отдых в отель, а сам прошел в здание администрации.

К его неудовольствию, из двух офицеров гарнизона первый с небольшим отрядом ушел на патрулирование, второй спал после ночного дежурства, а местный градоправитель больше интересовался пополнением своего кошелька, чем благосостоянием вверенного ему поселения. В итоге получасовая беседа, кроме местных цен на припасы и жалоб на дороговизну привозных товаров, сколько-нибудь стоящей информации разведчику не принесла.

Выйдя из барака, Бернхем с чувством пнул валявшуюся под ногой консервную банку и, поминутно запинаясь о мусор, разбросанный на пыльной красной земле, направился к трактиру. К слову сказать, ржавые жестянки из-под солонины, перемешиваясь с осколками бутылок и кухонных помоев, валялись здесь повсюду. Цивилизованный человек потому и цивилизованный, что оставляет за собой особенно отвратительные отбросы.

Внутри трактир выглядел ничем не лучше, чем снаружи. Солнце, с трудом пробиваясь сквозь мутное стекло маленького окошка, еле-еле освещало пяток дощатых столов, липких от пролитого пива, земляной пол, вытоптанный до каменной твердости и стекольной гладкости, да покосившуюся стойку бара, на которой возвышался пивной бочонок объемом не менее трех имперских галлонов.

Бернхем с презрением покосился на компанию из трех забулдыг, один из которых преспокойно почивал в глиняной тарелке с остатками еды, и направился к стойке. Из темного провала, ведущего куда-то в глубину лачуги, поглаживая кучерявые бакенбарды, ему навстречу выполз массивный шотландец с лицом красным, как почва вельда. Завидев нового посетителя, он подслеповато прищурил глаза и, после секундного размышления, ринулся навстречу, сотрясая стены трактира радостным воплем:

— Бернхем, старый бродяга! Сто чертей тебе в печенку! Ты все кочуешь, стреляешь?

— Мак-Дональд, старый пьянчуга! — в тон ему рассмеялся скаут. — А ты все так же безбожно разбавляешь свою бурду ослиной мочой? Или чего похуже удумал?

— Тоже мне радость — думками голову ломать! — фыркнул Мак-Дональд. — Местным, чтоб им пусто было, и мочи хватает, ну уж ради тебя я расстараюсь… — трактирщик хитро прищурился и, выдерживая паузу, замолчал, — а стакан молока раздобуду! А сейчас дай-ка я тебя обниму, душегуб, чтоб ты со всей этой Африкой в преисподнюю провалился!

— Тебя каким проклятым ветром в эти проклятые Всевышним края занесло? — проворчал Мак-Дональд, расставляя тарелки с едой на наскоро протертом столе. — Сесил послал или по какой другой надобности?

— Поохотиться собрался, — выразительно покосившись на продолжающую пьянствовать компанию, буркнул в ответ Бернхем.

Трактирщик понимающе кивнул и направился к столику забулдыг, бася на ходу, что трактир закрывается и всем пора домой. Пропойцы, продолжая наливаться сивухой, на его увещевания ни словом, ни жестом не отреагировали. На что они рассчитывали, Бернхем так и не понял, но, опасаясь обидеть приятеля, вмешиваться в беседу хозяина и его гостей не стал. И правильно сделал. Через минуту, вышвырнув последнего из оборванцев за дверь лачуги, Мак-Дональд подошел к скауту и, вытерев руки клетчатым, цветов своего клана передником плюхнулся на скамью напротив.

— Так ты, прах тебя побери, скажешь мне или нет, чего в эту забытую людьми и Богом дыру притащился? — устало отдуваясь, выдохнул трактирщик. — Ни в жисть не поверю, что ты по моим прекрасным глазам соскучился.

Не дожидаясь ответа, он извлек из-под передника плоскую фляжку, сделал смачный глоток и вопросительно уставился на разведчика.

— Я уже сказал — на охоту приехал, — усмехнулся Бернхем. — На о-хо-ту.

— Ты эти сказки щелкоперам расскажи, — язвительно оскалился Мак-Дональд, — если, конечно, найдешь здесь хоть одного. Скажешь тоже — на охоту! Шестерых головорезов, по уши оружьем увешанных, с собой приволок, а все туда же — «на о-хо-ту»! Это что ж за зверь в наших краях завелся? Никак двуногий, с зубами тридцатого калибру?

— Именно, — кивнул Бернхем, соглашаясь с приятелем. — Матонга этого зверя зовут. Слыхал про такого?

— Тысяча чертей и три преисподних, — ошалело присвистнул Мак-Дональд. — Да ты, приятель, никак смерти ищешь? Готтентоты болтали, что за Матонгой воинов тьма несметная идет, и сам он колдун, и с нечистью знается…

— Да пусть он хоть трижды колдун, — зло оскалился скаут, — а от хорошей пули или от удара ножа по горлу никакое колдовство не спасает. Да, кроме того, у меня свое колдовство припасено, динамит называется. А колдовство белых — оно, знаешь, посильнее шаманских плясок будет. Людей со мной и вправду маловато. Затем к тебе и пришел, ты ж всех в округе знаешь.

— Эт точно, — самодовольно усмехнулся трактирщик, — я все про всех знаю, и все меня знают. Людишек, охочих за золотишко да камушки шкурой рискнуть, всегда полно, но тебе ведь всякая шваль вроде этих, — шотландец презрительно сплюнул в направлении дверей, — не нужна. Тебе всегда самых лучших подавай. Сейчас кто интересует?

— Для начала — Уилбур Этвуд. И стрелок хороший, и следопыт отменный. Он нынче в форте или гуляет где?

— В форте он, в форте, — усмехнулся Мак-Дональд, отпивая из фляжки. — Только хрена с два ты его с собой возьмешь. — Заметив недоуменный взгляд Бернхема, трактирщик, снизойдя до пояснений, еще раз усмехнулся: — Он уж полгода тому, как с Билом Брэдли — сумасшедшим проповедником разругался, да в ссоре пяток дюймов доброй английской стали и проглотил, а переварить не смог. Мы, конечно, Брэдли с конопляной тетушкой повенчали, но Уилбуру от этого легче не стало. Схоронили мы Этвуда…

— Чего не поделили-то? — удрученно буркнул Бернхем.