История одной деревни - Ольга Лапина

Выдержка из Постановления ГКО СССР № 1123 от 10 января 1942 года «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет»

«…За неявку на призывные или на сборные пункты для отправки, а также в отношении находящихся в рабочих колоннах мобилизованных немцев, за нарушение дисциплины и отказ от работы, за дезертирство из рабочих колонн привлекать к уголовной ответственности с рассмотрением дел на особом совещании, предупреждая, что к наиболее злостным будет применяться высшая мера наказания…»

Впрочем, то же Постановление оговаривает, что «имеющиеся дети старше трехлетнего возраста передаются на воспитание остальным членам данной семьи. При отсутствии других членов семьи, кроме мобилизуемых, дети передаются на воспитание ближайшим родственникам или немецким колхозам. Обязать местные Советы депутатов трудящихся принять меры к устройству остающихся без родителей детей мобилизуемых немцев».

Исключительно гуманное и существенное дополнение к общим условиям мобилизации. Но практически (то есть чаще всего) дети мобилизованных джигинских немцев были предоставлены себе, провидению и великодушию чужих людей.

Из воспоминаний Ванды Андреевны Фладунг

«…У сестры моей мамы было двое детей – двое близнецов трех лет от роду. Но ее все же забрали в трудармию, и близнецы остались на попечении родственников…»

Ванда Андреевна рассказала историю и другой джигинской семьи – семьи своей подруги Марии Беркман. У матери Марии Беркман было четыре дочери, когда ее забрали в трудармию. Мужа расстреляли еще в 1938 году. Ее дочери остались одни, среди чужих людей, в чужом селе. Старшей из дочерей в ту пору было всего 12 лет, и прокормить четверых она была, конечно, не в состоянии. И ей, этой 12-летней девчонке, пришлось принять трудное для себя решение – отдать двух сестер в детский дом, оставив при себе только самую младшую. Похоже, это решение и спасло им жизнь. Во всяком случае, все сестры выжили. И все четыре выросли удивительными красавицами, одна краше другой. И работящими.

Клара Пропенауэр в том году тоже попала в трудармию. И даже одну ночь ей пришлось ночевать в лагере, куда их привезли. Но на следующий же день Клара (отчаянная женщина!) сбежала из этого лагеря. Добралась до деревни, где жили ее родители. Здесь и осталась со своими детьми, в надежде пережить трудные времена. Ей, к счастью, удалось устроиться на работу. И не одна Клара Пропенауэр решалась на такой отчаянный шаг – побег.

Из воспоминаний Валентины Принц

«…Моя мама из поволжских немцев. В 1941 году ее выслали в Восточный Казахстан на поселение, а вскоре призвали в трудармию. Но она вместе со своей подругой сбежала по дороге в трудармию. Скрывались долго. Потом устроились на работу. А это было непросто, так как документов-то у них не было… И долгое время она еще жила без документов, в постоянном страхе…»

Но, разумеется, таких отчаянных женщин было немного. И не всем выпадало такое везение. Прямо скажем, такие случаи были исключением из правил. Женщинам, как правило, приходилось оставлять своих детей, престарелых родителей, немощных родственников, не зная, удастся ли увидеться с ними когда-нибудь вновь. Годы и годы спустя джигинские немки, собираясь по вечерам и вспоминая свою жизнь, не раз возвращались в своих воспоминаниях к этим военным и послевоенным годам. Истории сменяли одна другую. И чаще всего это были печальные, грустные истории.

Из воспоминаний Валентины Владимировны Деулиной

«…Мама вспоминала, что уже в ноябре 1942 года ее забрали в трудармию. В день отправления на перроне творилось столпотворение. Мама обратила внимание на женщину, которая пришла к месту отправления с двумя своими детьми. Одному ребенку было не более шести лет, другому – года четыре. Подали вагоны. Женщина хотела садиться с детьми в вагон, но конвоир запретил ей. Сказал, что все равно с детьми ее на месте нового поселения не примут, детей необходимо оставить или в детдоме, или кому-то отдать на воспитание. На что женщина ему отвечала, что обошла уже все детдома, но все они забиты до отказа, детей не принимают. И семей таких нет, что могли бы взять детей на воспитание. Так она помыкалась, пока наконец конвоир не сказал ей, что, мол, нечего делать, придется с детьми тебя везти. “Ты, – говорит он женщине, – поднимайся в вагон, а детей мы тебе подадим”. Та и послушалась. Но как только она оказалась в вагоне, конвоиры закрыли за ней тяжелые двери… Что тут началось! Дети в рев. Женщину ту сняли на следующей станции мертвую. Не пережила такого горя. А что стало с детьми – одному Богу известно…»

Из воспоминаний Лины Прицкау

«…Бабушка рассказывала, что, когда она получила повестку в трудармию, у нее на руках были маленькие дети – мал, мала, меньше. И ей пришлось их оставить на родственников. Не передать словами, как сердце ее разрывалось в то утро, когда пришлось прощаться. Но с собой на станцию она детей не взяла. И позже поняла, как правильно поступила. Потому что многие другие немки взяли с собой детей на станцию, чтобы побыть вместе и те недолгие минуты расставания. Но вот всех мобилизованных женщин рассадили по саням, и прозвучала команда трогаться в путь. И тут началось такое, что бабушка и годы спустя потом забыть не могла. Дети заплакали в голос, зарыдали. К матерям ручки тянут, кричат: “Мама, мама!” Хватают тех за рукава, за подолы платьев, чтобы удержать. Цепляются за поручни саней. Так конвоиры их по рукам плетками хлестали, чтобы пальчики-то расцепились от боли… И матери кричат. И вой стоит невообразимый. Смертный вой…»

Между прочим, мобилизованный не просто был обязан явиться на сборный пункт, но при нем должен был быть обязательный набор необходимых вещей. Перечень этих вещей указан в Постановлении ГКО СССР № 2383 от 7 октября 1942 года «О дополнительной мобилизации немцев для народного хозяйства СССР»:

«…Обязать всех мобилизованных немцев явиться на сборные пункты Наркомата обороны в исправной зимней одежде, с запасом белья, постельными принадлежностями, кружкой, ложкой и десятидневным запасом продовольствия…»

Из того, что мы знаем о жизни джигинских переселенцев в ссылке, понятно, что ничего удивительнее этого списка и быть не могло. В условиях, когда немцы едва концы с концами сводили, подобный список более относился к области фантастики. Реальная же жизнь была совсем иной.

Из воспоминаний Алиды Фогель

«…В маленьком селе Бородино нас приютила русская семья, дали маленькую комнатку, но ни денег, ни вещей не было – по дороге все ушло… Печку топить нечем было. Зима холодная выдалась… Питались чем придется, кто что подаст. Дети были холодные и голодные. От голода умер младшенький Володенька. Леночка, дочь, по вечерам спрашивала: “Мама, мы сегодня ничего кушать не будем?” – “Нет, доченька, нечего есть”. – “А завтра?..” Уложу спать, а сама ночью нанимаюсь на работу. За кусок хлеба. Чтобы дети не умерли с голоду…»

Откуда же, право, могла появиться, в частности у джигинских немцев, возможность «явиться на сборные пункты Наркомата обороны в исправной зимней одежде, с запасом белья, постельными принадлежностями, кружкой, ложкой и десятидневным запасом продовольствия…»? Где они могли все это взять? Вопрос.

– Но ведь на практике получалось, что социализм – это санкционированная государством полунищета для большинства населения.

– Но слушайте, а какая нам досталась страна?

– Страна вам досталась разная.

– Вы своего Бунина почитайте! Он писал, что кругом чернозема по локоть, а не бывает пяти лет, чтобы голода не было. Вот какая страна нам досталась в 1917-м. С чудовищно низким уровнем развития сельского хозяйства, с огромным, растущим населением, с высокой рождаемостью и детской смертностью. 50 % населения моложе 16 лет. Как в Кении. С практически полным отсутствием промышленности – не надо себя обманывать. С нижайшим уровнем жизни, как сейчас в Эфиопии. Голод, эпидемии, чудовищная детская смертность, неграмотность фантастическая, полное отсутствие здравоохранения, полное отсутствие системы образования! Полное отсутствие государства как такового! Развал полный! И вы говорите, что из этой страны мы слепили ту, которая народ держала в нищете…

Да как вам не стыдно! Вот сейчас вы живете – через что вы только не прошли! У вас тут и перестройка была, и Ельцин, и развал СССР – но вы ни разу не голодали! Вы хоть один завод построили после 1991 года? Вы живете на том, что я построил! Фактически я кормлю эту страну до сих пор! Так что не зря мои портреты тут опять появились!

– Я не спорю с тем, что ваша политика сделала деревенскую страну более цивилизованной…