История одной деревни - Ольга Лапина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из воспоминаний Иоганна Робертовича Игель
«…Дорога была длиной в месяц, и большие трудности были в дороге, особенно у многодетных семей. Вагоны большие были, в которых скот возили, ни туалета, ни света, ни воды. А ехали с 28.09 по 28.10… Состав был из 70 вагонов…»
Хотя в соответствии с нормативными документами перевозка немцев должна была осуществляться в несколько других условиях. Кроме вагонов для перевозки людей должны были быть вагоны для войскового резерва (сопровождения) и медицинского персонала, вагон – санитарный изолятор и вагон-карцер. Кроме того, в дороге переселенцам должны были выдавать по 500 грамм хлеба ежедневно (на человека) и два раза в сутки обеспечивать горячей пищей. Но в реальности все было по-другому.
Из воспоминаний Альмы Карловны Герман
«…Так как нашей семье повезло, то мы хорошо подготовились к дороге. А у других немцев такой возможности не было. Даже из того немногого, что они успели взять с собой из Джигинки, им не все разрешали брать собой в вагоны. Конвоиры очень строго проверяли вещи. Что ж, были люди, а были и звери… Такие семьи голодали во время дороги очень. Наш-то вагон благополучный был, а из других вагонов, рассказывали, многих умерших выносили по дороге…»
Кроме того, вагоны оказались переполненными. Ни о каких санитарных нормах и речи быть не могло.
Из воспоминаний Альмы Карловны Герман
«…Туалет был устроен прямо в вагоне. Ведро поставили – вот и туалет… При всех нужду справляли – женщины и мужчины. Стеснялись ли? А куда деваться?! Не до стеснений было…»
Между тем в вагонах было много детей – семьи немецкие, как правило, все были многодетными. Детей родители сразу же посадили наверх, на нары, и те принуждены были всю дорогу (больше месяца!) находиться в этом сверхзамкнутом пространстве, где и пошевелиться-то лишний раз возможности не было. Ида Готлибовна удивляется, как это не было пролежней на теле у детей от этой хронической неподвижности.
Из воспоминаний Иоганна Робертовича Игеля
«…Приезжаем на станцию, поезд еще не совсем остановился, а мужики уже выскакивают из вагонов и бегут, чтобы где-то захватить кипяток (такие краны тогда на станциях были с кипятком). А если не успеешь – тогда хоть холодной воды. Состав длинный, бежать далеко. А поезд дает гудок к отправке, и все опять бегут к своим вагонам…»
Из воспоминаний Иды Готлибовны Балько
«…Мы лежали как початки кукурузы на этих нарах. Все смотрели в окошечки, интересно же. Мы-то далеко из села никогда не выезжали, а тут другая местность, все другое, незнакомое… А окна с решетками были. Думали, наверное, что мы выпрыгнем. Да разве кому такое в голову могло прийти?..»
Но все-таки детям было легче оттого, что в силу своего возраста они воспринимали происходящее отчасти как приключение. Страшное, с неудобствами и постоянным чувством голода, но приключение. Нехитрые игры занимали их время, которого теперь было даже слишком много.
А внизу в это время шла своя жизнь. У взрослых-то, в отличие от детей, спасительного неведения и легкого восприятия происходящего не было. Что-то знали, о чем-то догадывались, что-то предчувствовали. Тяжкие размышления усугублялись еще и тяжелыми условиями существования в дороге. В вагонах, как уже говорилось, было много людей. Невыносимо много. И сидеть-то вольно было негде, не то чтобы лежать. Взрослые как-то приноравливались спать по очереди. Духота, отсутствие элементарных удобств, постоянное чувство голода и горечь предчувствий. Из еды только то, что удалось взять из дома. Еще изредка, на узловых станциях, взрослым выдавали сухой паек на всех членов семьи. Но паек этот был скудный и в условиях длительной дороги едва только позволял не умереть с голода. Семью Кроль в основном выручало то самое ведро тушенки, которое матери удалось отстоять при посадке в поезд. В течение дня несколько раз мать выдавала каждому ребенку столовую ложку жира с мясом. Вот и вся еда.
Полтора месяца дороги в таких условиях нельзя назвать обычным путешествием. Требовалось много характера, здоровья, выносливости, чтобы это пережить. Не приходится удивляться, что немногие немцы выдерживали такую дорогу. Зато многие заболевали. Больных забирали из вагонов на ближайших станциях и определяли в местные больницы. Как складывалась их судьба в дальнейшем, одному Богу известно.
Давайте разберемся
За период с сентября 1941 года по 1 января 1943 года в Сибирь и Казахстан было отправлено 344 эшелона с переселенцами. Было погружено и отправлено 856 168 человек. Единовременно приходилось переселять такую уйму народа, что часто даже вагонов не хватало. В справке отдела спецпереселений НКВД СССР от 25 декабря 1941 года «О переселении немцев из ряда областей, краев и республик Союза ССР» сказано, что «из Краснодарского края, по сведениям УНКВД, было учтено немцев 40 636 человек. Согласно докладной записке № 2127 УНКВД по Краснодарскому краю тов. Тимошенкова, из края было отправлено 34 706 человек и подготовлены к отправке 2594 человека, которые не были отправлены эшелоном № 453 из-за отсутствия вагонов».
Почему же немцев с такой поспешностью выселяли с территорий их проживания? В чем была основная причина?
Вероятно, отвечая на этот вопрос, нельзя не учитывать тот факт, что с началом гитлеровской агрессии в Европе страх перед немецкой «пятой колонной», имевший определенные основания, принял международный характер.
Из книги «История немцев России»
«…Прогерманский фашистский путч в Австрии, возникновение немецких объединений под знаком свастики практически во всех странах Европы и даже за океаном (особенно в Бразилии), очевидные связи национал-социалистических ассоциаций этнических немцев с Берлином, их агрессивные выступления в Саарской области, Судетах, Мемеле (Клайпеде) – все это уже задолго до войны формировало атмосферу недоверия и настороженности в отношении к местным немцам, которых берлинские власти именовали “фольксдойче”… Практика депортации и интернирования применялась в отношении немцев почти всех стран, подвергшихся агрессии Германии. Подобная же практика имела место и в Российской империи в годы Первой мировой войны… Что касается СССР, то фактов сотрудничества советских немцев с фашистской Германией накануне войны обнаружить так и не удалось.
В том, что такое сотрудничество не состоялось, определенную положительную роль сыграли факторы большевистской диктатуры: сильная идеологизированность советского общества, интернационализм как элемент официальной советской политики тотальный контроль “пролетарского” государства за всеми сторонами жизни каждого отдельного человека… Тем не менее неудачное начало войны, большие потери и быстрое продвижение войск Германии и ее союзников вглубь советской территории в совокупности хотя и с отдельными, но сильно раздражавшими советское руководство фактами пораженческих настроений среди советских немцев в тылу и сотрудничества с врагом на оккупированных территориях (эти факты постоянно докладывались в Москву), привели И. Сталина, руководство СССР к решению о выселении немцев сначала с территорий, над которыми нависла угроза захвата их противником, а чуть позднее и вообще со всей территории европейской части СССР…»
Так была решена и участь джигинских немцев. Могли ли они тогда понимать, что попали в сложный клубок причин и следствий, от них не зависящих? Вряд ли. Но как бы то ни было, они были немцами, а в условиях войны с Германией это звучало как приговор. И какое кому было дело до того, что об этой далекой Германии джигинские немцы имели довольно смутное представление? Подобное тому, какое представление имеет ребенок о матери, его родившей, но живущей где-то очень далеко. Может, образ ее складывается и вполне прекрасный, но холодный и почти неодушевленный. Нет, родиной своей они считали Джигинку. Ту землю, которую они теперь оставляли против своей воли, которую отрывали от своего сердца, от своей души. Где остались их дома, могилы их предков, остались надежды на счастливую жизнь. Все, все для них осталось на этой земле. И потому так упорно и неукротимо впоследствии, вынеся все тяготы жизни на чужбине, джигинские немцы будут стремиться вернуться на свое родное пепелище. Они готовы будут для этого сорваться с любого обжитого ими теплого места, преодолеть любые расстояния, трудности, препятствия, чтобы только вновь оказаться здесь, в своей Джигинке. Удивительно, но эту любовь в них ничто не смогло вытравить. Но к этой теме мы еще вернемся.
Наконец переселенцы прибыли на место. Железные засовы открылись, и двери вагонов распахнулись настежь. Можно было выходить. Свобода. Вернее, возможность наконец-то вдохнуть полной грудью свежий, морозный воздух, размять скованные неподвижностью тела. Но на этом ощущение свободы и заканчивались. Немцев по-прежнему окружали солдаты с автоматами, и они по-прежнему не имели права свободного передвижения.
