История одной деревни - Ольга Лапина

Из воспоминаний Людмилы Биркле

«…Моя мама рассказывала мне, что дед Михаил Биркле попал в дальнейшем в тюрьму города Краснодара. Там ему было предложено подписать бумаги, что он согласен с предъявленными обвинениями. Обвинение же было связано с политическими вопросами. Деда обвиняли в том, что он является участником контрреволюционной организации. Дед наотрез отказался подписывать, говоря, что никакого отношения он, простой кузнец, к политике не имеет. И его расстреляли. Хотя когда в 1960-е годы мы получили первую справку о реабилитации, то в ней было сказано, что Биркле Михаил Александрович погиб спустя 10 лет после ареста, в трудовом лагере. И только из справки о реабилитации, которая пришла уже в 1993 году, мы узнали, что деда расстреляли в Краснодаре 15 октября 1938 года. То есть через пять месяцев после ареста…»

Предъявленные обвинения, похоже, казались Михаилу Биркле настолько абсурдными, что он надеялся своим отказом убедить и своих обвинителей в этой абсурдности. Вместе с тем, отказываясь подписывать бумаги с предъявленным ему обвинением, он уже одним этим ставил под сомнение то, что обвинители его правы. А это уже проблема. И в таких случаях, похоже, у обвинителей находился более действенный способ убеждения. Расстрел. «Нет человека – нет проблемы».

Жизнь в Джигинке замерла. В прямом смысле. То есть она, эта жизнь, вроде бы и была. Но затаилась. Чтобы ее не вычислили, не определили, не опознали, не уничтожили. Отныне отношения людей определял страх. Стало больше недоверия, беспокойства, горя. И забот стало несравненно больше.

Из воспоминаний Андрея Пропенауэра

«…Были арестованы самые крепкие и работящие люди. И это сильно отразилось на работе колхоза. До этого была возможность по воскресеньям давать колхозникам выходные. Но теперь, когда было уничтожено столько рабочих, и речи быть не могло, чтобы иметь время на отдых. Народ работал с раннего утра до поздней ночи, все планы и обязательства выполнялись. Первенство по району держалось у нас, и Красное знамя переходящее оставалось у нас…»

Если бы только оно, это знамя, было защитой, иммунитетом, охранной грамотой против арестов. Но нет же. Вот список только некоторых арестованных в 1937–1938 годах: Янцен – учитель физики; Пейльман – учитель; Каспрехт – учитель; Кнауэр – директор школы; Бартэл – учитель; Веймер Отто Готлибович – учитель; Качкевич, еврей-аптекарь; Кенерт Иван Христианович – горный инженер; Фельхле Гильда Ивановна – учительница; Уиклокиди Иван Христофорович; Кох Альфред Давыдович – учитель и т. д.

Нередко арестовывали целыми семьями. Так, была арестована почти вся семья Шельске: Шельске Вольдемар (Владимир) Христианович, Шельске Александр Христианович, Шельске Теодор Христианович и сам Шельске Христиан, их отец. Имена для Джигинки знаменитые. Иоганну Шельске, который когда-то привел в эти места первых переселенцев из Бессарабии, и в страшном сне, вероятно, не могло присниться, что эта земля, с которой он связывал надежды на будущее счастье, станет однажды Голгофой для его потомков. Статистика семьи Шельске такова: из четверых арестованных только Александру Шельске удалось выжить. Только Александру выпал жребий избежать расстрела и не погибнуть в трудовой армии.

В целом же по Джигинке из 135 арестованных в 1937–1938 годах в живых осталось не более 10 человек. В некоторых источниках звучит цифра и того меньше – 5–6 человек. Кого-то расстреляли почти сразу, кого-то осудили и препроводили в трудовые лагеря… Лагеря – это была та же казнь, но в режиме замедленного времени. Немногие выживали. Направляли осужденных в Кировскую область на лесоповалы, на Урал, в Казахстан, в Магаданскую область.

Из воспоминаний Андрея Пропенауэра

«…В конце 1938-го было затишье. Людей теперь не брали, не арестовывали, и люди стали немного веселее…»

Затишье

Люди потихоньку возвращались к привычной жизни. Работали, рожали детей, строили планы на будущее. Колхоз по-прежнему был в передовиках. Миллионер. Благополучный. Удачливый. И районное переходящее Красное знамя по-прежнему было в Джигинке. Вроде и праздники опять появились. Снова можно было слышать на улицах приглушенный смех парней и девчат, собирающихся на посиделки после длинного рабочего дня.

Вроде все было как всегда. И все-таки уже никогда не могло быть «как всегда». Тени ушедших, пропавших без вести, загубленных, безвинно замученных исключали саму возможность жить «как всегда». Нет, «как всегда» уже быть не могло. Должны были пройти годы и годы, прежде чем те, кого арестовывали в 1937-1938-м, но чаще их родственники, стали получать справки о реабилитации. Справки эти были подобны друг другу. Бесстрастный текст сообщал о том, что справедливость восстановлена и ваш муж (отец, сын, брат, любимый) ни в чем не виноват. Ошибка.

Из справки о реабилитации Ивана Готфридовича Штумма, жителя села Джигинка

«Штумм Иван Готфридович, 1888 года рождения, уроженец села Джигинка, Анапского района, Краснодарского края.

21 января 1938 года арестован и по политическим мотивам по Постановлению тройки УНКВД по Краснодарскому краю от 4 февраля 1938 года в связи с обвинением в контрреволюционной деятельности (без ссылки на закон), подвергнут высшей мере наказания – расстрелу.

Расстрелян 3 марта 1938 года.

19 июня 1989 года уголовное дело в отношении Штумма Ивана Готфридовича пересмотрено Прокуратурой Краснодарского края, и на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года “О дополнительных мерах по восстановлению справедливости жертв репрессий, имевших место в 1930–1940 годах и начала 1950-х годов” он полностью реабилитирован».

Напомню, что из 135 человек, арестованных в Джигинке в 1937–1938 годах, в живых осталось не более 10 человек. Остальные погибли, умерли, пропали без вести, были расстреляны по дороге, в ссылке, в тюрьмах, в трудовых армиях. Другими словами, в живых осталось всего 7 % от общего количества арестованных.

– Итак, Гитлер не напал на Англию, потому что знал, что Сталин хочет ударить ему в тыл?

– А в этом его убедили англичане. Через своих агентов в окружении Гитлера. Англичане – серьезные люди. Я их, правда, после войны переиграл, у меня были там ребятки, кембриджская пятерочка… Но в начале войны они меня объегорили, конечно… И с Польшей потом мне долго голову морочили. Одно варшавское восстание сколько нам вреда принесло!

– Поляки вас считали своим врагом?

– Поляки всех русских считают врагами. Всегда. Я думаю, что и сейчас поляки русских все равно считают врагами. Это не вопрос дискуссии, это вопрос национальной ментальности. И это длится уже 500 лет. Это как Пушкин писал: «Старый спор славян между собою».

Поляки, конечно, сильно верили своим союзникам – Англии и Франции. А те их фактически предали… Нет, ну каковы союзнички, а? Герои, правда? Выдающиеся люди! Если они даже собственный Париж защищать не стали, неужели бы они за Варшаву легли? Откуда у поляков эта наивность? Так не любить русских, чтобы из-за этого так полюбить французов! Это же просто потеря национального благоразумия!

– Все-таки никто не был готов к такой войне.

– А у Гитлера не могло быть другой войны, потому что у него не было ресурсов. Он мог только чудовищной жестокостью и молниеносностью, огромным напором уничтожить врага. Конечно, к такой войне никто не был готов. И мы не были готовы, поэтому мы до Москвы и отступали. Мы не могли представить себе, что это будет такое остервенение. Теперь-то я понимаю, что у него просто не было другого варианта.

Даже если брать только военную сторону дела и не рассматривать гитлеровские зверства на оккупированных территориях. Такой мощной концентрации танков на узких участках фронта, такими массированными артиллерийскими подготовками задавить противника… Мы к этому были не готовы. Мы не ожидали.

А его солдаты? Какая мотивация! Как он накачал эту пионерию свою за 1930-е годы! Конечно, мы потом тоже развернули наш пропагандистский аппарат: «братья и сестры», русский народ, церкви… Это мы тоже сделали. Я, кстати говоря, очень много у Гитлера понял и перенял. Потому что все-таки классовое на тот момент было слабее, чем национальное. Мы тогда развернулись от интернационализма к национализму, если вы помните. Погоны дали армии…

– Сейчас про вас распускают даже такие слухи: перед Сталинградской битвой Сталин стоял перед иконой на коленях, молился.

– Чушь какая! Слушайте, я учился в духовной семинарии. И я был абсолютно сознательный атеист! Это чушь собачья. Я действительно верил, что Его нет.

– Почему?

– Потому что я был материалист. Я был марксист, я в это искренне верил. Вам это не понять. Вы все такие толерантные! Может, есть Бог, может, нет…