О сколько счастья, сколько муки… (Погадай на дальнюю дорогу, Сердце дикарки) - Анастасия Туманова

– Может, и так. – Митро посмотрел на пустую улицу. – А она правда его вспоминала?

Илья не ответил. Митро тоже промолчал. А небо все больше светлело, и над розовеющими куполами церкви поднималось солнце.

ГЛАВА 16

В середине августа резко похолодало. Над Москвой зависло свинцовое небо, в переулках свистел ветер, то и дело начинал накрапывать мелкий колючий дождик. Купеческие сады в Замоскворечье загорелись шиповником и гроздьями поспевшей калины, клены и липы на Тверской пестрели желтыми листьями, но птицы в густых кронах деревьев уже начинали смолкать. На прохожих появились осенние пальто и теплые салопы. Солнце, холодное и неприветливое, словно нехотя проглядывало временами в разрывах туч, роняло на мокрые мостовые несколько лучей и пряталось вновь.

В день Кирилла и Улиты большой ювелирный магазин на Кузнецком мосту, несмотря на ветреную погоду, был полон. Свет ламп отражался в паркете пола, на котором топтались десятки ног в лаковых ботинках, штиблетах, шевровых сапожках и изящных замшевых туфлях. Бесшумно, как призраки, носились приказчики. Стеклянные витрины, крытые изнутри черным бархатом, являли взглядам покупателей бриллиантовые кольца и колье, запонки на любой вкус, от дешевых сердоликовых и яшмовых до изысканных сапфировых, браслеты и серьги с изумрудами, гранатовые кулоны, малахитовые кубки и прочую роскошь. Пахло паркетной мастикой, тонкими духами. По блестящему полу, путаясь под ногами посетителей, важно расхаживала дымчатая кошка хозяина.

– Пшла вон, нечисть! – шикнул на нее Яшка. Кошка, оскорбленно задрав хвост трубой, не спеша отошла. – Развели зверинец, Порфирий, ей-богу, – сурово сказал Яшка сыну хозяина, стоявшему за прилавком. – Ну, Даша, что выбираешь?

Дашка неуверенно пожала плечами. Пальцы ее теребили изящную золотую цепочку с рубиновым сердечком. Рядом, в открытой витрине, лежали длинные серьги с изумрудными подвесками, кольцо с большим бриллиантом.

Ближе к дверям магазина стояли Гришка и Маргитка. Последняя завистливо поглядывала на цепочку в Дашкиных пальцах.

– Хочешь, я ее тебе куплю? – наклонившись, тихо спросил Гришка.

– Да пошел ты... – отмахнулась она. – Яшка ей жених, а ты мне кто?

Официальное сватовство Яшки состоялось в минувшее воскресенье. Сему событию предшествовали долгие и упорные бои в семье Дмитриевых. Уверенность Яшки в том, что отец с радостью согласится засватать за него дочь Ильи Смолякова, разбилась при первом же разговоре с родителем. Митро и слышать не хотел о слепой невестке. Яшка огорчился, но не сдался и в течение двух недель методично жужжал в уши отцу о том, что он всем сердцем желает жениться на дочери Смоляко. Митро сначала отмахивался, потом сердился, а однажды, не выдержав, заорал:

– Ну что ты с ней делать будешь, дурак? Да, Илья нам родня! Да, семья известная! Девка хороша, согласен, ну и что? Как же ты с ней жить-то будешь, со слепой? Цыган смешить? Сговорились вы все, что ли, с ума меня свести?! Не дури, чяворо! Приспичило жениться – я тебе из Марьиной Рощи любую сосватаю, хоть завтра в церковь потащишь. А про эту и думать забудь!

– Не забуду. – Яшка, впервые в жизни осмелившийся возразить отцу, стоял с побелевшими скулами, но взгляда не отводил. – Я ей слово дал. Не сосватаете мне ее – убежим.

– Что?! – задохнулся Митро, хватаясь за ремень.

– Больше ничего, – заявил Яшка, резво прыгая на подоконник. – А эти, из Марьиной, дуры все до одной.

Митро замахнулся, но Яшка уже выскочил в палисадник. В тот же день он отыскал Маргитку, рассказал ей о случившемся и попросил совета: «Ты же меня в сто раз хитрее, придумай что-нибудь, я ведь Дашке слово дал!» Маргитка, польщенная тем, что брат, с которым они всю жизнь были на ножах, обратился к ней за помощью, пообещала «раскинуть мозгами». Выслушав ее рекомендации, Яшка круто изменил тактику и вечером повалился в ноги матери. Маргитка советовала брату еще и пустить слезу, но этого Яшка, хоть и старался изо всех сил, сделать так и не смог. Отчаянно жалея в душе, что не догадался натереть глаза луковицей, он, однако, сумел взвыть замогильным голосом:

– Ж-ж-жизни себя лишу, ей-богу! Я без Дашки не могу! Не согласится отец – в колодце утоплюсь!

Илона, не слыхавшая ничего подобного от сына за все его неполные шестнадцать лет, перепугалась страшно, кинулась отговаривать Яшку от смертного греха, заверила, что ей самой Дашка очень даже нравится, и пообещала поговорить с отцом.

– Господи, ну и позорище! – часом позже жаловался Яшка сестре. – Думал – со стыда сгорю, когда матери все это говорил. Она чуть не заплакала, бедная!

– Ничего, дорогой мой, теперь все получится! – ликовала Маргитка. – Вот душой своей клянусь, через неделю на вашей свадьбе гулять будем! Хоть Дашка и дура, что за тебя соглашается. Я бы под топором не вышла!

– Раз так, чего же помогать взялась? – обозлился Яшка.

– Да я не для тебя стараюсь, – съязвила сестра. – Для нее, для Дашки. Ей хоть какой-то муж нужен, пусть и дурак распоследний безголо...

Но тут Яшка схватил со стола мухобойку, и Маргитке пришлось спасаться бегством.

Илона взялась за дело основательно и шесть дней без устали проедала супругу мозги, упрекая его в бесчувственности, в нелюбви к единственному сыну, в неумении понять всей выгоды такой женитьбы и, наконец, в черной неблагодарности:

– Между прочим, это его, Смоляко, сестра меня уговорила с тобой из табора сбежать! Так-то ты добро помнишь! Да ты до конца дней должен за Ильи и Варьки здоровье свечи ставить!

– Это в честь чего?! Из-за тебя, что ли, курицы?! – бушевал Митро. – Да пропадите вы все пропадом, делайте, что хотите! Бери за своего сына хоть девку уличную – ему с ней жить, а не мне. Все!

Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Когда спустя полчаса обеспокоенная Илона пошла за мужем, она увидела на кухне замечательную картину: Митро сидел за столом, наливал себе водки из графина, откусывал пупырчатый соленый огурец и глубокомысленно бормотал:

– Да и леший с ними совсем, пусть женятся... Девка – красавица, певица хорошая... Рожать-то может, чего еще надо?

Так и вышло, что через три дня после этого разговора гордый, как петух, Яшка повел Дашку на Кузнецкий мост, чтобы с полным правом выбрать ей подарок. Для приличия позвали с собой Маргитку, а вслед за ней напросился и Гришка.

– Ну, так как же, Даша? – в который раз спрашивал Яшка. – Серьги хочешь или кулон? Или и то и другое возьму. Деньги есть, не бойся!

Маргитка молча схватилась за голову, постучала пальцем по лбу. Яшка, так же не говоря ни слова, показал ей кулак. Дашка беспомощно пожала плечами:

– Право, не знаю... Пхэнори, ну, расскажи мне еще раз, какие это серьги?

– Ух, красивые, сил нет! – В голосе Маргитки звучала мировая скорбь. – Я бы такие и на ночь не снимала! Длинные, капельками, блестят так, что глазам больно! Оправа колечками, тоненькая-тоненькая... Стоят ужас сколько!

– Нет, мне не нравится, – решила Дашка. – Хочу вон те сережки.

– С малахитом? – разочарованно спросил Яшка. – Да они же дешевые совсем... Надо мной цыгане смеяться будут!

– Зато мне идет, – уверенно сказала Дашка, на ощупь находя на витрине малахитовые серьги и поднося их к лицу. Зеленый матовый блеск камней в самом деле выгодно оттенял ее смуглую кожу и каштановые волосы. Яшка мучительно наморщил лоб, разрываясь между желанием угодить невесте и страхом осрамиться перед людьми.

– Ну, ладно, как хочешь, – наконец согласился он. – Но вон то кольцо с бриллиантами я тоже для тебя возьму. Не хочешь – не носи, пусть валяется.

– Яшенька, купи мне, – умильно попросила Маргитка. – У меня валяться не будет.

– Иди к лешему! Пусть тебе твой каторжник покупает.

– О, легок на помине... – вдруг тихо проговорил Гришка, глядя сквозь стекло витрины на улицу.

Яшка обернулся и увидел подъезжающую к магазину пролетку. Из экипажа выпрыгнул Сенька Паровоз, за ним – еще трое.

– Мать честная... – пробормотал сквозь зубы Яшка, бросая на прилавок бриллиантовое кольцо. – А ну-ка, девки, живо уходим отсюда! Сейчас такое начнется! Сенька работать, кажись, приехал.

Уйти они не успели: стеклянная дверь магазина уже тяжело захлопнулась за спинами спутников Паровоза. Сам Сенька уверенно прошел к кассе, вытащил из саквояжа свой знаменитый «смит-и-вессон» и положил его на витрину с бриллиантами прямо перед замершим хозяином.

– Так что, господа хорошие, начинаем грабеж, – объявил он изумленным покупателям. – Нервных просим к дверям удалиться, понапрасну не дергаться, в обмороченье не падать. Долго никого не задержим, сами торопимся. Пров Макарыч, открывай с божьей помощью.

Толстый хозяин, разом утративший всю свою важность, трясущимися руками снял с пояса связку ключей.