Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу - Виктор Сонькин

В XVIII–XIX веках в европейской жизни впервые появилось такое явление, как массовый туризм. Конечно, он не был массовым по современным меркам, но паломничество состоятельных людей, особенно с севера Европы и из Великобритании, по местам классической древности перестало быть уделом чудаков-одиночек. Рим был, как правило, кульминацией «Большого тура», а Колизей оставался главной достопримечательностью Рима. Неудивительно, что все знаменитые туристы того времени, от Гете до Байрона, посвятили Колизею проникновенные строки, чем немало способствовали росту его популярности.

Римские каникулы

Байрон, один из великих английских поэтов-романтиков, бывал в Риме лишь проездом, но успел оставить описание Колизея в драматической поэме «Манфред» и перевести с латыни запоминающимися стихами пророчество англосаксонских пилигримов про то, что пока стоит Колизей, будет стоять Рим, и так далее.

У одной строчки из четвертой песни «Паломничества Чайльд-Гарольда» оказалась необычная судьба.

Помните фильм «Римские каникулы», где Одри Хепберн играет молодую принцессу, у которой случился короткий и обреченный роман с американским журналистом? По-английски фильм называется Roman Holiday. Это цитата из Байрона, из той части «Паломничества», где поэт говорит о Колизее и об умирающем гладиаторе:

И кровь его течет — последние мгновеньяМелькают, — близок час… вот лучвоображеньяСверкнул в его душе… пред ним шумит Дунай…И родина цветет… свободный жизни край;Он видит круг семьи, оставленный для брани,Отца, простершего немеющие длани,Зовущего к себе опору дряхлых дней…Детей играющих — возлюбленных детей.Все ждут его назад с добычею и славой,Напрасно — жалкий раб, — он пал, как зверьлесной,Бесчувственной толпы минутною забавой…Прости, развратный Рим, — прости, о крайродной…

К сожалению, в приведенном переводе — а это перевод Лермонтова — нужная нам строчка просто выпущена. Нет ее и в более строгом переводе В. В. Левика. Вот она по-английски: Butcher’d to make a Roman holiday, то есть примерно «Зарезан на потеху римской черни».

Думаете, совпадение? Но вот что пишет Марк Твен в книге 1869 года «Простаки за границей», которая принесла ему славу: «Пока все идет прекрасно. Если у кого-нибудь есть право гордиться собой и быть довольным, так это у меня. Ибо я описал Колизей и гладиаторов, мучеников и львов — и ни разу не процитировал: „Зарезан на потеху римской черни“. Я единственный свободный белый, достигший совершеннолетия, которому это удалось с тех пор, как Байрон создал эту строку. „Зарезан на потеху римской черни“ — звучит хорошо, когда встречаешь эти слова в печати первые семнадцать — восемнадцать тысяч раз, но потом они начинают приедаться».[38] Не правда ли, вы теперь будете смотреть фильм другими глазами?

Колизей изнутри. Гравюра А. Спекки, XVIII век.

В романах викторианского времени авторы по обе стороны Атлантики изображали Колизей романтическим, но от этого опасным местом любовных свиданий и тайных прогулок при луне. В Колизее люди теряют рассудок, подхватывают «римскую лихорадку» (малярию) или насмерть простужаются, посидев на глыбе мрамора.

Одновременно с этим Колизей все внимательнее изучали ученые. Несколько томов было посвящено такой неожиданной теме, как растения Колизея. Внутри амфитеатра возник особый микроклимат, который способствовал бурному росту растений, не встречавшихся больше нигде в окрестностях. Англичанин Ричард Дикин, автор монументального труда «Флора Колизея» (1855), считал, что причиной тому могут быть семена, которые привезли с собой из экзотических стран — на шерсти и в кишечнике — дикие звери, выступавшие на арене.

К концу XIX века, несмотря на шумные протесты любителей романтики, археологи настояли на том, чтобы очистить амфитеатр от растений: слишком велика была угроза для старинных камней.

Сегодня, в окружении ленивых уличных актеров в псевдогладиаторских костюмах, с очередями у входа, нередко в лесах, Колизей утратил часть романтического обаяния, но как символу ему по-прежнему нет равных. То по нему прыгают герои глупого фильма «Телепорт», то сэр Пол Маккартни устраивает там благотворительный концерт, билеты на который стоят 2000 долларов… А когда где-либо в мире приводится в исполнение смертный приговор, Колизей — арену смерти — с итальянской парадоксальностью подсвечивают в знак протеста.

Глава седьмая

В излучине Тибра, или Колыбель Рима

«Я пил из этого корыта в ущелье Рима». — Был ли цирком Фламиниев цирк? — «Ты будешь Марцеллом!» — Как цареборец Брут правильно понял оракул Аполлона. — Тактическая хитрость: как римляне объявляли войну далеким врагам, не нарушая древнего обычая. — Католическая церковь с колоннами двух языческих храмов. — «Отцелюбие римлянки». — Сант-Омобоно и находки времен царя Сервия Туллия. — Еще раз об основании Рима. — Велабр: квадратная арка, Арка менял и церковь Святого Георгия. — Два храма у берега Тибра: прямоугольный и круглый. — Чего испугалась Одри Хепберн. — Алтарь Геркулеса и греческие обряды. — Безымянный остров и богврачеватель. — Гораций Коклес защищает Рим от коварных этрусков. — Славная история Большого цирка. — Распорядок скачек. — Спортивные звезды Древнего Рима. — Четыре белых коня Бен-Гура.

В любом районе Рима трудно выделить какую-то одну главную тему — настолько переполнен этот город разнообразными историями людей и богов. Но если попытаться найти что-то общее у руин и памятников, которые густо покрывают левый берег Тибра там, где посередине реки, на крутом ее изгибе, лежит крошечный остров, — то общие темы будут такие: коммерция, плебеи, медицина.

Чем был бы Рим иначе? гидом, толпой музея, автобусом, отелем, видом Терм, Колизея.

А так он — место грусти, выи, склоненной в баре, и двери, запертой на виа дельи Фунари.

Пьяцца Маттеи. Рисунок XIX века.

Гетто

Мы отправляемся в путь от Пьяцца Маттеи — не потому, что она как-то сильно связана с античностью, а потому, что это обаятельное и необычное место: тихий двор-колодец посреди шумного Рима. Русскому читателю она особенно дорога тем, что про нее писал Бродский.

Фонтан посреди площади зовется «Фонтаном черепах» (Fontana delle Tartarughe), но черепахи там появились не сразу — сначала на их месте были дельфины. Из пастей дельфинов лилась вода, но лилась, увы, очень вяло, поэтому их и убрали. Чтобы жесты юношей, которые руками поддерживали животных, сохранили осмысленность, на место дельфинов поставили черепах — вероятно, работы Бернини. Когда в 1979 году одну из рептилий украли (интересно, у какого безумного коллекционера она нашла приют?), всех черепах заменили копиями.

Легенда рассказывает, что герцог Маттеи, мот и игрок, сватался к богатой невесте, но натыкался на ледяное неодобрение ее отца. Тогда, чтобы доказать свою финансовую и прочую состоятельность, он за одну ночь воздвиг под окнами тестя этот фонтан, и дело окончилось свадьбой. В память о победе герцог почему-то велел замуровать окно дворца, выходящее на фонтан. Замурованное окно можно наблюдать и сейчас, а мыслимо ли за ночь соорудить немаленькое бронзовое сооружение с подведенным к нему сложным водопроводом — решайте сами.

Маттеи были католиками, но их палаццо стояли посреди еврейского гетто. Когда в середине XVI века папа Павел IV решил переселить всех евреев в этот квартал — небезопасный из-за близости к реке и частых наводнений, — семейство Маттеи получило ключи от ворот.

Сегрегация римских евреев, конец которой был положен позже чем где бы то ни было в Западной Европе, закончилась только с падением папской власти над городом, к концу XIX века. Хотя евреи жили в Риме дольше, чем в любом другом крупном европейском городе — как минимум с I века до н. э., — в античные времена этот район, носивший название «Фламиниев цирк», не был сильнее прочих связан с иудейским землячеством.

Фламиниев цирк

Римский цирк, как мы привыкли считать, — это место для развлечений, главным образом для скачек. В современном русском языке латинское слово «цирк» означает другой вид представления, а то, что римляне считали цирком, мы называем греческим словом «ипподром». Но есть большая вероятность, что Фламиниев цирк не был настоящим цирком ни в русском, ни в римском смысле слова.