o f2ea2a4db566d77d - Дима
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
с ней потом сделал. Как вот это?.. А если девочку заберут, то куда? В каких условиях её
будут содержать, все мы знаем. А лечение обеспечат? А почему эти люди пьют? А почему
милиционер – злодей? Этих «почему» сотни… Не раз в Москве слышала: «Надо таких
расстреливать», и когда сюда ехала в поезде слышала по другому поводу – «расстрелять на
месте». Что-то у нас всё расстреливают, расстреливают. Без этого никак? Ненависть и
агрессия никогда не будут выходом из проблемы, они только закольцовывают, приводят в
тупик. Вся проблема в том, что преступник, как человек, не возникает из ниоткуда – он
продукт, следствие несовершенства всего общества. Например, выходцы из
неблагополучных семей. А откуда вообще берутся неблагополучные семьи? Не сами же по
себе. А раз так, любое преступление – это и наша ответственность тоже. Ведь на самом деле
это не частная история – множество факторов создало для этого почву, то есть это не только
ответственность той жестокой матери, но и общества в целом, здесь всё взаимосвязано. Вы и
я виноваты, любой член нашего общества виноват в истории девочки не меньше. В то же
время современная система наказаний в России глубоко несовершенна и лишь способствует
поддержанию и размножению зла. В этой системе преступник как бы отстоит от всего
общества в целом, общество накладывает вину на определённых лиц, мол, это их, личная,
122
ответственность, хотя на самом деле это и ответственность, и преступление всего общества.
Преступника надо не наказывать, потому что так мы только снимаем ответственность с себя,
его надо лечить. Он, каждый конкретный преступник – болезнь всего общества. Судьба
страны – это сумма слагаемых действий всех её граждан. Так же, как родившийся ребёнок –
это не только плод взаимодействия двух людей, но и воплощённое следствие той ситуации, в
которой он был зачат и появился на свет. Это также плод множества факторов, ребёнок
других людей, случайно или не очень оказавшихся втянутыми в эту воронку. Это ребёнок
всего общества, целой страны – такой, какой она была на тот момент. Есть только общая
ответственность за ребёнка – за человека. Конечно, это не исключает его личной
ответственности за свои действия, но тут уже другая история. Странно, дико это слышать и
понимать, но в ситуации, когда совершился садизм над девочкой, не только она является
ребёнком, трагедий всего общества, но и преступники тоже: то, кем они стали, и их действия
– это общая ответственность, они тоже наши дети, всего народа и его истории… Но у нас
отмахиваются. Они сами пошли по кривой дорожке, они порождение какого-то мифического
абстрактного зла и порока – изолируйте их. От кого? От родителей? И измывайтесь над ними
в застенках, насилием, унижением, грязью, голодом искорените из них это зло. Пусть в
следующий раз будут знать. Хотя кто исправляется, кто выходит из тюрьмы не больным ещё
больше? Но нам всего этого не показывайте. Зачем мы должны видеть, в каких дичайших
условиях живут заключённые? Они сами виноваты. Есть ещё трагическая, умалчиваемая
статистика, на какое количество преступлений в России приходится закрывать глаза органам.
Потому что преступлений слишком много, чтобы они могли справиться. В обществе всё и
все взаимосвязаны. А когда все втянуты в преступление – все! – перекладывать вину на
определённые силы уже не имеет смысла. Излечиться общество, страна может только в том
случае, если каждый гражданин будет спрашивать с самого себя.
- Сколько лет было той девочке? – спросил Борис.
- Да какая разница? Борь, вы мне объясните, как можно любить страну, в которой
происходит что-то подобное? А ведь мы любим… Вопреки. Это инвалидная любовь?
Пустая? Или исцеляющая? Никак не пойму…
-
Габи, успокойтесь.
Она плакала. Отвернулась, кое-как вытерла слёзы, размазав по щеке тушь для ресниц.
- Давайте пройдёмся, - сказала девушка. – У меня ноги затекли.
Вику пытались выставить из дома, но она сбила с ног одного мужчину и, подойдя
вплотную к продавщице из магазина, которую приняла здесь за главную, тихо, но с легко
различимой угрозой сообщила:
- Я не уйду, пока не узнаю, что за чертовщина тут у вас в лесу твориться. Где зомби?
Почему я ничего не помню?
-
Зачем вы нашего учителя литературы бьёте? – пискнула дрожащим голосом хозяйка
дома – другая женщина из магазина – она в этот момент помогала Илье остановить кровь,
лившуюся из носа. Вика нечаянно заехала ему в лицо локтём, когда упиралась, не желая
сдавать позиций, под натиском самых смелых йогов.
-
Он со мной, - бросила Вика через плечо.
- Вы с ней, Илья Николаевич? Да как же это? У вас Анечка учится, моя племянница, а я
Света Яблочкина. Будем знакомы! Вы лучше запрокиньте голову, а то кровь не остановится.
Пойдёмте, я вас положу, и холодным надо.
-
Это наш библиотекарь, - только и сказал Илья гнусаво в защиту Вики.
-
Кто? Эта? Да что же вы здесь устроили, а ещё интеллигентная женщина! Дебоширка, в
дом врываться!
- Это её сожитель, Свет. О них вся деревня говорит, - спокойно объяснила продавщица
магазина и, переведя невозмутимый взгляд на Вику, спросила, - Чего забыла-то, танкистка?
Дорогу в библиотеку?
123
Рука Вики дрогнула, но «она решает сдержаться» и ответила:
-
Поговорить надо.
-
О чём мне с тобой разговаривать?
- Гони её, Наташ! – снова пискнула Яблочкина.
Вика и продавщица вперились друг в друга баранами. Обе молчали.
- Вы ей лучше не мешайте, - шепнул Илья Светлане, и они стали наблюдать за
безмолвной дуэлью двух зыркающих женщин. Казалось, это будет продолжаться до тех пор,
пока одна из них или сразу обе не начнут сдавленно рычать, как две кошки возле сарая.
Первой не выдержала хозяйка дома Яблочкина.
- Господи, ну что же это, - вздохнула она. – Вы ещё подеритесь. Илья Николаевич, чего
ваша чудит? Что ей нужно?
- У Вики был тяжёлый день… - извиняющимся голосом сквозь окровавленный платок. –
Наталья… простите, не знаю вашего отчества, можно мы зададим несколько вопросов и
после этого уйдём? Прошу прощения, что так ворвались…
-
Нат, ну в самом деле, - поддакнула Светлана. – Может, у них что-то важное. А я чайку
поставлю. Всё равно занятие испорчено.
Две женщины ещё некоторое время упрямо смотрели друг на друга, не произнося ни слова.
Наконец мясистая продавщица всё таким же ровным голосом заключила:
-
Ставь. Только тут чайком не обойтись. Водку доставай.
Вскоре посреди пустой комнаты возник раздвижной стол и несколько стульев, на скатерти
появились стопки, бутылки, закуска – Яблочкина суетилась, радостно приговаривая, как рада
гостям из Москвы, что все вопросы нужно решать мирно. Мрачные Вика и Наталья сели
друг против друга, а бледный Илья лежал на застланном ковролином полу с ватками,
торчащими из ноздрей, и холодной, мокрой тряпкой на переносице. Остальные люди,
присутствовавшие на занятии, постепенно разбрелись. Они не скрывали любопытства, но
продавщица коротко приказала всем идти по домам.
«Вика – показатели агрессии в данный момент зашкаливают; её отзеркаливает эта баба из
магазина. Илья напуган – все защитные механизмы включены: презрение, брезгливость. И
осуждает Вику за её действия, хотя не показывает всего этого; его отзеркаливает
приставучая хозяйка. Стоит ли удивляться недоверию и неприятию со стороны деревенских?
Возможно ли здесь взаимодействие?»
-
Ну за знакомство, - весело предложила Светлана, разлив водку по стопкам. –
Чокайтесь, чокайтесь, девочки!
Вика и Наталья неохотно чокнулись и выпили водку залпом. Света села на пол и подала
стопку лежащему Илье.
-
И вы выпейте, Илья Николаевич. За знакомство!
-
Я не пью.
-
Надо! Как лекарство. Давайте я вам помогу голову поддержать, чокаемся, пейте-пейте,
вот молодец.
-
Начинай. Чего у тебя? – сказала продавщица, глядя на Вику не без интереса.
- Что вы делали в лесу? – спросила девушка.
-
Когда?
-
Прошлой ночью.
- Я ничего, меня там не было. А вот эти устроили шабаш, - на слове «эти» Наталья
кивнула в сторону Яблочкиной.
Искусанная комарами Светлана густо покраснела. Но вдруг стала гордо защищаться:
-
Никакой это не шабаш. Мы успокаивали лес.
-
И перебудили всех лесных насекомых, - криво ухмыльнулась продавщица.
-
Ты тоже собиралась сначала! – наябедничала Светлана и тут же набросилась на Вику, -
А вы откуда знаете, что мы в лесу были?
