Любовь незнакомца - Колин Фолкнер

— Он просто тогда очень сердился на тебя, — объяснил он. — Разве Филип оставил бы тебя без наследства, подумай сам! Он же твой отец!

Кинкейду было неприятно чувствовать руку графа на своем плече, но он не мог позволить, дернув плечом, сбросить ее.

— Итак, отец оставил мне наследство и передал титул… — повторил он.

— Да, теперь ты — виконт Суррей! — и граф наконец убрал руку с плеча племянника.

Кинкейд сделал шаг к двери.

— Джеймс, подожди! Мы не все еще обсудили!

У Кинкейда закружилась голова. Убийство отца, наследство, титул виконта…

— Джеймс!

Он рывком открыл дверь и пробормотал себе под нос:

— Пошел ты к черту, старый дьявол!

Тихий вкрадчивый голос Хиггинса остановил его:

— Вы забыли свою шляпу, сэр!

Кинкейд схватил ее и бросился прочь от этого дома, где затхлый воздух и зловещая атмосфера сводили его с ума.

Экипаж, в котором его привез Хиггинс, все еще стоял у ворот. Очевидно, граф приказал своему секретарю отвезти племянника обратно. Кинкейд проскочил мимо и, выйдя на дорогу, зашагал к ближайшей таверне. Единственное, чего он сейчас желал, — напиться и на какое-то время забыть обо всем на свете.

Персиваль откинулся на подушки и закрыл глаза. Рядом с ним в соблазнительной позе лежала обнаженная Мэри Мамфорд и вытирала своим кружевным платком влажные губы.

— Ты сегодня опять опоздала, — поморщился граф. — Ты же знаешь, я не люблю, когда ты задерживаешься!

Он нехотя поднялся с постели, подошел к низенькому столику и налил в бокал бургундского вина. Сделав несколько глотков, он поставил бокал на стол.

— Так в чем дело, Мэри?

Юная особа томно потянулась и приподнялась на локте.

— Мне уже надоело повторять тебе, что я прихожу тогда, когда могу, Персиваль! — Она была раздражена. — А кроме того, я тебе ничего не обещала!

Граф Ратледж подошел к постели, взял Мэри за плечо и тихо произнес:

— Ты должна приходить ко мне в дом… в мою постель, когда я хочу этого, а не когда ты можешь!

Глаза Мэри Мамфорд потемнели от гнева.

— Не смей меня учить, как поступать! — крикнула она. — Не забывай, ты мне не муж и не хозяин, Персиваль! Скажи спасибо, что я так часто навещаю тебя!

Персиваль тяжело вздохнул, снова подошел к столику. Сегодня он находился в самом мрачном расположении духа, и дело не в строптивой и дерзкой Мэри Мамфорд. Во всем виновата встреча с племянником.

Персиваль задумался. Как все-таки красив и привлекателен Джеймс! Высокий, стройный, мускулистый, прекрасно сложен, умен… Перед глазами графа Ратледжа возник образ племянника; он искренне восхищался им, забыв, как сильно ненавидел его и завидовал ему.

Граф рассеянно взглянул на Мэри.

— Сегодня у меня плохое настроение, и я не желаю слушать твои дерзости!

Мэри надула губы и передразнила графа:

— Ах, у нас плохое настроение! — Она соскочила с постели и начала торопливо собирать свою одежду, разбросанную по полу.

— Немедленно в постель! — приказал Персиваль. — Ложись, мы еще не закончили! И прекрати мне перечить!

Мэри Мамфорд резко обернулась.

— Не смей на меня так кричать! Я тебя не боюсь! По-моему, ты нуждаешься во мне, а не я в тебе!

Персиваль зловеще ухмыльнулся. Глупая девчонка, маленькая дрянь, она даже не понимает, что говорит! Ей даже не приходит в голову, чем обернутся для нее дерзкие слова!

— Я сказал, немедленно в постель, Мэри, — злобно прошипел Персиваль. — Не заставляй меня повторять одно и то же!

Мэри Мамфорд, игнорируя его гнев, стала медленно одеваться.

— Знаешь, Персиваль, я устала от тебя, твоих противных ласк и грубых слов. Ты мне омерзителен!

Оскорбленный граф Ратледж потерял дар речи. Несколько минут он растерянно молчал, а затем вдруг хрипло рассмеялся:

— Я тебе надоел? — медленно повторил он. — Что ж, дорогуша, ты даже не представляешь, какую опасную игру затеяла!

— Знаешь, почему я опоздала сегодня к тебе? — она насмешливо улыбнулась. — Потому что была у другого любовника! Кстати, какой ты недогадливый… Другой бы на твоем месте непременно учуял запах соперника!

Персиваль ненавидел ее, презирал и в то же время упорно ее хотел. Эта маленькая дрянь устраивала его: она была испорчена, развратна, не требовала денег за услуги, а главное, ее не отталкивало его физическое уродство. Нет, он не допустит, чтобы она его променяла на другого любовника! Приступ безумной ярости захлестнул графа.

— Закрой свой рот! — не выдержал он. — Ты с кем разговариваешь, ничтожная тварь! Продажная девка!

Мэри повернула голову и с видимым спокойствием произнесла:

— Я продажная девка? Что ж, возможно. Я ничтожная тварь? Пусть! Но у меня, в отличие от тебя, Персиваль, есть одно несомненное достоинство: я красива и привлекательна, а ты… ты — урод! Отвратительный урод!

Персиваль подскочил к ней и ударил по щеке. Мэри отшатнулась и, в ужасе закрыв лицо руками, рванулась к двери.

— Ты урод! — кричала она. — Ты всегда вызывал во мне лишь отвращение! Я… ненавижу тебя!

Он неожиданно успокоился, словно пощечина, которой он наградил юную особу, вернула ему достоинство и придала сил.

— Зачем же ты тогда бегала ко мне чуть ли не каждый день? — холодно поинтересовался он. — Зачем? Просто потому, что ты развратная девка и тебе нужен мужчина?

— Нет! — в отчаянии выкрикнула Мэри. — Просто мне было скучно и хотелось досадить отцу! Он-то считает меня пай-девочкой! Прощай, Персиваль!

Граф Ратледж схватил ее за руку.

— Подожди, Мэри! Или ты останешься со мной, или… — в его глазах появился безумный блеск. — Или… ты горько пожалеешь, что не послушалась меня!

Мэри Мамфорд рванула на себя дверь, выбежала в холл и помчалась вниз по лестнице. Персиваль зловеще улыбался.

Кинкейд поднес тяжелую кружку с элем к губам и, залпом осушив ее, со стуком поставил на стол. Он был уже пьян, но не настолько, чтобы забыть обо всем, что узнал пару часов назад.

— Принесите еще эля!

Он сидел в одиночестве за столом в дешевой таверне, окна которой выходили на реку. В зале с низким потолком грязь, шум, духота, и лишь слабый ветерок с Темзы, проникавший сквозь разбитое окно, немного освежал затхлое помещение. Пол в таверне давно не мыли. Стекла окон наполовину разбиты и заткнуты дешевой материей, на грубо сколоченных столах грязная посуда, хлебные крошки и объедки.

Кинкейд уже не помнил, как очутился в этой таверне, очевидно, он где-то пил вино, а когда наскучило, забрел сюда.

— Эй, ну где мой эль!

К его столу подошла девица с бесцветными волосами и ярко накрашенными губами. Ее лицо было изрыто оспинами. Поверх дешевого платья с глубоким вырезом она нацепила грязный фартук. Девица поставила перед Кинкейдом новую порцию эля, забрала пустую кружку и, кокетливо улыбнувшись, спросила: