Замри - Нина Лакур

рассказываю Дилан обо всем, что случилось за день, от пробуждения до этого момента.

– А я? – спрашивает она, когда я заканчиваю, и протягивает руки. Я достаю из рюкзака две папки и кладу одну в ее ладони.

Она не открывает ее.

– Ты не против, если я посмотрю потом?

Я киваю.

– Там много, – говорю я. – Прочитаешь, когда захочешь.

Она прячет папку в свою сумку. Я открываю вторую папку и передаю ее Дилан. Я подсвечиваю ей фонариком, пока она перебирает фотографии, которые я одолжила у мисс Дилейни.

– Я хочу посмотреть их на большом экране. – Я направляю фонарик на белый экран. – Как думаешь, получится?

Дилан щурится.

– Ну технически. Ты ведь в этом разбираешься?

Я почти вижу, как вереница мыслей в ее голове складывается в четкую, организованную и логичную картину.

– Ты можешь сделать из них слайды? – наконец спрашивает она.

– Да.

– Еще нам понадобится небольшой аккумуляторный генератор, но тут все просто…

Она на секунду задумывается.

– Да. Без проблем.

Она забирает у меня фонарик, пробирается к проходу и поднимается по скрипучей лесенке к проекционной кабине. В маленьком окошке у меня над головой мелькает свет фонарика – это она двигает коробки, распутывает провода, создает что-то из ничего.

И снова лето

1

Как и в первый день школы, мисс Дилейни вызывает нас по очереди, а значит, я буду последней, но меня это не смущает. Она сняла со стен все фотографии, чтобы повесить новые. Я выбираю книгу, которую буду изучать, пока жду. На всех фотографиях в этой книге изображена мать фотографа.

К тому времени, как подходит моя очередь, до конца урока остается всего несколько минут. Мисс Дилейни выходит к доске, благодарит всех за хорошую работу и отпускает класс.

– Кейтлин, твоя очередь.

Прижимая папку к груди, я прохожу за ней в подсобку.

Она закрывает школьный журнал. Мы обе знаем, что напротив моего имени три «неуд.» и длинная цепочка нулей. Но в руках у меня двенадцать новых фотографий.

Она настороженно смотрит на меня из-под очков.

– Скажи, что у тебя есть для меня что-то хорошее, – говорит она.

Я поджимаю ногу, как страус.

– Я сделала серию.

Она выдыхает.

– Ты и представить не можешь, как я рада это слышать. Можешь разложить снимки на столе. Позови меня, когда закончишь.

Я возвращаюсь в кабинет и выкладываю фотографии на большом столе у окна, где хорошее освещение и видно все детали. Закончив, я зову мисс Дилейни.

Я избегаю смотреть ей в лицо, пока она оценивает мои фотографии. Вместо этого я вместе с ней смотрю на свои работы.

Я сделала из фотографий Ингрид слайды и купила на свои сбережения маленький генератор. Дилан, повозившись с аппаратурой, сделала так, чтобы одно фото занимало весь экран кинотеатра. Фотографии выглядели невероятно: четко, ярко, объемно. Дилан сидела в проекционной кабине, пока я работала внизу со штативом и камерой. Для каждого снимка приходилось выставлять долгую выдержку, потому что, кроме экрана, других источников света в зале не было.

– Это… – начинает мисс Дилейни, но не заканчивает фразу.

– Сперва я сомневалась, что у меня получится, – говорю я. – Ну сфотографировать фотографию.

– Ты не просто сфотографировала фотографии, – говорит мисс Дилейни. – Ты увеличила их и одним этим действием вложила в них гораздо больше смысла. Они хотят, чтобы на них смотрели.

– Спасибо, – говорю я. – Но и сам кинотеатр тоже важен. Это было ее любимое место, но она никогда не бывала внутри. Я подумала, что так смогу впустить ее.

Она кивает.

– Да. Если отойти и посмотреть на них не по отдельности, а как на группу, глаз первым делом видит освещенные изображения. – Она скользит взглядом по фотографиям. – Проигрыватель. Комната. Окно в каплях дождя. Босые ноги. Но потом я начинаю замечать детали окружения и понимаю, что на фотографии происходит гораздо больше. Ряды кресел пустуют – и это красноречивая пустота; изображения огромные, доминирующие, но их никто не видит. Это тайна. Между фотографом и изображением происходит очень личный диалог.

– А еще занавес, видите? – Я указываю на фото с автопортретом Ингрид в зеркале. Я слегка задернула тяжелый бархатный занавес с обеих сторон от снимка так, чтобы он прикрывал края, обрезая экран. – Я пыталась создать эффект, как будто ее скрыли от нас.

– Да. – Мисс Дилейни кивает. – Изображение проецируется и на занавес, но складки его размывают. Как будто пленка заканчивается раньше, чем задумано.

– Как будто она могла рассказать больше, если бы ее не вынудили уйти.

Еще какое-то время мы в молчании рассматриваем фотографии.

– У серии есть название?

– Да, – говорю я. – «Призраки».

– Кейтлин, – говорит она. – Это невероятная работа.

Я счастлива почти до боли – не только потому, что она это сказала, но и потому, что я знаю: это правда.

– Погоди минутку. – Она скрывается в подсобке, и я вспоминаю про страницу в моем рюкзаке, которую принесла ей, – ту, где Ингрид говорит о том, как сильно ее вдохновляла мисс Дилейни. Я собиралась отдать ее сегодня, но теперь мне не хочется этого делать. Может, это звучит эгоистично, но я хочу, чтобы сегодняшний день был посвящен мне. Так что я достаю листок из рюкзака и переворачиваю его текстом вниз.

Когда мисс Дилейни возвращается с банкой, полной канцелярских кнопок, я говорю:

– Это вам. Только не смотрите пока. Я положу на стол.

Она кивает, собирает мои фотографии и подтаскивает стул к передней стене кабинета. Вывешивает их, одну за другой, пока они не заполняют весь центральный ряд.

Первые фотографии нового года.

2

Я стою на краю трамплина у бассейна Генри, вытянув руки вверх.

– Ныряй уже! – кричит Дилан.

– Или не ныряй, – добавляет Тейлор. – Ты отлично смотришься. Вот это руки у тебя!

– Еще бы. Она же плотник, – говорит Дилан.