Замри - Нина Лакур

– Мы можем предположить, – предлагаю я.

– Дай подумать, – говорит Мэдди. – Она сидела где-то на улице в вашем городе.

– На ступеньках у «Старбакса».

– И ждала тебя.

– Мама собиралась отвезти меня к ней.

– Она сидела и наблюдала за людьми, чтобы убить время до твоего приезда.

– И увидела девочку.

– Одиннадцатилетку.

– И подумала, что она очень милая.

– Но не хотела на нее пялиться.

– Так что зарисовала только нижнюю ее половину.

– А потом… – говорит Мэдди, – подъехала твоя мама, и ты выпрыгнула из машины.

– И она захлопнула дневник, потому что никому его не показывала.

– Но потом, вечером, она открыла его снова и подумала, что рисунку чего-то не хватает.

– Подумала, – подхватываю я и действительно представляю Ингрид за ее столом, заваленным цветными карандашами и акварелью, – и вспомнила, каково быть одиннадцатилетней, когда ты или тощая и плоская, или…

– Или пухлая и стесняешься попросить маму купить тебе спортивный лифчик побольше.

– И она вспомнила, как это тяжело.

– Безумно тяжело…

– Быть одиннадцатилетней девочкой.

– В общем, она взяла черную ручку…

– …и написала слово «храбрая».

Мэдди опускает рисунок и улыбается. Я улыбаюсь в ответ.

– Ну, до скорого?

– До скорого, – киваю я.

В машине я открываю записную книжку на второй половине своего маршрута: от «Копировальных услуг» до квартиры Дэйви и Аманды в Хейс-Вэлли. Людей на дорогах прибавилось, и я ползу по пробкам почти двадцать минут, прежде чем добираюсь до их улицы. На этот раз найти место для парковки сложнее, и когда я наконец замечаю, что кто-то собрался выезжать, мне приходится включить поворотник и перекрыть полосу. «Простите, простите, простите», – говорю я объезжающим меня машинам. Чтобы припарковаться, мне требуется не меньше десяти попыток, и к тому времени, как я выхожу из машины, пробка успевает слегка рассосаться. Я иду пару кварталов мимо кафе со стильно одетыми посетителями, мимо худощавого мужчины с сигаретой, мимо миллиона увитых плющом крылечек по обе стороны улицы. Бездомный в заношенном сером свитере просит у меня мелочь, и я выуживаю из рюкзака доллар.

– Храни тебя Господь, – говорит он и шагает прочь. Потом останавливается и прибавляет: – Добрая девочка. – Добравшись до конца квартала, он кричит: – Веди себя хорошо! Слушай, что говорят родители! Не бросай школу!

Я нахожу нужную квартиру в доме с золотисто-голубой отделкой. Я смотрю на верхний этаж, но в окнах ничего не видно. Я тяну время, не нажимая на звонок. Я представляю, что было бы, если бы все люди превращали свои сожаления в пожелания и выкрикивали их на каждом углу. На светофоре загорался бы зеленый свет, и люди шагали бы навстречу друг другу по пешеходному переходу и говорили: Обязательно закончи колледж! Занимайся спортом три раза в неделю! Не начинай курить! Скажи маме, что любишь ее! Пользуйся презервативами! Помирись с братом! Ничего не подписывай, не увидевшись с адвокатом! Погуляй с собакой в парке! Поддерживай связь с друзьями!

Я звоню в дверь Дэйви и жду, когда раздадутся шаги и повернется замок.

Тишина.

Я звоню снова, на всякий случай.

Выждав еще минуту, я сажусь на крыльцо и нахожу страницы, которые хотела им передать: ее первую запись, адресованную дежурному, – потому что знаю, что она напомнит им, сколько энергии было в Ингрид; пару страниц сахарных страданий по Джейсону – потому что с этой ее стороной они, скорее всего, были незнакомы; и одну из последних страниц, хотя, наверное, это нехорошо с моей стороны – омрачить напоследок все светлые воспоминания. С другой стороны, я делаю это, чтобы поделиться ею, а она бывала разной: энергичной и полной надежд Ингрид, грустной Ингрид, жестокой Ингрид, Ингрид, которая порой меня ненавидела.

Собрав страницы вместе, я вырываю из своего блокнота листок и пишу записку. Потом оборачиваю страницы запиской и кладу их почтовый ящик.

Дорогие Дэйви и Аманда!

Знаю, я уже давно обещала зайти в гости. Простите, что так долго не появлялась. Я бы хотела вам кое-что передать. Если вам станет грустно, я всегда готова об этом поговорить!

Кейтлин

Время обеда, и я проголодалась, поэтому возвращаюсь к кафе, мимо которого проходила, заказываю сэндвич и латте и сажусь за столик. Меня окружают люди старше меня, они одеты в черное и обсуждают серьезные вещи.

Девушка в винтажном платье окликает меня из-за кассы, и я, петляя между столиками, иду забирать заказ. Во время ланча я перебираю ксерокопии и думаю, какие показать моим родителям. Я отпиваю латте и решаю отдать все. Делаю еще один глоток. И еще один. Пенка закончилась, но напиток все равно вкусный, с легким молочным привкусом. Это мелочь, и все же я чувствую себя абсолютно счастливой: кажется, я наконец-то нашла свой идеальный кофе.

Два часа дня. Я снова в Лос-Серросе.

В доме Джейсона мне открывает мужчина в трениках и футболке с логотипом «Окленд Атлетикс». Он выше Джейсона, но не такой спортивный. За его спиной виднеется маленькая гостиная со старым диваном и мягким креслом. По телевизору крутят рекламу.

– Мистер Майклс?

– Он самый.

– Меня зовут Кейтлин. Я подруга Джейсона…

Он открывает дверь шире.

– Проходи, – говорит он. – Мы с Джейсоном смотрим игру. Джейсон! – зовет мистер Майклс, когда я захожу в дом.

Джейсон выходит из кухни с огромной миской попкорна. На нем бейсболка «Окленд Атлетикс», надетая козырьком назад. Меня пробивает на смех.

– Фанаты? – спрашиваю я, и они смеются и кивают: я их раскусила.

Они угощают меня попкорном, мистер Майклс усаживает меня в кресло – такой чести, поясняет он, удостаиваются только почетные гости. Джейсон закатывает глаза.

К середине третьего иннинга я начинаю нервничать. Мне еще столько нужно успеть, но я не представляю, как передать Джейсону записи Ингрид, не привлекая внимания его отца. Я пытаюсь перехватить его взгляд, и, когда мне наконец удается, я киваю на дверь. Очень ненавязчиво – видимо, слишком ненавязчиво, потому что Джейсон недоуменно смотрит на