Замри - Нина Лакур

– Хочешь еще попкорна?

– Да, пожалуйста, – говорю я беспомощно, и он протягивает мне миску.

Еще один иннинг, и я близка к отчаянию. Понадеявшись, что Джейсона учили провожать гостей, я начинаю прощаться.

– Я тебя провожу, – говорит Джейсон, и мне хочется его обнять.

У двери Джейсон говорит:

– Отец учинит мне допрос, когда я вернусь.

– Извини, – говорю я, представляя, как странно это, должно быть, выглядело: заявилась без предупреждения, просмотрела с ними пол-игры.

– Нет, ничего страшного, – успокаивает меня Джейсон. – Можешь заходить когда хочешь, мы ведь друзья. Просто папа решит, что ты хочешь со мной встречаться. Он страшно огорчится, когда узнает, что это не так. У нас дома была куча девчонок, но он еще ни одной не уступал свое кресло.

– Ну да, конечно.

– Нет, я серьезно. Ты ему очень понравилась.

– О нет! – смеюсь я. – Мне бы не хотелось его огорчать. Он очень славный.

Джейсон ждет, пока я открою машину и положу на сиденье тяжелый рюкзак.

– Что у тебя там? – спрашивает он.

– Слишком много, – говорю я. – Но кое-что я принесла тебе.

– Серьезно?

Я протягиваю Джейсону посвященные ему страницы.

– Это копии, которые я сняла с дневника Ингрид.

Джейсон садится ко мне в машину и включает внутри свет. Я пристраиваюсь на багажнике и жду, когда он закончит читать.

Я старалась быть честной, когда выбирала, что и кому давать, но Джейсону я решила отдать только хорошее. Не думаю, что ему хотелось бы знать об остальном, да и Ингрид вряд ли хотела бы, чтобы он знал.

Я жду, наверное, добрый час и наконец, не выдержав, возвращаюсь к нему.

Он сидит, сгорбившись над рулем, закрыв лицо ладонями.

– Джейсон.

Он не двигается.

Меня наполняет такое раскаяние, словно это был худший поступок в моей жизни.

– Джейсон?

Я кладу руку ему на плечо, пытаясь придумать, как исправить содеянное. Я думала, что он обрадуется. Я вспоминала, что он сказал в день ее рождения: «Мне хотелось объяснить им, что для меня все было иначе, но я знал, что это глупо. Я этого не заслужил». Я действительно думала, что так будет правильно, но теперь понимаю, что ошиблась. Он не был к этому готов. В конце концов, они даже не были друзьями. Просто сидели вместе на биологии, и однажды он сказал, что ему нравится ее шляпа, вот и все. А я вывалила на него все это.

– Джейсон.

Я сжимаю его плечо.

– Джейсон, – жалобно окликаю я.

Он отдергивает плечо, поднимает голову и выходит из машины.

Его лицо мокро от слез.

– Ты не представляешь, что́ я сейчас чувствую, – говорит он.

И прежде, чем я успеваю извиниться, добавляет:

– Спасибо.

Следующее место в моем маршруте я знаю почти так же хорошо, как родной дом. Я сворачиваю на тенистую аллею, засаженную деревьями, останавливаю машину и просто сижу какое-то время.

Позвонить утром в дверь Дэйви было нелегко, но то, что мне предстоит сделать сейчас, кажется абсолютно невозможным. Я вытираю взмокшие ладони о юбку и смотрю на подъездную дорожку. Машина ее матери на месте. Отцовская тоже. Мне кажется, что я стою на огромной высоте, где воздух такой разреженный и холодный, что больно дышать.

Я беру рюкзак с пассажирского кресла.

Подходя к дорожке, которая пересекает газон и ведет к двери, я понимаю, что стоило их предупредить. Надо было позвонить хотя бы за час и убедиться, что им удобно. Но я не знаю, сколько времени мне потребуется, чтобы снова набраться смелости, если я сейчас уйду. Я неуверенно замираю на крыльце, вспоминаю рисунок девочки.

Храбрая.

Я стучу: три быстрых удара, два коротких – так я стучала всегда, когда приходила в этот дом и не хотела, чтобы кто-то шел открывать мне дверь; стучала, просто чтобы обозначить свое присутствие и войти. За дверью заливается лаем пес Ингрид, и я слышу, как Сьюзан его успокаивает. Я готовлюсь к тому, что она изменилась до неузнаваемости, обещаю себе, что ничем не выдам своего потрясения, когда увижу, что она стала другим человеком, скелетом, пустой оболочкой.

Дверь открывается.

Ее волосы отросли, и в них прибавилось седины. Она немного пополнела, но в целом почти не изменилась.

Я открываю рот, но слова не идут мне в голову. Когда я была здесь в последний раз, я наверняка проскочила мимо нее, едва заметив, и юркнула в комнату Ингрид.

– Ах! – Она прикрывает ладонью рот, но я вижу по глазам, что она улыбается.

– Здравствуйте, Сьюзан.

Она кладет руку мне на плечо.

– Проходи, – говорит она, справившись с собой. – Вот это да. Какой приятный сюрприз.

Я прохожу за ней в гостиную, но замираю на пороге.

Посередине главной стены, над камином, висит работа, с которой Ингрид победила в конкурсе.

Сьюзан бросает взгляд на портрет, потом на меня. Она мягко улыбается.

– Не ожидала увидеть себя над моей каминной полкой?

– Вроде того, – выдыхаю я.

– Это Вена нам подарила.

Я киваю.

– Она принесла его вечером в тот день, когда показала тебе.

Мне странно слышать имя мисс Дилейни из ее уст, странно осознавать, что Сьюзан известны обо мне такие подробности – вроде того, когда я впервые увидела эту фотографию. Все это время я так тщательно избегала мыслей о родителях Ингрид, что на какое-то время совсем забыла об их существовании.

– Ты такая красавица, – говорит Сьюзан.

На фото я в простом топе и потертых джинсах. Волосы взъерошены, лицо усталое – когда Ингрид сделала этот снимок, я определенно выглядела не на высоте.

– Сейчас, – уточняет Сьюзан. – Ты выглядишь старше.

Я знаю, что она не имела это в виду, но невольно мысленно продолжаю: «Старше, чем когда-нибудь будет Ингрид». На глаза наворачиваются слезы. Я думала, что дала себе достаточно