Книжка-подушка - Александр Павлович Тимофеевский

мужском – Распутин, в женском – НЭП, имиджевые превращения не так поучительны, как физиологическая непререкаемость: и поглощать пищу, и испражняться следует без воздуха, зато бриллианты должны дышать в бельэтаже, им дан простор, везде дорога. Мойка 12, где жил Пушкин, на месте, дом рядом с ним стал отелем Pushka Inn; это, если вы не поняли, каламбур. Великие стасовские конюшни заставлены мусорными панелями так, что оголен только изумительной красоты центр – храм, где Пушкина отпевали. В отсутствие крыльев церковь оказалась совсем крохотной, сжавшейся перед закланием: конюшни хотят реконструировать, то есть убить. Они станут ровненькими, чистенькими, гладенькими, из гипрока, наверное, с подземной стоянкой – куда-то надо девать нынешних коней, коли это конюшня; они станут людными и живыми, почти настоящими, справа отель, слева бриллиантовый магазин, посередине церковь – многофункциональный Центр Konushnya Inn. И ничто, ничто, ничто не будет напоминать мой обшарпанный, гордый, зелено-бледный Ленинград, который был гораздо ближе к Питеру, чем то, что нынче называется Санкт-Петербургом.4 марта

Посмотрел ту серию «Карточного домика», где герой фильма, президент США Андервуд принимает в Вашингтоне президента России Петрова. Загримированный под Путина Петров вдвое его выше и на двадцать лет свежее, привез с собой водку в бутылках из чистого золота, чтобы насильно ею потчевать гостей Белого дома, поет песню «Ой, полным полна моя коробушка», широко разводя руками, и прямо за обедом целует взасос, без страсти, но сердечно, как девку, отличившуюся на сцене, жену американского президента: мой поцелуй да будет тебе наградой. Такой откровенный лубок 29-й серии никак не вяжется с тем, что было в предыдущих 28 – «Карточный домик», изобличающий преступность американской власти, старается быть психологически корректным.

Сценарий, очевидно, писался еще до войны на Донбассе, и сама коллизия уже устарела: президент Андервуд ищет широковещательного союза с Россией, чтобы вместе установить мир на Ближнем Востоке, но президент Петров ему не верит, он ждет подвоха, он знает, что американка гадит и вместо Лексуса подсунет Ладу. Именно так он и говорит. И в хитрых глазах его светится многовековая в этом убежденность.

В фильме снялись Толоконникова, Алехина и Верзилов, они появляются в Белом доме за обедом, и роль их описывалась прессой как камео для Pussy Riot. Это не так. Толоконникова, Алехина и Верзилов вполне значимы, они изображают оппозицию Петрову – шумную, деланную и донельзя глупую. Но именно ее от полной безысходности вынужден прославить президент Андервуд после провала переговоров с президентом Петровым.

Итак, что мы увидели в фильме? Мы увидели Америку, для которой Россия – водка-шуба-балалайка, кровавая Рашка. И ничего другого Америка знать не хочет. Мы увидели Россию, мнительную, на грани с безумием, которая во всем и везде чует заговор. Еще мы увидели российскую оппозицию, какую увидели. И что на это возразить? Я не знаю, что на это возразить.

5 марта

Плюсы сериала «Карточный домик», качественного, местами очень лихо сделанного, все же на три четверти исчерпываются артисткой Робин Райт, которая играет вполне прилично, конечно, но ведь никак не скажешь, что она отличается выдающимся талантом или мастерством. Просто очень красивая пятидесятилетняя женщина, ни секунды не скрывающая своего возраста. Причем красота ее это спина, шея и хорошие манеры. Спина, шея и хорошие манеры производят сегодня оглушительное впечатление.

P. S. Понятно, что это достоинства, которые не приобретаются, не воспитываются ни в людях, ни в университетах, а бывают, либо, как правило, не бывают от рождения. В голливудском кинематографе в последний раз такое показывали больше 60 лет назад в фильме «Римские каникулы» в исполнении Одри Хэпберн, и она тогда играла европейскую принцессу. Торжество масскульта, начавшееся в шестидесятые годы, сделало это невозможным, ни в политике, ни в кино, ни на какой публичной сцене, ни в какой ситуации, ну разве что в костюмированной постановке про XVIII век, когда Глен Клоуз играет маркизу де Мертей, но они во всех смыслах слова бывшие – и Клоуз, и маркиза.

А из попсовой современности прямая спина, которой не выходит подражать, была изгнана как оскорбляющая взгляд, и очень многое должно было сойтись, чтобы она вдруг возникла. Робин Райт играет не просто жену американского президента, их в сериалах хватает, вот жена из «Скандала», сдобные губки, пожирающие куриные крылышки. Но там и президент сахарный. А Робин Райт играет жену убийцы, повязанную преступлениями мужа. Это, собственно, и выдает ей индульгенцию на прямую спину. Никогда вам, дорогие зрители, не бывать такими, – говорят нам создатели сериала. – Нет у вас, и не будет такой шеи, но зато вы не суки конченные. А как иначе сегодня упаковать свежайший глоток антинародности?

12 марта

Это мой Никола, художник Никола Самонов – в год, когда мы познакомились, ровно сорок лет назад. Жива ли эта питерская калитка, бог весть, но того Ленинграда уже не осталось. Он, впрочем, был населен народом, который кричал «Израиль, налево!» абсолютно русскому Николе, когда тот выходил из дома. Добрый, мудрый наш народ, он все знает, все видит, его не обманешь.

17 марта

Госдума отказалась почтить память Немцова минутой молчания.

Депутат Дмитрий Гудков предложил, но Дума отвергла. Нельзя сказать, чтоб она сэкономила время – на процедуру отвержения его уходит больше. Простой импульс – вскочить и почтить – гораздо экономнее. Но у депутатов принципы: Немцов для них – дерьмократ и либераст, пятая колонна, враг, ради него жопа от стула не отдирается. Я вот думаю, сейчас умер Валентин Распутин, не самый любимый мой писатель, очень тухлых, мне кажется, взглядов, но если бы кто-нибудь предложил почтить его память вставанием, неужто б я сидел? Конечно, нет. Встать в такой ситуации – рефлекторное движение, как «здрасьте» при встрече, как нож в правой руке, вилка в левой, как чистить по утрам зубы. Под это не подводят мощной идеологической базы. Проблематизация рефлекторных жестов, отягощение их принципами это и есть дикость. Варварство иногда усложнение, а не упрощение.

23 марта

Новосибирская РПЦ обратилась с открытым письмом к министру Мединскому с требованием исключить образ Христа из постановки «Тангейзера» или сам спектакль из репертуара театра. Аппетит приходит во время еды. Уже недостаточно убрать то, что показалось кощунством и оскорбило верующих театралов. Изъят должен быть сам образ Христа из постановки. По сути, церковь заявляет о Его приватизации. Тут соединились два разнонаправленных, даже противоположных импульса.

Кошке под хвост отправлены века секуляризации: церковь предъявляет исключительные права на образ Иисуса Христа, который уже не одно столетие является достоянием искусства и науки, гражданских дискуссий и исторических исследований, всего многообразного светского обихода. Если можно административным приказом исключить Господа из оперы Новосибирского театра, то почему бы Его не исключить из романа Толстого «Воскресение» или из картины Александра Иванова «Явление Христа народу»? В