Анжелика против террора - Владимир Гурвич

– Как раз я проявляю максимум благоразумия. Только это не то благоразумие, к которому вы привыкли.

– Что же это за благоразумие?

Анжелика видела, с каким нетерпением ждет ее ответа Джамаль. Интересно, что происходит в душе этого человека?

– Мое благоразумие объясняется тем, что я защищаю те принципы, без которых, считаю, моя жизнь лишается всякого смысла. Если я сдамся, все, что затем последует в дальнейшем, потеряет для меня всякое значение. Вы понимаете меня, Джамаль? – нежно произнесла она и увидела, как он вздрогнул и покрылся пунцовым слоем.

– Да, кажется, понимаю, но у нас тут не принято так думать.

– Я оказалась тут не по своей воле, и не намерена перенимать ваш стиль мышления. Так и передайте вашему хозяину.

Джамаль несколько мгновений пребывал в нерешительности, он еще надеялся, что Анжелика поменяет свою позицию. Но она упорно молчала и лишь смотрела на него из-под прикрытых ресниц, внимательно наблюдая за малейшими изменениями в выражение его лица.

Прошло еще несколько часов, никаких перемен не происходило. Когда Анжелика очнулась, то чувствовала себя вполне сносно, но сейчас она ощущала, как растекается, словно ртуть, по телу слабость. Ее организм срочно нуждался в пище. Она отлично понимала эту его потребность, но мысленно обращалась к нему, прося еще подождать. Она еще не выиграла раунд. А вдруг ее предположения не верны, и она ничего не добьется такими своими действиями, лишь доведет себя до крайнего изнеможения. Будет ли ее смерть проигрышем или триумфом? Скорей всего в этом случае она не успеет это понять.

К ней снова стало подступать отчаяние. Все безнадежно для нее, она слишком слаба, чтобы бороться с такой могучей силой. А резервы ее мужества отнюдь не безграничны, она чувствует, как постепенно они истощаются. Как жаль, что она не умерла, все бы для нее уже кончилось, не имело бы никого значения. Наконец-то она поняла смысл смерти, смерть – это всего лишь спокойствие. Не более того.

Она лежала на кровати и глотала соленые, как столь любимая ей морская вода, слезы. Никогда ей больше не окунуться в водную стихию, не плавать в озаренной солнцем аквамариновой купели. Все самое лучшее в ее жизни, как пройденный путь, осталось в прошлом.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошли несколько здоровых мужчин. Невольно при виде их Анжелика вздрогнула.

Не говоря ни слова, мужчины подошли к кровати, подняли ее на руки и понесли. Анжелика, ничего не понимая, что происходит, с изумлением взирала на это действо.

Анжелика несли на кровати, как римская патриция на носилках. Ее несли уже минут десять и казалось, что конца не будет этому странному пути.

Внезапно они остановились возле какой-то двери. Та распахнулась, и Анжелику внесли в комнату. Один из мужчин взял ее на руки и, очень осторожно, словно имея дело со стеклянным предметом, аккуратно посадил на диван. После чего все они удались, не забыв прихватить с собою кровать.

Анжелика осталась одна в комнате. Она была не очень большой, но роскошно обставленной. Впрочем, она понимала, что куда она тут не шагнет, ее повсюду будет окружать роскошь. Это такой же неизменный тут атрибут, как в лесу пенье птиц.

Внезапно Анжелика успокоилась, от недавнего отчаяния не осталось и следа. Она осознавала, что начинается второй акт этой пьесы. И остается ждать совсем немного его начала.

И все же ей вновь пришлось подождать. Она стала себе внушать, что в той географической точки, в которой она находится, следует привыкнуть к медленному течению времени. Если это удастся, то ожидания перестанут казаться столь мучительными. В этом мире людям некуда торопиться, тут не ставят целей, которые следует достигать, единственная задача здешних обитателей служить и угождать своему господину. А для этого не надо ни спешить, ни торопиться.

Когда-то она брала уроки медитации. Ей нравилось это состояние, с одной стороны погруженность внутрь себя, а с другой – полное освобождение от окружающего мира. И сейчас она так ушла далеко из этой комнаты, что не сразу почувствовала присутствие другого человека.

Анжелика подняла глаза и увидела прямо перед собой эмира. Если в посольстве он был одет в европейский костюм, то сейчас был наряжен в арабскую одежду. Как ни странно, но она ему шла даже больше, он действительно не только красивый, но и величественный, как и положено правителю, человек, невольно отметила она.

Оба и мужчина, и женщина внимательно разглядывали друг друга, подобно борцам перед схваткой. Внезапно эмир сел напротив нее.

– Вы обещали, что, как только увидите меня, будете есть, – произнес он.

– Я готова выполнить свое обещание.

Эмир громко хлопнул в ладоши. И сию же секунду девушка вкатила сервировочный столик.

– Не бойтесь, здесь только самая легкая пища. После голодовки вам нельзя много есть, – пояснил эмир.

Никогда еда еще не доставляла Анжелики такого наслаждения. Она была готова съесть слона. Но эмир был прав, после голодовки необходимо постепенно увеличивать порции.

Немного поев и почувствовав некоторое облегчение, Анжелика откинулась на диван. Теперь она была готова к очному поединку.

– Я требую объяснений, и я требую освобождения, – заявила она. – На каком основании меня похитили?

– А на каком основании вы похитили Мариам? Ее отец провозгласил вас своим личным врагом. А знаете, как у нас поступают с личными врагами? Если я отдам вас ему, то вы будете завидовать мертвым.

– Я похитила Мариам, потому что ваши обычаи не позволяет женщине развивать свои дарования. А это с моей точки зрения настоящее преступление.

– Эти обычаи освещены тысячелетней традиции и нашей священной книгой. И не вам судить о них. Они основа нашего общества, нашего прошлого, настоящего и будущего. И мы не позволим никому их разрушить. Вы даже не представляете, на что вы покусились.

– Почему же не представляю, очень даже представляю. И считаю, что поступила совершенно правильно. От того, что традициям тысяча лет, и они освещены вашей священной книгой, это ничуть не меняет их ужасную суть. А оправдать можно все, что угодно. Тем более, когда в качестве аргумента используется не разум, а сила и древние устои, которые выглядят в наше время нелепо. Вы даже не можете понять, что, подавляя женщину, вы подавляете самих себя. Ничего кроме презрения такие, как вы, вызвать не способны.

Анжелика увидела, как побледнел эмир, гнев за считанные мгновения овладел им, и он вскочил на ноги. Но все же он сумел овладеть собой и снова сел на диван.

– Вам придется многому переучиться, много переосмыслить, многие понять заново, – вдруг усмехнулся он. – Вы еще, кажется, не совсем ясно поняли, что с некоторого момента ваша жизнь кардинально изменилась. Вы здесь у меня, а не в Париже и не в Москве, и вам придется освоить нормы поведения, которые приняты в нашем обществе.