Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя - Владислав Вишневский

С большого расстояния они выглядели совсем малюсенькими, и очень забавными. Все в одинаковых белых рубашках, тёмных юбочках, мальчики в брючках, с красными пятнышками галстуков, и такими же красными пятнышками шапочек-пилоток. Как маленькие смешные солдатики… Ими управлял какой-то взрослый человек. Учитель, пионервожатый? СанСаныч приоткрыл окно. Комнату мгновенно заполнил сорный городской уличный шум… плотный и однообразный. Сквозь него резкими пиками легко прорывались гортанные команды того человека, пионервожатого, многократно усиленные мегафоном, отражённые стенами домов, и треск пионерского барабана… СанСаныч непроизвольно улыбнулся. Всё тут у них рядом, и прошлое Китая, и его будущее… дети… «Как гордо вышагивают!.. Но надо ли так рано, и — под барабан! — муштра ведь!» — с досадой подумал СанСаныч, глядя на маленьких детей. Заметил, на зелёной лужайке чудо-дворика они выглядели бы гораздо естественнее, чем на пустынном и горячем плацу…

Смотрел на всё это несуразное, с его точки зрения, одновременно очень интересное соединение, а мысли были заняты другим… Он не мог понять, и, если уж откровенно, не хотел принимать то, новое для него обстоятельство, что девушки, русские в частности, да и все, какие есть, могут быть для кого-то товаром. Простым, живым товаром. Будто рыба в аквариумах китайских ресторанов. Как рабыни, наложницы в прежних, забытых уже исторических временах. Обозлила мысль, как крапивой в детстве ожгло, — стоило ли вообще устраивать такую грандиозную перестройку в стране, чтобы молоденькие девчонки, вот так вот, непонятно каким образом, мотались по белому свету, танцуя в закрытых клубах, и чьих-то гостиничных номерах. Что это, издержки перестройки или закономерность свободного рынка? Хорошо, пусть даже и то, и другое, но почему именно девушки? Почему именно Борис или другой кто создаёт такие фирмы? Разве других достойных дел на земле нет или их мало? К тому же, сейчас не война, и это не фронт, здесь не окопы. Там, в окопах, понятное дело, две всего женщины солдату нужны: одна, настоящая, в мечтах и снах. Она недосягаемая, она дома, она потом, она — родная и желанная! — она для души и долгой жизни. Другая здесь, на передовой, в окопах, пусть и искусственная, резиновая — любая! — для некоей условной полноты жизни. На уровне физиологии и инстинктов, как и всё в этот момент. Но сейчас не война, совсем расстроившись, удивлялся СанСаныч, а люди стремятся к суррогатам счастья, способствуют им. Да какого там счастья — одно разочарование и грусть. Любовь не может быть условной, — всегда знал и принимал это СанСаныч. Она не может быть за деньги!.. — это как дважды два. Досадно? Конечно, досадно. И мужские качества от таких отношений теряются: качества завоевателя, сильной особи… выветриваются, отмирают… Род человеческий от этого точно слабеет. Непременно! Безусловно!

Вопросов возникало много. Ответов небыло, их нужно было ещё добывать.

Ну, а сами девчонки… А что девчонки? Их, по всей видимости, либо обманули, либо заставили/ «Китайцы беленьких любят», — со злостью вспомнил СанСаныч… — «Они хорошие чаевые дают!» «Массаж… иногда только!» «Чаевые…»

Ах, Борис!.. Ну, «брат» Юра!.. Ну, козлы вонючие!

— Да какая им разница, подстилкам этим, — в ответ горячился Борис, грудью сдерживая напор СанСаныча. — Там их трахают, здесь… Тебе-то что?

— Да, здесь хоть за нормальные деньги, и люди нормальные, — оправдывая, осторожно поддерживал партнёра по бизнесу китайский «брат», решительно при этом оттесняя сжимающих кулаки президентов. — Да перестаньте, вы. Тише! Стены же тонкие, услышат!

— А чего он завёлся? — отталкивал «брата» Борис. — Это же бляди! Понимаешь, ты, моралист! Самые настоящие бляди! Ты знаешь, где я их подобрал, а? Знаешь?

— Это не важно — где! Они могли чем-нибудь другим дома заниматься. Другим!.. А ты их под китайцев подкладываешь!

— Это я их подкладываю? — Борис от негодования даже на носки поднялся…

— А кто же, твой генеральный директор что ли? — так же зло парировал СанСаныч, едва сдерживаясь. — Или его босс?

— А чем это мы, китайцы, хуже других? — обиделся за свою нацию теперь уже и «брат» Юра.

— В этом — не лучше! — отмахнулся СанСаныч, понимая, драться придётся уже с двумя.

— Да они и дома этим же занимались, ты, защитник! — вскричал Борис, и рванулся к СанСанычу с кулаками. Но не успел, Бориса мгновенно перехватил «брат».

Схватил его поперёк, зажав и руки, оторвал от пола, уговаривая:

— Тише, тише, Борис, не надо! Услышат! Успокойтесь вы! Драки нам здесь только не хватало! Мы ж не в России. Здесь полиция! Борис! Здесь посадят!.. Ну!.. Бизнес полетит…

Борис, яростно вырываясь, дергал головой, сучил ногами, но «брат» не желая шума, держал его крепко. Борису пришлось снизить тон.

— Они и там трахались во все дырки, минетчицы, понимаешь ты!.. Только в грязных таксопарках, да вонючих подъездах… за червонец! За червонец! Ты, понял! Они одно только и умеют — ноги раздвигать, краситься, да задницей вертеть! Рефлекс такой у них, бабский, врождённый, понимаешь? Рефлекс! А я их, если хочешь знать, из грязи вытащил, работу дал, нормальные деньги сейчас зарабатывают… Да отпусти ты меня, я успокоился! — Ещё раз дёрнулся, высвобождаясь из объятий. «Брат» отпустил его, готовый снова опередить. — Хотели бы — давно бы уехали. Паспорта у них. Но не уезжают, не хотят. Деньги потому что здесь зарабатывают, деньги! Спасибо, говорят, Боря! Не бросай нас, Боря, просят! А ты…

Это тоже было непонятно, и неприятно. Хоть и слышал раньше СанСаныч что-то подобное, встречаться правда не приходилось, но, конечно, не верил этому. Вернее, не всему верил. Знал, парни и мужики часто смакуют грязное, принижают девчонок.

— Давай договоримся по-хорошему, — набычившись, звенящим голосом предложил Борис. — У тебя свой бизнес, у меня свой. И какой он — хороший, плохой! — это не твоё дело. Тебя это не касается. И вообще, забудь всё, что здесь видел, и не возбухай, ни здесь, ни там…

— А то что?

— А вот, то…

— Может, не надо пугать, а?

— А я и не пугаю. Я — предупреждаю.

— Да ладно вам ссориться, перестаньте. — Успокаивая, разнимал Юрий, видя, что главный боевой пыл уже кажется прошёл. — Мы ж друзья, отдыхать же приехали, — уже тормошил обоих. — Ну!..

Хм, отдыхать!.. Весь отдых насмарку. Да и домой уже хотелось.

Красоты — красотами, а домой на третий день так сильно тянет, будто целый уже месяц прошёл.

Дружба с Борисом, конечно же, не получилась, это понятно. У них и жизненная философия очень разная, и бизнес поэтому разный, и оценки тоже.

Оставшееся время — пара дней — прошло хоть и без эксцессов между ними, на радость «брата» Юры, но почти холодно, отстранённо. Также, почти холодно прощался и босс «брата», видимо узнал откуда-то о предмете ссоры. И откуда это — интересно? Наверное в «материале» был, в доле… Но это всё мелочи, как и разрыв отношений с Борисом, главное, досада ещё не прошла. Как заноза в теле сидела. Не о таком бизнесе мог мечтать СанСаныч, предприниматель первой волны, не о таком. И вовсе не могло быть у него интереса к такой теме. Не могло.

Досадно… Досадно! Но, ладно.

Некоторая — было — возникшая любовь у СанСаныча к китайскому народу от этого заметно вроде поубавилась. Но, Китай, на это не обратил внимания, не заметил.

Решительно отказавшись от любезно предложенных принимающей компанией денег — приличная, кстати, сумма! — СанСаныч обошёлся своими, накупил всякой интересной всячины… Красивых, интересных, забавных, умильных, где и просто очаровательных… Сувениры! Много! Несколько кассет на видео снял, будет что дома показать, вспомнить.

Да, Китай…

Китай — это вам не фити-мити, это что-то! Нечто! Большое, причём, нечто! Огромное, и великолепное! Чудесное нечто!

Китайскую таможню прошли очень быстро и без толкучки. Юру и его друзей китайцы пропустили как своих. Очень долго пропускали русских челноков. Презрительно глядя в сторону, тыча пальцами, заставляли вскрывать тюки один за другим. Небрежно вытряхивали содержимое, отбрасывая в сторону те или иные тряпки, разную аппаратуру, свёртки прямо на пол. Свободного места на полу таможни уже не было, везде громоздились вскрытые тюки, сумки-баулы, просто мешки… Китайские таможенники, хмуря брови, чего-то резким и отрывистым голосом требовали… Чего именно, никто не понимал…

Китайская таможня фильтровала вывозимый российскими челноками товар…

Отыгрывалась.

Российские челноки, обижаясь, кричали на всю таможню. Иные яростно ругались матом, орали, видя, что китайцы на них отыгрываются, ещё больше усугубляли ситуацию.

И у вагонов было не просто. Попасть в них было очень сложно. Все купе, полки снизу доверху, все проходы забиты были мешками и тюками с товарами… почти под потолок. Во всех вагонах так. Нужно было у «старших» вагонов — Иркутска, Новосибирска, либо других, ещё выпросить для себя три-четыре места. «Земляки, ребята, нам только до нашей границы… Возьмите, а! Ну возьмите!» Старшие вагонов — обычно мужики лет под тридцать, сорок, крупные, тяжёлые — с большим опытом всякой разной борьбы в спортзалах и около них, с одутловатыми лицами от пива, разных многочисленных «камбэй» и недосыпа, с явной неохотой взяли всё же своих, пусть и чужих.