Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя - Владислав Вишневский

— Мы это понимаем, и поддерживаем — сами такие. Но вы же видите что вокруг делается, — перебила юрист. — Демократов всячески зажимают, кислород перекрывают, стреляют вот уже… Вы, кстати, видели кто вошёл в нашу новую городскую Думу, видели список?

— Да, — с иронией рассмеялся СанСаныч. — Видел. Только вот интересно, как это они туда попали — я лично голосовал только за демократов. Но они практически не вошли, а эти… там!

— Вот вам пример!

И коммерсанты там, в том списке, вспомнил СанСаныч, от бывшего КГБ, и два лидера от спортивных группировок, тоже представляющих теперь производственно-коммерческие предприятия, бывший начальник управления торговли, крайпотребсоюза, и тому подобные личности, не считая представителя УВД, ФСБ, военного округа.

— Вот вы смеётесь, а они укрепляются, все главные места везде занимают…

— Я с ними не могу…

— Да кто с ними может… Но они вытолкнут всех других… Вот увидите. И нас тоже.

— Ладно, не вздыхай, пробьёмся. Мы пока, не одни.

— Вот именно, что пока. Кстати, СанСаныч, нам, из Омска, так долг и не пришёл, не вернули. Помните?

— Как не вернули? Конечно помню. Надо срочно лететь, разбираться с ними.

— Вы ж только вернулись из командировки…

— Ничего, заказывай, Люда, мне билет…

— Я с вами, я юрист! Мало ли что там понадобится.

— Ладно, поехали. Прямо на ближайший рейс заказывай…

Необходимые документы собрали быстро. Созвонились с должниками, предупредили их, вдруг там уже, как говорится, «нет никто!», и в аэропорт.

Авиабилетов, как обычно, не было, но Алексей Алексеевич, поднятый по тревоге Людмилой Николаевной, легко договорился с пилотами на самолет «Ту-154» рейсом Хабаровск — Омск — и ещё там куда-то дальше, и обратно…

В салоне мест не было. Были проданы. СанСаныч с Людмилой Николаевной летели прямо в пилотской кабине самолёта.

Перед посадкой их, за час где-то до регистрации, заранее, почти по шпионски, под видом будто бы работников аэропорта, «тайными тропами» провели к пустому ещё самолёту, и на ключ закрыли в пилотской кабине: «Сидите тихо, не высовывайтесь, чтоб ни в коем случае не попасться на глаза дежурной по посадке. Понятно? Вас здесь нет». «Да, конечно». — В голос ответили коммерсанты, с любопытством оглядывая пилотскую кабину. Как интересно…

— Всегда хотел, но никогда не был в пилотской кабине, не летал! — восхищённо отметил СанСаныч.

— Я тоже. — Равнодушно сказала Людмила Николаевна.

— Серьёзно? — воскликнул СанСаныч. — Ты, жена лётчика, ни разу не была у Алексея в кабине его самолёта?

— В кабине была, но не летала.

— А почему?

— Мне не нравится потому что.

— О, а мне очень здесь нравится! Здорово! Просто здорово! Красиво…

Рули, педали, приборы… кнопки разные, лампочки разноцветные, тумблера… Всё пространство кабины весьма щедро облеплено ими сверху донизу и вокруг. Уйма приборов. И все это знать нужно!

— Да! — уважительно качая головой, отметил СанСаныч. — Здорово!

«Пассажиры» присели на неудобные узенькие сиденьица.

В кабине очень светло от окон, и тепло. Пахло чуть керосином, и ещё чем-то специфически авиационным — краской, «люминием», металлом… Под фюзеляжем и крыльями суетились технические рабочие; присосавшись шлангами-щупальцами к самолёту жужжала специальная автомашина… Появились видимо и стюардессы, грохоча за переборкой выдвижными ящиками, чему-то смеялись, глухо звучали их голоса… Подъехала и встала под разгрузку машина с бортпитанием… чуть позже и с багажом.

Протопали, приближаясь, чьи-то шаги. Невольные пленники замерли… Кто это? Дежурная?! Скрежетнув в скважине, брякнули ключи, резко открылась дверь, один за другим, пригибаясь в низком дверном пространстве, вошли пилоты. Увидев посторонних, здороваясь, почти спокойно воскликнули: «А, зайцы с нами сегодня… Это хорошо! Здравствуйте, здравствуйте, э-э-э, господа!» Коротко оглядев щегольски одетых пассажиров — коммерсанты! — как своей улыбнулись симпатичной Людмиле Николаевне. «Нет-нет, сидите-сидите, — вежливо остановили попытки пассажиров куда-нибудь передвинуться в ставшем совершенно тесном уже пространстве, — вы не мешаете». Сняв куртки, пальто, шумно усаживались на свои рабочие места, громко, наперегонки щёлкали тумблерами… С глухим звуком, поочерёдно, двинули туда-сюда штурвалами, поворачивая рули… Оглядываясь вокруг и над собой, пилоты что-то отыскивали глазами, проверяли… Послушно ожили все лампочки, где по-одиночке, где целыми семействами, в восторге дрогнули стрелки на приборах, что-то тонко и бодро, усиливаясь, зажужжало…

В кабине стало и тесно и душно.

Командир надел наушники… Штурман склонился над своим столиком, бортинженер, толстяк, неуклюже умащивался на сиденье за спинками пилотских кресел, подле ручек управления оборотами двигателей… примеряясь к ним, и к лампочкам с тумблерами над собой. Все готовились к полёту. Работали, не обращая внимания на пассажиров. Один только раз командир, он слева, чуть повернулся в кресле к Людмиле Николаевне, спросил: «Как там Лёша-то наш поживает… нормально, нет? Летает?» «Да-да, всё нормально. Летает. Спасибо». «Угу, — удовлетворённо промычал пилот. — Ладно, — с улыбкой бросил, — поговорим ещё», — и, поправляя наушники, отвернулся к приборной доске.

СанСаныч так остро вдруг позавидовал этим людям, таким умным, спокойным, мужественным, гордым за свою профессию, за своё ремесло… Сердце больно сжалось, вот чего он больше всего хотел в своей жизни — летать! Вот о чём когда-то мечтал, грезил… Таким и хотел быть, как эти вот лётчики. Как всё странно и несправедливо в жизни получается. Зрение, музыка… Судьба! Но не всё ещё потеряно, остановил он себя, можно и покупать теперь самолёты, можно и собирать их, можно и летать на них… Да! Перестройка же… Всё ещё может и состояться. Может? Кто знает!..

Погрузка сама собой прошла, закончилась. Разместились и пассажиры. Ответственный дежурный, зайцев естественно не заметил, и трап уже отошёл… Двигатели от высокого свиста перешли на мощный грохот.

Самолёт, разворачиваясь, тяжело выкатывался с рулёжной дорожки, нацеливаясь носом на широкую взлётную полосу перед собой, чуть клюнув на нос встал. Штурман, приложив указательный палец к своим губам дал пассажирам понять, сейчас молчок, ребята. Покрутив безмолвно в воздухе пальцем показал — магнитофон записывает, чёрный ящик, понятно? Зайцы поспешно закивали головами, да-да, понятно-понятно… Пилоты переговаривались о чём-то неслышном между собой и диспетчером. Бортинженер, положив руки на рукоятки подачи топлива к ревущим от восторга двигателям, внимательно вслушивался в их песню. Штурман, что-то коротко, сосредоточенно записывал…

А рокот двигателей всё нарастал и нарастал. Корпус самолёта нервно подрагивал, готовясь сорваться с места, побежать. Сосредоточенность всего самолёта передалась видимо и пассажирам, заметил про себя СанСаныч, представляя, как в салоне пассажиры вжимаются сейчас в свои кресла. А ему вдруг стало бесконечно весело и радостно, будто это он сейчас легко и уверенно будет взлетать, будто он и есть тот самый лётчик, пилот этого самолёта или, больше того, сам самолёт. Да, конечно, это он самолёт и есть. Не боясь и не сомневаясь в способности этой чудесной крылатой махины, легко разбежаться, взлететь, подняться вместе со всеми пассажирами, грузом и прочим высоко-высоко вверх, выше всяких грустных облаков, в самое-самое глубокое, радостное, свободное небо, и заскользить по небосводу, полететь далеко-далеко на запад, вслед за ярким, горячим солнцем… Точно по курсу, начертанным умницей штурманом…

Напряжённое лицо Людмилы Николаевны резко контрастировало с сияющей физиономией её генерального директора. Глянув на него она подумала: «Совсем мальчишка… радуется, что обошлось без скандала». Встретив его шальной почему-то сейчас взгляд, вымученно улыбнулась, молча кивнув, да, не попались, хорошо.

Самолёт, оглушая округу рёвом двигателей, резко ускоряясь, задиристо приподняв нос, быстро покатился по взлётной полосе, вжимая пассажиров в кресла. В кабине неожиданно сильно затрясло, будто телега галопом запрыгала по стиральной доске. Перед глазами — теряя очертания, грубо завибрировали все доски с полётными приборами. Прыгали, будто на амортизаторах. Лётчики, старчески сгорбившись, крепко ухватившись за штурвалы, покачивались, дёргаясь вместе с самолётом и вздрагивая, как возницы на жёстких облучках. Штурман, расставив ноги и руки, уцепился за свой столик, глазами показывал зайцам, чтобы и они крепко за что-нибудь тоже уцепились. Видя удивлённое лицо одного, и побелевшее лицо молодой женщины, глазами успокаивал, это ничего, ребята, не бойтесь, всё в порядке, это не страшно, сейчас пройдёт. Уцепившись друг за друга и за сиденье — а больше там и не за что — пассажиры замерли в страхе, ощущая на себе резкие толчки снизу, и вроде — слава Богу! — уменьшающуюся уже, неожиданно жуткую встряску на взлёте. А самолёт, медленно приподнимая нос, бешено ускоряясь, всё разгонялся и разгонялся…