Косые тени далекой земли - Го Осака

Рюмон поискал глазами Тикако: она ожидала его, заняв пустую нишу в углу.

Рюмон заказал бармену пива и сел напротив. Тикако успела переодеться в свободное длинное платье бледно-зеленого цвета.

Рюмон положил ногу на ногу.

– Тебе не кажется, что мы с тобой уже целую вечность не были наедине? – проговорил Рюмон, показав подбородком в сторону входа. – Да и сейчас нельзя почувствовать себя спокойно: Синтаку может появиться в любую минуту.

Тикако бросила взгляд на входную дверь:

– И правда, Синтаку часто появляется именно в такие минуты. Так ведь было и в Саламанке…

– Не беспокойся. Это же шутка. Притом шутка самая что ни на есть простая – как по заказу.

Тикако издала легкий смешок.

– Ты и правда не пьян, но чем-то сильно раздражен.

Бармен принес пиво.

Они чокнулись.

– Если мне нельзя ни напиваться, ни раздражаться, остается, пожалуй, только уехать в Барселону и провести там жизнь, шлифуя камни Саграда Фамилиа.[85]

Тикако задумчиво провела языком по губам, слизывая пивную пену.

Ее язык на мгновение блеснул во рту, и Рюмон ощутил желание, разлившееся по всему его телу. Перед глазами возникла сцена, которую он увидел в Саламанке: Тикако, изящно изогнувшись, сидит на корточках перед канализационным люком и разбирает надпись на нем.

Во рту пересохло. Он осушил кружку и попросил у бармена еще бутылку пива. Тикако смотрела на него с неодобрением.

– Что-то ты разогнался…

– Бутылка совсем маленькая, к тому же это ведь пиво. Что-что, а пива я могу выпить сколько угодно. Это же все равно что вода, ей-богу.

Тикако вдруг перевела взгляд на его грудь:

– Слушай, покажи мне твой кулон.

Рюмон снял кулон и положил его на стол.

Тикако взяла его и внимательно рассмотрела на свету.

– И правда, похож на рисунок Куниэда.

– По-моему, они совершенно идентичны.

Рюмон собрался с мыслями и обстоятельно описал ей, как и при каких обстоятельствах ему достался этот кулон. Так же без утайки рассказал все о своих родителях.

Тикако выслушала его, не перебивая: казалось, его рассказ взволновал ее.

– Помнишь, мы с тобой обнаружили в реестре Интернациональной бригады имена Рикардо и Марии Нисимура. Я ведь уже говорил тебе, что Нисимура – девичья фамилия моей матери?

– Да, говорил. Ты тогда еще высказал догадку, что эти Рикардо и Мария – твои дед и бабка, правда?

– Именно. А теперь моя догадка превратилось в уверенность.

Тикако сдвинула брови:

– Неужели? И что же тебя убедило?

– Ты ведь слышала про Кайба Кивако, председателя «Дзэндо»?

Тикако вздрогнула:

– Слышала…

– Она мне говорила, что в молодости училась в Париже и что в то время мои дед с бабкой очень помогли ей.

Рюмон в общих чертах пересказал ей то, что узнал от Кивако, когда в последний раз беседовал с ней по телефону.

Тикако посерьезнела.

– Таким образом, получается, что мои дед с бабкой вне всяких сомнений участвовали в испанской гражданской войне. И вот этот самый кулон перешел от них к моей матери, а от нее – ко мне.

Тикако задумалась.

– Но если у того Гильермо был точно такой же кулон, что и у тебя, выходит, что он и есть Рикардо Нисимура, другими словами – твой дедушка, не так ли?

– Нет, здесь ты не права. Гильермо, каким его описал Куниэда, вовсе не похож на моего деда – ни по телосложению, ни по облику. К тому же, помнишь, они ведь воевали в противоположных лагерях. Нет, я почти уверен, что они – разные люди. Я думаю, что дед просто встретился с Гильермо где-то и тот либо отдал кулон ему на сохранение, либо подарил.

– Если они встречались, то, скорее всего, уже после войны, нет так ли?

Рюмон кивнул:

– Наверное. Но можно предположить и такое: кулонов было два, а не один.

Тикако молча вернула ему кулон. Ее лицо побледнело.

Рюмон повесил кулон обратно на грудь.

– Завтра я еду в Ронду, встречаться с боевым товарищем Гильермо. Если мне удастся его найти, быть может, история хоть немного да прояснится.

– Его ведь звали Хасинто Бенавидес, да?

– Ну да.

Тикако опустила глаза и пригубила пива.

– Может, мне тоже вместе с тобой съездить…

Рюмон достал сигарету. Сразу он не нашелся, что сказать. Вспомнился Синтаку.

– Ну да… рестораны-то есть и в Ронде… – только и сказал он и прикурил.

– Похоже, я помешаю тебе там?

Рюмон выпустил дым и взглянул ей в лицо.

– Только что, когда мы разговаривали с Синтаку, он заметил, что ты ведешь свою работу здесь как-то бессистемно. И что раньше, когда ты работала в «Дзэндо», ты всегда тщательно строила планы и действовала строго в соответствии с ними.

Тикако отвела глаза и деланно рассмеялась.

– Синтаку и раньше любил совать свой нос в чужие дела. Мне всегда было трудно сосредоточиться, когда он сидел за соседним столом, – такое ощущение, будто ты вечно под надзором. Он, наверно, много всякой всячины тебе наговорил…

– Да, кое-что… Например, говорил о том, почему ты ушла из «Дзэндо».

Тикако быстро взглянула на него и сразу отвела глаза.

– И почему же, интересно?

– По его убеждению – из-за мужчины. Или чтобы поставить точку в интимных отношениях, или чтобы избавиться от чьих-то назойливых преследований – как он утверждает, общественное мнение на этот счет разошлось.

Скулы у Тикако обострились, она снова выпила пива. Вытащив из его пачки сигарету, неумело закурила.

– Вот наглость.

Рюмон следил за движениями ее пальцев.

– С каких это пор ты куришь?

– Только иногда, с тех пор как занялась свободной журналистикой. Ну и что же ты ему на это ответил?

– Честно говоря, ничего. Потому что слова «назойливые преследования» мне кое о чем напомнили. А я-то думал, что никто ничего не знает… Страшная, однако, штука – слухи. – Он покраснел до самых ушей.

Вдруг в его сердце шевельнулось сомнение. Тогда он отнес слова Синтаку на свой счет, но, может быть, зря?

Тикако нахмурилась и погасила в пепельнице сигарету, которой затянулась всего один раз.

– Пускай говорят себе, что им только вздумается. Ну а я… я хочу, следуя моей бессистемной системе, съездить вместе с тобой в Ронду.

Рюмон произнес, колеблясь:

– Честно говоря, Синтаку хотел тоже поехать – и позвать тебя. Но я отказался. Кадзама едет со мной, и я решил, что его будет вполне достаточно.

Рот Тикако скривился в улыбке:

– А зачем ему обо всем докладывать? Поедем втроем, вместе с господином Кадзама.

Рюмон молча выпил.

До сих пор он почему-то был совершенно уверен, что Тикако ушла из «Дзэндо» именно из-за него. Но в этом случае вряд ли его слова смутили бы ее настолько, чтобы ей пришлось хвататься за сигарету – вещь для нее явно непривычную.

В сердце поселилась смутная тревога.

28

Ханагата Риэ положила трубку.

Только что она поговорила с Окадзака Синсаку, впервые после долгого перерыва.

Взяв бутылку шерри, она до половины наполнила рюмку и выпила ее залпом.

Окадзака было за сорок, и у него было свое частное дело – он занимался обработкой различных печатных данных. У него была собственная контора в Отяномидзу,[86] именовавшаяся «Бюро исследований „Модерн"». Он делал репортажи для всевозможных журналов, собирал материалы для писателей и обозревателей, у которых не хватало на это времени, и нередко брался за дела, более подходящие частному сыщику, соглашался на любую работу и вообще был человеком весьма необычным.

Их знакомство началось с того, что Риэ попросила его написать статью в журнал, который она издавала в рамках своего научного общества по новейшей истории Испании. В этой области Окадзака владел обширными знаниями и вряд ли уступил бы иному специалисту. Он собрал также довольно большую библиотеку на эту тему.

Вскоре после того как между ними начались интимные отношения, Риэ оказалась замешана в одну скандальную историю, которую она сильно переживала. Ей было необходимо остаться на некоторое время одной – еще и для того, чтобы разобраться в своих чувствах к Окадзака.

Именно поэтому она и решилась отправиться в одиночку в Испанию. За последние несколько месяцев ее сердечная рана, казалось, начала наконец затягиваться.

Но вовсе не личные проблемы вынудили ее позвонить Окадзака.

Вчера поздно вечером ей звонил Кадзама и сказал, что на следующий день уезжает вместе с Рюмоном в Ронду.

Тогда же Кадзама в подробностях рассказал ей обо всем, что им удалось узнать от Хоакина эль Оро. По его словам выходило, что Хоакин когда-то встречался с Гильермо, но связного рассказа от него добиться так и не удалось.

Больше всего Риэ заинтересовал тот факт, что в разговоре с ними Хоакин говорил что-то об орловском золоте.

Еще до приезда в Испанию, когда Риэ разглядывала книги на полках в токийской конторе Окадзака, ей попался на глаза английский текст, озаглавленный «Наследие Александра Орлова».

Оказалось, что это был протокол показаний, которые Орлов представил американскому Сенату. Каким образом Окадзака сумел раздобыть этот протокол, она забыла. Но ей смутно помнилось, что, когда она листала его, ей попался на глаза материал, в котором говорилось что-то об испанском золотом запасе.