Командир атакует первым - Василий Шевчук

В то же время загорелся и ФВ-190, подбитый Луганским. В воздухе стало просторней. Пара Меншутина отогнала своих противников далеко в сторону. Они теперь "илам" не страшны.

Направляемся к своим. Еще раз смотрю вниз, на землю. На самой окраине Красного, над крышей дома, в который врезался самолет, крестом торчит хвостовое оперение "фокке-вульфа". Это тот самый самолет, который мне удалось сбить. Луганский смеется:

- Тут ему и могила, тут ему и крест!

"Илы" продолжают штурмовать танки. Возле них - самолеты группы непосредственного прикрытия. Они тоже справились со своей задачей. Фашистские истребители покинули поле боя. В нашей группе нет одного "яка". "Кого нет?" - тягостный и горький вопрос...

Упреждая его, кто-то произносит:

- Николай Шутт.

- Парашют был? - это уже суровый голос командира.

- Был...

Если раскрылся парашют, значит, летчик жив. Но что случится с ним дальше? Линия фронта рядом, однако кругом отступающие немцы. Им сейчас не до пленных... Ах, Коля, Коля. И поздороваться с ним сегодня не пришлось...

Я никак не могу представить себе Николая Шутта мертвым. Вспоминаю похороны его однофамильца, замечательного летчика-штурмовика, погибшего на Керченском полуострове. А Николай стоит передо мной с веселыми глазами, лукавой улыбкой, как всегда, готовый снова выкинуть одну из очередных своих шуток.

Но тревога за него охватила нас всех. Луганский после вылета, разложив карту прямо на плоскости самолета, долго изучал место, где Шутт выбросился с парашютом: до наших наступающих частей - меньше десятка километров.

- Только бы немцы не засекли, не поймали. Спрятался бы где-нибудь до подхода наших, - озабоченно говорил Сергей Данилович окружившим его летчикам. - Так ведь не усидит. Характер! Кстати, он опять в тенниске полетел? - спросил Луганский механика самолета, на котором воевал Шутт.

- Так точно, товарищ майор, в тенниске.

Оказалось, что Николай в последние дни изобрел новую летную форму. Было необычайно жарко, и он поднимался в воздух без гимнастерки, в легонькой гражданской рубашке с короткими рукавами, украшенной легкомысленным рисунком: сердце, пронзенное стрелой.

Луганский, услышав ответ механика, невольно улыбнулся.

- Я же запретил ему нарушать форму одежды. А впрочем, может, и к лучшему. Парашют, шлемофон спрячет - и гражданский человек. Легче будет пройти... Ну, не вешать носы, - обвел он взглядом собравшихся. - Будем надеяться... Нам с вами дальше воевать. Представляю, товарищи, нового заместителя командира полка по летной подготовке, гвардии майора Шевчука Василия Михайловича. Рассказывать о нем нечего - сами давно знаете. А кто сегодня летал - видел его в деле. Отлично свалил "фоккера".

Луганский пожал мне руку:

- Будем считать, что вступление в должность состоялось, Василий Михайлович. Поздравляю с открытием боевого счета в нашем полку и спасибо за "фошку", который хотел меня подстрелить. Механику прикажи нарисовать на своей новой машине все звездочки, которые заработал. Сколько, кстати, с сегодняшней?

- Двенадцать.

- Ну вот, скоро еще один Герой в нашем полку будет...

Весь этот день мы летали на прикрытие штурмовиков, и ни на минуту не покидало нас беспокойство за судьбу Николая Шутта. Подходя к линии фронта, видели огромные скопления наших танков, которые шли и шли на запад. В последнем вылете, перед самым заходом солнца, заметили, что бои идут уже на улицах городка Красное, который узнать теперь можно было без карты: на его окраине издалека виднелся крест - хвостовое оперение фашистского самолета. Летчики шутили: "Майор Шевчук характерный ориентир поставил. Не заблудишься".

Вечером, находясь под впечатлением событий дня, я никак не мог заснуть. Итак, началась служба на новом месте: выполнил несколько боевых вылетов, сбил самолет противника. Командир полка, летчики отнеслись ко мне дружелюбно. Что греха таить, пришлют, бывает, вот такого "варяга" со стороны на руководящую должность, а люди считают, что у них и свои кандидаты на выдвижение есть. Но меня приняли хорошо. А вот Коля Шутт с задания, не вернулся. Какой летчик!.. Вспомнил, как в полку Дзусова, еще до войны, на аэродроме висел большой плакат: "Товарищи летчики! Учитесь стрелять так, как стреляет звено лейтенанта Н. Шутта!" Да, с ним состязаться было трудно.

Вспомнил я и весну сорок второго года, Керченский полуостров. Николай Шутт воевал тогда в соседнем полку. Летали они на И-16, "ишачках", вооруженных кроме пулеметов неуправляемыми реактивными снарядами - эрэсами.

Однажды я патрулировал над передовыми позициями наземных войск. Подходя к береговой черте, увидел, что пара "ишачков" почти над самым морем ведет воздушный бой с двумя "мессерами". Решил подойти поближе - вдруг понадобится помощь. И тут на моих глазах из-под плоскости одного И-16 рванулся, отмечая путь дымом трассера, реактивный снаряд. Через несколько мгновений стремительного полета он взорвался, и оба фашистских истребителя, изрешеченные осколками мощного боевого заряда, разбросало взрывной волной.

Я поразился точности боевого пуска И-16. Эрэсы, как правило, использовались для штурмовых ударов по земле. В воздушном бою применяли их редко и только по большим группам самолетов, так как попасть в одиночную цель неуправляемым снарядом довольно сложно. Нужно очень точно рассчитать не только упреждение, но и дальность пуска. Эрэсы разрывались на определенном, заранее установленном удалении от самолета-носителя. И это был блестящий удар как по мастерству исполнения, так и по результатам. Нанес его летчик-истребитель Николай Шутт.

Сколько подобных боев провел он с начала войны! Никогда не унывающий, мастер на всевозможные проделки, организатор веселых розыгрышей на земле, в воздухе Николай Шутт был настоящим бойцом - смелым, решительным, находчивым. Вспомнилось сражение на Курской дуге, где Николай попал однажды в серьезную переделку. Он возвращался с разведки, во время которой ему пришлось вести бой с истребителями противника. Зная о необходимости разведданных, Николай ушел от фашистов, но над передним краем его встретили еще три "мессершмитта".

За этим боем наблюдал командующий воздушной армией С. А. Красовский. Его и находившихся на пункте управления офицеров поразило, что наш "як", несмотря на атаку фашистских истребителей, шел спокойно. "Вот один из противников, - напишет потом в книге воспоминаний "Жизнь в авиации" командарм С. А. Красовский, - бросился в атаку, но в тот момент, когда должен был прогреметь пушечный залп, командир "ястребка" убрал скорость, выпустил тормозные щитки, и немец пронесся мимо. А когда вражеский самолет оказался чуть впереди, советский летчик снова дал газ, довернул машину и первой же очередью зажег противника.