Безгрешность - Джонатан Франзен

Продолжая в тот вечер свою подогретую “манхэттеном” тираду, она перешла к засилью мужчин в Кремниевой долине, к тому, как она, эта долина, эксплуатирует не только женщин-внештатниц, но и женщин вообще, соблазняя их новыми технологиями, облегчающими треп и пересуды, давая им иллюзию значимости и продвижения вперед и сохраняя при этом контроль над средствами производства: фальшивое освобождение, фальшивый феминизм, насквозь фальшивый Андреас Вольф… Пип перестала есть и с несчастным видом опустила взгляд в тарелку. Наконец Том, тоже изрядно набравшийся, перебил ее.

– Лейла, – сказал он, – ты, кажется, думаешь, что мы с тобой не согласны.

– А вы согласны? Пип – согласна? – Она повернулась к Пип. – У вас есть мнение на этот счет?

Глаза Пип расширились, но взгляд так и не оторвался от тарелки.

– Я понимаю, почему вы так говорите, – сказала она. – Но мне кажется, работа есть и для журналистов, и для организаторов утечек.

– Вот именно, – подтвердил Том.

– Ты думаешь, Вольф с тобой не соперничает? – спросила его Лейла. – Тебе не кажется, что соперничает и побеждает? – Она опять повернулась к Пип. – У Тома с Вольфом есть история отношений.

– В самом деле? – спросила Пип.

– Мы познакомились в Берлине, – сказал Том. – После падения Стены. Но это не имеет отношения к тому, что мы обсуждаем.

– Совсем-совсем не имеет? – усомнилась Лейла. – Ассанжа ты терпеть не можешь, но Вольфу почему-то все спускаешь. Все ему всё спускают, носят его на руках, прославляют как героя, спасителя, великого феминиста. Но я не верю этому ни на грош. Особенно феминизму его не верю.

– Никому из организаторов утечек за последние десять лет не удалось нарыть больше, чем ему. Значимые и очень разные сюжеты. Ты потому злишься, что он преуспел не меньше, чем мы.

– Выложить селфи стоматолога, который тычет своей штуковиной в лицо усыпленной пациентке? Пожалуй, можно назвать этот поступок феминистским. Но тебе не кажется, что можно подыскать ему название и поточнее?

– Он делает и многое другое. Утечки из “Блэкуотер” и “Халлибертон”[49] сыграли важную роль.

– Но всегда одна и та же фигня. Проливает свой очищающий свет на мир коррупции. Поучает всех остальных мужчин, что не надо быть сексистами. Впечатление, будто он хочет, чтобы в мире были только женщины и он сам, единственный мужчина, который их понимает. Знаю я таких. От них меня в дрожь бросает.

– Что произошло в Берлине? – спросила Пип.

– Том об этом не говорит.

– Это правда, – сказал Том. – Не говорю. Хочешь, чтобы я сейчас рассказал?

Лейла видела: присутствие Пип – единственная причина, по которой он это предложил.

– Благодаря вам, – сказала она девушке с жалким деланым смешком, – я многое начинаю узнавать о Томе, чего раньше не знала.

Пип, девушка неглупая, почуяла опасность.

– Мне совершенно необязательно знать про Берлин. – Она потянулась к своему бокалу и умудрилась его опрокинуть. – Черт! Прошу прощения!

Том первым вскочил и ринулся за бумажными полотенцами. Чарльз, даже до несчастного случая, предоставил бы Лейле вытирать вино; он почти не включал в свой учебный курс книг, написанных женщинами, тогда как Том чаще нанимал на работу женщин, чем мужчин. Том был странный, гибридный феминист: безупречный по поведению, но враждебный на концептуальном уровне. “Как борьбу за равноправие я феминизм понимаю, – сказал он ей однажды. – Чего я не понимаю – это теоретическая база. Женщины – в точности такие же, как мужчины, или другие и лучше?” И он рассмеялся таким смехом, каким всегда смеялся над тем, что считал глупым, а Лейла молчала и злилась, потому что была гибридом противоположного сорта: феминисткой на концептуальном уровне, но из тех женщин, для кого важнее всего отношения с мужчинами, для кого близость с ними всю жизнь оказывалась источником карьерных благ. Смех Тома ее уязвил, и с тех пор они оба аккуратно избегали разговоров о феминизме.

Очередная незатрагиваемая тема в их жизни, которая, несмотря на обилие подобных тем, доставляла Лейле удовольствие, пока не появилась эта девушка. Пип, судя по всему, было у них очень хорошо, о возвращении в Калифорнию она заговаривать перестала; избавиться от нее будет не так-то просто. Но Лейла, к своей печали, уже хотела избавиться.

Когда самолет приземлился в Денвере, она проверила рабочую почту, потом прочла эсэмэски. Одна была от Чарльза: Сесар существует?

Сойдя с трапа, она тут же позвонила ему.

– Что, Сесар еще не пришел?

– Пока нет, – ответил Чарльз. – Мне-то разницы мало, но я знаю, как ты любишь откусывать этим людям головы. И кусать их крохотные пяточки.

– Черт бы их взял. Неужели трудно организовать, чтобы сотрудники приходили, когда им положено?

– Р-р-р-р!

Сесар, новый помощник, должен был прийти к шести, помыть Чарльза, провести сеанс физиотерапии и накормить горячим ужином. Было уже полдевятого. Трудность, создаваемая Чарльзом, заключалась в том, что визиты помощников ему не нравились, но не настолько, чтобы он запрещал Лейле их нанимать и контролировать. В итоге она получала много хлопот и мало благодарности.

Идя через здание аэропорта, она позвонила Тому домой, и аппарат тут же переключил ее на голосовую почту. Потом позвонила в агентство.

– “Люди для людей”, Эмма, я вас слушаю. – На слух Эмме было лет двенадцать.

– С вами говорит Лейла Элу, и я хочу знать, почему Сесар до сих пор не у Чарльза Бленхайма.

– Здравствуйте, миссис Бленхайм, – бодро ответила Эмма. – Сесар должен был прийти к шести.

– Мне это известно. Но он не явился к шести. И до сих пор не явился.

– Хорошо, нет проблем. Постараюсь выяснить, где он сейчас.

– Нет проблем? Есть проблема! И не первый раз.

– Я сейчас узнаю, где он. Тут нет проблем, уверяю вас.

– Пожалуйста, перестаньте твердить “нет проблем”, когда проблема есть!

– Сегодня у нас маловато людей. Секундочку… О, вижу теперь, в чем дело. Сесар замещает другого помощника, он заболел. Но скоро уже Сесар доберется до мистера Бленхайма.

Агентство не в состоянии предусмотреть нехватку персонала? Считает, это нормально – задержать помощника на три часа и не известить о задержке? Срывать помощников с запланированных визитов и отправлять к другим клиентам? И те, кто отвечает на звонки, даже не обучены извиняться?

Лейла сумела удержаться и не задать ни одного из этих вопросов. На полпути из аэропорта раздался звонок Эммы.

– Вы знаете, к сожалению, похоже, Сесар сегодня не сумеет освободиться. Но мы можем прислать другую сотрудницу. Она не в состоянии поднимать пациента, но поможет мистеру Бленхайму во всем остальном и составит ему компанию.

– Мистеру Бленхайму не требуется компания. Ему нужно, чтобы его подняли и помыли.

– Хорошо, нет проблем. Я позвоню еще раз Сесару.

– Оставим это на сегодня. Пришлите завтра к девяти утра мужчину, и чтобы я больше никогда не слышала от вас имя Сесар. Будьте так любезны. Это для вас не проблема?

Чарльз прекрасно мог поесть сам и сам лечь в постель, и Лейла чувствовала, что это она назло себе предоставляет Тому и Пип еще два часа наедине. Так или иначе, поехала к Чарльзу. Застала его в кресле в коридоре, идущем от кухни, где он почему-то остановился. Пахло говяжьей тушенкой из банки.

– Господи, ну и вид у тебя, – сказала она. – Почему сидишь в коридоре?

– На меня напала некая одержимость этим несуществующим Сесаром. Помнишь замечательное место у Пруста, где Марсель говорит о попытке вообразить лицо девушки, увиденной лишь со спины? Неувиденное лицо всегда прекрасно. А реальный Сесар окажется для меня, конечно же, разочарованием.

– Видимо, ты ехал куда-то и остановился. Куда тебя отвезти?

– Приятно было получше ознакомиться с коридором.

– Что тебе сейчас нужно?

– Хорошая ванна, однако ее я сегодня не получу. А раз так, не мешало бы выпить. Эта карта у меня еще в руке.

Он покатился в гостиную, и она принесла ему бутылку и стакан.

– Беги теперь к своему парню и своей девчушке, – сказал он.

– Сначала скажи, что еще для тебя сделать.

– Ты могла бы и вовсе не приходить. Даже любопытно, почему ты пришла. На другом домашнем фронте все в порядке?

– В полном.

– Но складка у тебя на лбу внушает подозрение.

– Я просто очень устала.

– Я с твоим сердечным другом не знаком – не имел удовольствия. Но про девчушку могу сказать: ей требуется папочка. Даже инвалиду-колясочнику кое-что удалось за те несколько минут, что ты нам предоставила. Мне всю жизнь неплохо удается помогать женщинам, испытывающим такие проблемы, преодолеть застенчивость в этом вопросе.

– Гм. Благодарствую.

– Я не тебя имел в виду. – Он нахмурился. – Разве у нас так с тобой было? Папа и дочка?

– Нет. Но проблемы такого рода, вероятно, у меня имелись.

– В гораздо меньшей степени, чем у этой девчушки. Я бы тебе советовал глаз с нее не спускать.