Безгрешность - Джонатан Франзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это его первая кинозвезда, – услышала Пип однажды вечером от Флор, соседки по комнате. – Все, с кем у него романы, остаются ему верны даже после того, как он прекращает отношения, так что этот должен открыть нам двери в Голливуд.
– А нам туда надо? – спросила Пип.
Флор была миниатюрная перуанка, получившая образование в Америке; если бы Дисней надумал сделать полнометражный мультфильм с прицелом на южноамериканский рынок, главная героиня, вероятно, была бы на нее похожа.
– На организатора утечек ополчаются все, – сказала она. – Это первое, что от него слышишь. Поэтому друзья нам нужны всюду, где бы они ни появились.
– Выгодное для него распределение ролей: он бросает женщин одну за другой, а они остаются ему верны.
– Он верен Проекту – это для него главное.
– Ты знаешь, моя мама прониклась мыслью, что он пригласил меня сюда только для того, чтобы спать со мной.
– Ничего подобного, – сказала Флор. – Сама убедишься, когда он приедет. Для него нет ничего важней нашей работы. Он ни за что не совершит поступка, который может ее скомпрометировать.
– То есть все подчинено поддержанию хорошего имиджа в прессе?
– Сочувствую, если ты разочарована.
– Я не разочарована. Но он посылал мне довольно игривые электронные письма.
Флор нахмурилась.
– Он посылал тебе электронные письма?
– Да, несколько штук.
– Необычно с его стороны.
– Но я написала ему первая. Аннагрет дала мне адрес.
– У тебя что, большой опыт такой работы?
– Никакого опыта. Я, можно сказать, пришла сюда с улицы.
– А кто такая Аннагрет?
– Судя по всему, он когда-то был с ней близок. Я почему-то решила, что все здесь отвечали на ее анкету.
– Видимо, она из того времени, когда он еще не обосновался в Боливии.
Пип теперь видела Аннагрет в новом и более печальном свете: женщина средних лет, преувеличивающая свою важность как для Проекта, так и лично для Андреаса, остающаяся верной ему после того, как он ее бросил.
– Перед Тони Филд, – сказала Флор, – была Арлина Ривьера. А еще была Флавия Корриторе, которая пишет в газете “Ла република”. А еще была Филиппа Грегг, которая хотела писать его биографию, – не знаю, в каком состоянии сейчас этот проект. А до нее была Шила Тейбер – у нее из всех профессоров Америки наибольшее количество подписчиков в Твиттере. Все эти женщины помогают нам сейчас.
Пип почудилось, что Флор для того перечисляет именитых женщин Андреаса, чтобы пристыдить ее за электронную переписку с ним.
Первым человеком после Педро, кто проявил к ней теплоту, была Коллин, молодая женщина чуть постарше, которая курила сигареты и занимала отдельную комнату в главном здании. Коллин выросла на органической ферме в Вермонте и была, само собой, очень миловидна. Будучи административным директором Проекта, она начальствовала над кухней, над Педро и над другим местным персоналом. Поскольку она подчинялась непосредственно Андреасу и поскольку общественное положение в “Солнечном свете”, похоже, определялось близостью к нему, за какой бы стол она ни садилась ужинать, он заполнялся людьми первым. Она отличалась от остальных, и Пип задавалась вопросом, в чем секрет такого отличия, которое привлекает людей, а не отталкивает, как в ее случае.
После ужина Коллин всегда выкуривала две сигареты на задней веранде, где Пип завела привычку сидеть и слушать лягушек, сов и стрекочущих насекомых – ночной оркестр. Коллин почти не говорила с ней, но, должно быть, присутствие Пип ее не тяготило. После второй сигареты Коллин возвращалась в помещение и разговаривала с местными на таком беглом испанском, что Пип испытывала зависть и уныние. Ей не хотелось превратиться в одну из тех, других девушек, потому что это значило бы расстаться с иронией, но она ловила себя на желании быть такой, как Коллин.
Однажды вечером между сигаретами Коллин, нарушив молчание, сказала:
– Этот мир – дерьмо, согласна?
– Не знаю, – отозвалась Пип. – Я как раз сижу и думаю, сколько в нем дивной красоты.
– Это пройдет. У тебя пока еще сенсорная перегрузка.
– Не думаю, что когда-нибудь устану от мира.
– Он сплошное дерьмо.
– Что в нем такого дерьмового?
В темноте Пип услышала щелчок зажигалки и шумный выдох курильщицы.
– Все, – сказала Коллин. – У нас тут информационная служба дерьма. В утечках хороших новостей не бывает. День за днем только дерьмовые новости, только дерьмовые. Тоска берет.
– Мне казалось, идея в том, что солнечный свет действует как антисептик.
– Я не говорю, что не надо этого делать. Я только говорю, что тоска берет. От бесконечного разнообразия людской мерзости.
– Может быть, ты слишком долго здесь? Когда ты приехала?
– Три года назад. Я тут почти с самого начала. С некоторых пор я штатный депрессивный сотрудник, это, можно сказать, моя главная обязанность. Все остальные смотрят на меня, думают: “Слава богу, со мной такого не происходит”, и им хорошо.
– Ты могла бы уехать.
– Да. Могла бы.
– Что он за человек? – спросила Пип. – Андреас.
– Говнюк.
– Ты шутишь.
– Я даю объективную оценку, и только. Как он может не быть говнюком? Чтобы руководить таким проектом, нельзя им не быть.
– И все-таки что-то тебя здесь держит.
– Он меня морочит. Я ни на секунду про это не забываю – что он меня морочит. Я в Книгу Гиннеса могу попасть по силе желания, чтобы меня морочили. Мне важно быть первой из тех, кто ничего для него не значит. У меня отдельная комната. Я даже знаю, откуда приходят деньги.
– И откуда они приходят?
– Мне важно быть самой-самой из не имеющих никаких шансов. Он очень хорошо умеет играть на чувствах и амбициях.
Стало тихо. Только лягушки квакали, квакали, квакали в темноте.
– Ну а тебя что привело сюда? – спросила Коллин. – Я замечаю у тебя некий дефицит по части правомерности пребывания здесь. В смысле сравнительно с другими.
Пип, благодарная за вопрос, рассказала свою историю, ни о чем не умалчивая – даже о своих недавних предосудительных действиях в спальне Стивена.
– В общем, – подытожила Коллин, – ты толком не знаешь, какого хрена решила сюда податься.
– Я хочу найти отца.
– Это может тебе сослужить неплохую службу. Хорошо иметь нечто помимо жажды любви и одобрения со стороны Любимого Вождя. Мой совет – не забывай, ради чего приехала сюда.
Пип усмехнулась.
– Что тебя развеселило?
– Я просто подумала про Тони Филд, – объяснила Пип. – Предположим, стали бы снимать фильм про меня и я спала бы с актером, который играет моего отца. Странновато, тебе не кажется? Спать с женщиной, играющей твою мать.
– Он вообще странный тип. Почему – нам с тобой без толку гадать.
– По мне, это очень странно. Но Флор, кажется, думает, что это блестящая победа.
– Флор – хищница, которую интересует только одно: популярность. Деньги ей без надобности, ее семья и так владеет половиной Перу. Их вотчина – полезные ископаемые. Она думает: “Популярность? Кажется, я чую популярность? Давайте-ка делитесь ею со мной”. Для нее знать, что Андреас спит с Тони Филд, почти так же круто, как самой с ней спать.
Пип приятно волновала, пусть даже психологический механизм был довольно скверный, возможность показать, что она ценит особое доверие Коллин, которой, в свой черед, оказывал особое доверие Андреас, крутивший сейчас в Буэнос-Айресе роман со своей виртуальной матерью. Чтобы произвести на Коллин впечатление, она сказала, что собирается на реку купаться.
– Прямо сейчас? – спросила Коллин.
– Хочешь, пойдем вместе.
– Не уверена, что жажду подвергнуться нападению хорька.
– Он всегда убегает, когда я его вижу.
– Просто пытается заманить тебя в воду в темноте.
– Я иду. – Пип встала. – У тебя точно нет настроения?
– Терпеть не могу подначек.
– Я тебя не подначиваю. Просто спрашиваю.
Пип ждала ответа Коллин. Она немногое в жизни могла занести себе в актив, но купание в темноте – тут у нее был приличный опыт: в калифорнийском парке Генри Кауэлла, поросшем секвойями, она облюбовала место в реке Сан-Лоренсо и плавала там летними вечерами, когда еще не было сильной жары, из-за которой река мелела и пенилась. Как ни странно, ее мама часто плавала с ней вместе – может быть, потому, что в темноте ее тело было не столь видимо. Пип помнила удивление, с которым она осознала, видя, как мама покачивается на спине в своем черном закрытом купальнике, что когда-то мама была девушкой вроде нее.
– Ладно, черт с тобой, – сказала Коллин, вставая. – Не отдам тебе победу просто так.
Над восточной вершиной поднялась луна, серебря лужайку и делая темноту у реки под деревьями совсем уж чернильной. Чтобы попасть на купальное место, Пип и Коллин перешли реку по доске, привязанной к дереву канатом на случай подъема воды. Раздеваясь, Пип украдкой поглядывала на Коллин. Та вся как-то съежилась, ссутулила плечи и больше походила сейчас на саму Пип, чем на тех ее соседок по комнате, что выходили из душа с гордой осанкой, с высоко поднятой головой.