Безгрешность - Джонатан Франзен

– И все же, – сказала Пип.

– И все же страшно льстит самолюбию.

– Догадываюсь, с самолюбием у вас все в полном порядке.

– Не жалуюсь.

Подошла жена Педро с двумя эспрессо, и Андреас сказал ей по-испански, что она прекрасно выглядит. От комплимента Тереса – обычно само долготерпение, сама унылость – прямо-таки расцвела, и Пип мимолетно почувствовала, как Андреас, скорее всего, представляет себе мир: как людскую массу на стадионе, в которой у всех есть цветные дощечки, чтобы в нужный момент их синхронно выставить и образовать приветствие, лозунг. Приветствие, которым его неизменно встречают, гласит, что он неповторим и велик. Вступает на стадион, и вдруг море человеческих тел превращается в слова: МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ПАРЕНЬ. Пип ощутила укол неприязни.

– Как вам Тони Филд? – спросила она.

– Очень милая. Талантливая.

– Она действительно играет вашу маму?

– Да.

– Ваша мама была в те годы такая же знойная, как Тони Филд?

Андреас улыбнулся.

– Я знал, что вы мне понравитесь.

Пип старалась держать в уме слова говнюк и морочит.

– Чем?

– Вы задаете хорошие вопросы. Ваша злость перевешивает осторожность.

Она не знала, что на это отвечать.

– Я устал сегодня, – сказал он. – Вступительное собеседование проведем с вами утром. – Он допил эспрессо. – Если только у вас нет ощущения, что в гостях хорошо, а дома лучше.

– Пока нет.

– Отлично. Приходите завтра утром в амбар.

Когда он ушел, Пип отправилась на веранду и села рядом с Коллин, глядевшей на темную реку. Ветер был теплый, и расквакалось так много лягушек, что звук образовывал сплошную стену.

– Кот вернулся, стало быть, – сказала Пип. – Значит ли это, что мышиные пляски окончены?

Коллин, не отвечая, зажгла вторую сигарету.

– Мне только кажется, – спросила Пип, – или от тебя действительно идут в мою сторону недобрые лучи?

– Прости меня, – сказала Коллин. – Видела когда-нибудь женщину в обмороке, с которой мужчина танцует бальный танец? Я – такая женщина. Он перемещает меня, двигает моими руками. Моя голова болтается, как у тряпичной куклы, но я проделываю все танцевальные па. Как будто все в лучшем виде. Надежная старая Коллин крепко держит штурвал.

– Мне почудилось, ты злишься на меня за что-то.

– Нет. Погружена в себя, вот и все.

Это немного успокоило Пип, но не до конца. Начав сближаться с Коллин, она настроила против себя всех немрачных девушек, но Коллин оказалась слишком мрачной, чтобы с ней можно было сблизиться по-настоящему. За две недели с небольшим Пип ухитрилась воспроизвести здесь свое оклендское положение.

– Я надеялась, мы подружимся, – сказала она.

– Я этого не стою.

– Ты тут единственная, кто мне нравится.

– Взаимно, пожалуй, – сказала Коллин. – Но знаешь, что я однажды сделаю, когда этого меньше всего будут ждать? Вернусь в Штаты, устроюсь в большую юридическую фирму, выйду замуж за какого-нибудь нудного типа и рожу от него детей. Вот мое будущее, чей приход я оттягиваю.

– Разве для этого не надо окончить что-нибудь юридическое?

– А я и окончила. В Йеле.

– Бог ты мой.

– Торчу тут в надежде на какую-то более интересную жизнь. Но – увы. И рано или поздно сдамся и совершу безвольный поступок. Скучный поступок.

– Солидная работа, семья – не вижу здесь ничего особенно плохого.

– Тебе с твоим характером, может быть, удастся что-нибудь получше.

– Обычно я как-то не чувствую в себе характера.

– У людей с характером так чаще всего и бывает.

Какое-то время молчали, слушая лягушек.

– Можно мне еще тут с тобой посидеть? – спросила Пип.

– Бог ты мой. Ты первый человек, от кого я это слышу: бог ты мой. – Коллин подняла руку, поколебалась и похлопала Пип по тыльной стороне ладони. – Можно посидеть.

Утром после ранней прогулки Пип отправилась искать Андреаса. Здание, где парни выполняли высококвалифицированную работу, питал электричеством специальный генератор в звуконепроницаемом бункере, работавший от природного газа. Линия газоснабжения, проложенная за государственный счет, ответвлялась от десятидюймового трубопровода, который шел по гребню горы. Все прочие здания, включая амбар, получали ток от микрогидроэлектростанции и от солнечных панелей на полпути к шоссе. Андреас восхищал многих тем, что у него не было личного кабинета. Он работал на ноутбуке на переоборудованном чердаке амбара, где стояли диваны и располагалась кухонька, которой мог пользоваться кто угодно; он подчеркивал тем самым, что Проект – коллективная организация, а не вертикаль. Пип миновала первый этаж, где в изобилии цвела женская красота – где девушки, многие в пижамных штанах, которые будут носить весь день, вовсю щелкали мышками, – и поднялась по лестнице на чердак.

У Андреаса шло совещание с еще одной группой девушек в пижамных штанах.

– Десять минут, – сказал он Пип. – Подсаживайтесь к нам, если хотите.

– Нет, я лучше снаружи подожду.

Сгустки облаков и тумана, побеждаемые утренним солнцем, рвались в клочья об остроконечные вершины из песчаника; мир здесь, казалось, творился заново каждый божий день. Сидя на траве, Пип смотрела на птичку с длинным раздвоенным хвостом, которая, следуя за козами, поедала вившихся над ними мух. Она будет заниматься этим весь день; ее трудоустройству, ее месту в мире ничто не угрожает. Педро, пересекая лужайку с цепной пилой и с одним из сыновей, дружески помахал Пип. Ему тоже, казалось, не о чем было беспокоиться.

Андреас вышел из амбара и сел рядом с ней. На нем были хорошие узкие джинсы и облегающая рубашка поло – она подчеркивала, какой плоский у него живот.

– Приятное утро, – сказал он.

– Да, – отозвалась Пип. – Солнечный свет сегодня особенно антисептичен.

– Ха.

– Вы знаете, я всегда терпеть не могла слово “рай”. Мне казалось, оно из той же оперы, что и вся трепотня о “рождении свыше”, а если по-простому – это то же самое, что смерть. Но теперь я слегка пересматриваю свое мнение. Видите эту птичку…

– Нашу тиранновую мухоловку.

– Она выглядит абсолютно довольной. Я начинаю думать, что рай – это не вечное блаженство. Скорее наоборот: в ощущении блаженства есть что-то вечное. Вечной жизни нет, время есть время, но можно выскочить из времени, если тебе хорошо, потому что тогда время теряет значение. Есть тут хоть какой-нибудь смысл?

– Очень много смысла.

– Так что я завидую животным. Особенно собакам, потому что для них нет плохих запахов.

– Я рад, что вам здесь нравится, – сказал Андреас. – Коллин наладила ваши платежи?

– Да, спасибо вам за это. Банкротство отодвигается.

– Так давайте теперь обсудим то, что вы могли бы для нас сделать.

– Помимо того, чтобы быть здешней человекособакой? Я же написала вам, чего по-настоящему хочу. Хочу выяснить, кто мой отец, как минимум – настоящее имя и фамилию моей матери.

Андреас улыбнулся.

– Вам это поможет, охотно верю. Но как это поможет Проекту?

– Нет, я понимаю, – сказала Пип. – Я понимаю, что должна работать.

– Хотите заняться поиском информации? Вы массу всего можете почерпнуть от Уиллоу. Она фантастический мастер поиска.

– Уиллоу меня не любит. Честно говоря, меня никто тут особенно не любит, кроме Коллин.

– Этого не может быть.

– Видимо, я слишком саркастична. Повсюду подозреваю фальшь и ворочу нос. И слишком много рассуждаю о запахах.

– Намерения здесь у всех хорошие. И каждый по-своему исключительная личность.

– Вы знаете, это первые по-настоящему подозрительные слова, какие я от вас услышала.

– Как так?

– Будь я у вас главной по имиджу, я бы что сделала? Наняла бы побольше толстых, некрасивых. И отсоветовала бы вам разбивать лагерь в самой живописной долине на свете. Меня жуть берет от всей этой красоты, мурашки ползут. Из-за этого и вы мне не нравитесь.

Андреас напрягся.

– Ну, это никуда не годится.

– А может быть, как раз годится. Может быть, тем, что вы мне не нравитесь, я буду вам полезна. Я более-менее уверена, что не одна такая на свете, у кого от здешнего пейзажа могут поползти мурашки. Ведь вы сами мне писали, что хотите, чтобы я вам помогла понять, как вас воспринимает мир. Я могу быть вашим штатным скептиком. У меня есть кое-какие навыки по этой части.

– Забавно, – сказал он. – Чем больше я вам не нравлюсь, тем сильнее вы мне нравитесь.

– Бывший начальник мне тоже такое говорил.

– Здесь у нас нет начальников.

– Я вас умоляю.

Он засмеялся.

– Вы правы – я здесь начальник.

– И если уж у нас разговор начистоту, я никогда не была под сильным впечатлением от вашего Проекта. Что о нем думает мир – ваша проблема, а не моя. Я хочу сказать: очень мило, что вы меня пригласили. Но главное, почему я приехала, – то, что Аннагрет посулила мне ответы на мои вопросы.

– И что же, Проект вас совсем-совсем не восхищает?