Безгрешность - Джонатан Франзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь я чуть лучше понимаю твое положение здесь, – сказала Пип.
– Вот-вот. Из того, что ты рассказала, я делаю вывод, что с момента твоего приезда мои дни тут сочтены.
– Коллин. Ты же знаешь, я больше хочу дружить с тобой, чем с ним.
– Это ты сейчас говоришь. Но он вернулся только вчера.
– Я не желаю тут находиться, если тебя тут не будет.
– Серьезно? Если ты хотела побыть подальше от матери, две недели – это маловато.
– Я не обязана возвращаться в Калифорнию. Мы можем вместе поехать куда-нибудь еще.
– Мне казалось, ты задалась целью найти отца.
– Может быть, Флор даст мне сто тридцать тысяч, и тогда мне не надо будет его искать.
– Тебе еще многое предстоит узнать о богатых людях, – сказала Коллин. – Флор и зубной пастой не поделится.
На следующее утро, когда Пип после ранней прогулки вошла в амбар, Уиллоу, не изменившись внешне, показалась ей совсем другим человеком – душевно неустойчивой особой на антидепрессантах, охваченной чувством вины из-за смерти младшего брата. На сей раз Пип обняла ее первой. Она не могла решить – то ли она хорошо поступает, преодолевая в какой-то мере свою враждебность, то ли скверно и своекорыстно, обнимаясь с девушкой из узкого круга; то ли она прогрессирует, то ли развращается. Так или иначе, талант к поиску информации у Уиллоу был потрясающий. Она так стремительно набирала текст и орудовала мышкой, работала с таким большим количеством окон одновременно – переход из рук в руки недвижимости в Австралии, списки директоров австралийских корпораций, архивы австралийских бизнес-новостей, анонимные базы данных австралийского правительства, – что Пип стало ясно: пройдут недели, прежде чем она научится следить за действиями Уиллоу, не теряя нить.
Андреас не говорил с ней отдельно ни в тот день, ни назавтра, ни в последующие десять дней. Он то и дело тихо совещался с другими девушками, курсировал между амбаром и зданием, где трудились парни, вел долгие рабочие разговоры с Уиллоу, тогда как Пип по-ученически сидела рядом. В том, что он игнорировал ее одну, словно подчеркивая, что из практикантов только она не вносит существенного вклада в общее дело, был очевиден умысел. Он явно старался разжечь в ней аппетит к личному контакту, к новым моментам пьянящей откровенности. Она, со своей стороны, не могла побудить себя ни к противостоянию ему, ни к негодованию на него. Он помешал у нее в голове деревянной ложкой. Ей хотелось новую порцию того, что он пока утаивал. Не какую-нибудь там огромную порцию, говорила она себе. Совсем чуть-чуть, чтобы вспомнить, какой у этого вкус, чтобы проверить, может ли Андреас Вольф оказать на нее такое же воздействие во второй раз.
А потом вдруг выяснилось, что он опять отбыл.
– Тони Филд в городе, – сообщила ей за ужином Коллин.
– Правда? В Санта-Крусе? А почему она прямо сюда не приехала?
– Он тщательно разделяет работу и развлечения. Кроме того, в отношении Тони, видимо, нужны особые меры. Она слегка зарывается – до того им увлечена. Похоже, перестала понимать, кто устанавливает правила. Приехать к нему в Боливию – уже значит грубо их нарушить. Может быть, в эту самую минуту он прекращает отношения с ней. Наиделикатнейшим образом, конечно.
– Это ты от него узнала?
– Он очень многим со мной делится, сестричка. Я по-прежнему для него первый нуль среди нулей. Не забывай об этом, пожалуйста.
– Ненавижу тебя.
– Разбиваешь мне сердце, Пип. Я же тебя честно предостерегала на его счет. А теперь ты мне такое говоришь.
Через два дня, вернувшись с утренней прогулки, Пип увидела, что на лужайке перед главным зданием ее ждет Педро; рядом стоял “ленд-крузер”. Она по-прежнему понимала Педро далеко не на сто процентов, но уловила, что El Ingeniero (так он называл Андреаса) хочет, чтобы она немедленно приехала к нему в Санта-Крус.
– ¿Yo? ¿Está seguro?
– Si, claro. Pip Tyler. Va a necesitar su pasaporte[57].
Педро не терпелось ее везти, но она выпросила у него разрешение принять душ и переодеться. И так разнервничалась, что машинально принялась намыливать голову по второму разу. Она совершенно не представляла себе, для чего могла бы ему там понадобиться. В голове сталкивались между собой осколки мыслей. Нет времени спрашивать у Коллин, бывало ли такое, чтобы практиканты ездили с Андреасом. Нет времени спрашивать у Педро, брать ли что-нибудь кроме паспорта и как одеться. Она опустила глаза на левую ладонь и увидела, что в третий раз наполнила ее шампунем.
Поездка в город показалась не такой эпически длинной, как из города. Цивилизация возвращалась в виде пыльных дорожных работ, дешевых громкоговорителей, откуда лилась música valluna[58], щитов с рекламой мобильных устройств, детей группами в школьной форме, все более ощутимой примеси взвешенных частиц в воздухе. Только когда они добрались до кольцевых бульваров Санта-Круса, до улиц с магазинами, которые были просто маленькими складами без передней стены, Пип отважилась спросить Педро, почему, он думает, El Ingeniero вызвал ее в город.
Педро пожал плечами:
– Negocios. Él siempre tiene algún “negocito” que atender[59].
В более ухоженной и тенистой части города они остановились у невысокого отеля под названием “Кортес”. Педро помог ей получить номер и велел сидеть в нем и ждать звонка от El Ingeniero. Она вгляделась в лицо Педро, ища признаков тревоги за нее, но он только улыбнулся и пожелал ей получить удовольствие от города.
Она никогда раньше не останавливалась в отеле. В вестибюле и баре, по которым она медленно прошлась с рюкзачком на плече, слышались разговоры на английском и, может быть, на русском. Во дворике росли палисандровые деревья и стоял большой аист из стеклопластика с телефоном-автоматом в животе. Ей показалось, что она видит Андреаса за столиком у бассейна, но это был не он.
Номер отеля, предназначенный ей одной, где ради нее одной сделали уборку, был, может быть, самым шикарным подарком, какой она получала в жизни. В уборной поперек сиденья бумажная полоска с надписью desinfectado, стаканы для питья – в хрустящей чистой бумаге, телевизор, встроенный кондиционер, мини-бар, словом – полная роскошь. Ей вспомнились рассказы одноклассников о гавайских курортах, восторги подруг по колледжу по поводу обслуживания в номерах, вспомнилось, какой обездоленной она чувствовала себя, слушая. Даже семьи из более бедных иногда останавливались в недорогих мотелях. Но ее мать никуда не ездила, и в весенние каникулы, когда однокурсники колесили по дорогам, она, послушная долгу, неизменно приезжала домой в Фелтон.
Она скинула туфли, бросилась на кровать и перекатилась, наслаждаясь чистотой наволочек. Закрыла глаза и увидела шоссе в тропиках с rompemuelles. Она ожидала скорого звонка, но телефон молчал, поэтому она лежала и слушала Арету Франклин. Пыталась смотреть мыльные оперы, но с ее испанским толку было мало. Выпила пива, взяв бутылку из мини-бара, и в конце концов принялась за роман Барбары Кингсолвер[60], который навязала ей Уиллоу. Солнечный свет за окном, смягчаясь, приобретал абрикосовый оттенок, когда позвонил Андреас.
– Очень хорошо, вы на месте.
– Да, – подтвердила Пип. После часов, проведенных в кровати гостиничного номера, ее голос прозвучал чувственно. Уже в том, что он заставил ее немалую часть дня пробыть в постели, было нечто от деревянной ложки.
– У меня был очень долгий разговор с помощником министра обороны.
– Впечатляет. О чем вы говорили?
– Я буду в баре. Вы не могли бы спуститься?
Когда она клала трубку, руки у нее дрожали – целиком, от самых плеч. Вновь ощущение, что понятия не имеешь, где находишься. Она почти видела то, о чем ей говорила мать: нехорошую подоплеку интереса Андреаса к ней. Казалось, все происходит само, помимо ее воли – до того стремительно настал этот момент, до того прямой была линия от анкеты Аннагрет до номера в отеле “Кортес”. Но ведь никто не принуждал ее послать Андреасу электронное письмо. Для приезда в Боливию у нее были свои личные причины, и, если честно, ничего выдающегося, ничего сверхпривлекательного в ней нет. Что, просто-напросто самая слабая овечка в отаре?
Андреас сидел за столом в углу бара и печатал на планшете. По пути к нему до Пип донеслись от стола, где сидели три бизнесмена-американца, слова: “Тони Филд”. Американцы смотрели на Андреаса, и это усугубляло ее смущение, когда она, никому не известная, садилась рядом с ним. Он печатал еще несколько секунд, потом поднял глаза от планшета и улыбнулся ей.
– Итак, – сказал он.
– Вот именно: итак, – отозвалась Пип. – Все это крайне необычно.
– Хотите выпить?
– Нас не выгонят отсюда, если я не буду?
– Конечно, нет.
Она скрестила руки на груди, чтобы они не дрожали, но вместо них теперь задрожал подбородок. Она чувствовала себя абсолютно потерянной.