Крепкие мужчины - Элизабет Гилберт

– Не енот это был. Не могло тут быть енотов. Ни одного енота не было на этом острове до пятьдесят восьмого года, – решительно заявил мистер Кобб. – Мерзавцы завезли их сюда с Корн-Хейвена в пятьдесят восьмом.

– Ну… это же был совсем маленький енотик, – оправдательным тоном проговорила миссис Поммерой.

– Скунс, наверно.

– А я бы пристрелила енота! – воскликнула миссис Кобб с такой яростью, что губы у нее все-таки шевельнулись, а ее молчаливая дочка, Флорида, даже вздрогнула.

– Мой отец пристрелил Маски, – вздохнула миссис Поммерой.

Она вытерла голову мистера Кобба полотенцем и обмахнула затылок маленькой кисточкой. Она посыпала тальком его шею. Немного присыпки попало на разлохмаченный воротник рубашки. Потом миссис Поммерой втерла немного масляного лосьона в волосы мистера Кобба и уложила их скошенным коком.

– Нет, вы только гляньте на себя! – воскликнула она и протянула мистеру Коббу старинное серебряное зеркало на длинной рукоятке. – Вы просто как звезда кантри-музыки. Что скажете, Айви? Красив, чертяка?

– Глуп – уж это точно, – сказала Айви Кобб, но ее муж просто сиял, и щеки у него блестели так же, как напомаженный кок.

Миссис Поммерой сняла с него простыню и осторожно сложила, чтобы не уронить состриженные волосы на пол в своей блестящей зеленой кухне, а мистер Кобб встал, не отрывая глаз от своего отражения в старинном зеркальце. Он медленно повернул голову из стороны в сторону и сам себе улыбнулся. Красив, чертяка.

– Что скажешь о своем отце, Флорида? – спросила миссис Поммерой. – Чудно выглядит, правда?

Флорида Кобб густо покраснела.

– Да ничего она не скажет, – неожиданно с отвращением проговорил мистер Кобб. Он положил зеркальце на кухонный стол и выудил монеты из кармана. – Сроду чертовка слова не скажет. Она бы слова «дерьмо» не сказала, будь у нее даже полный рот дерьма.

Рут расхохоталась и решила все-таки съесть кусок пирога.

– А теперь я с вас сниму бигуди, – сказала миссис Поммерой.

Позже, после того как Коббы ушли, миссис Поммерой и Рут вышли на крыльцо. Там стоял старый диван с обивкой, на которой были изображены ярко-алые, кровавые розы. От дивана пахло так, словно его то и дело поливал дождь, а пожалуй, и кое-что похуже. Рут пила пиво, а миссис Поммерой – фруктовый пунш. Рут рассказала миссис Поммерой о том, как навестила мать.

– Как Рики? – спросила миссис Поммерой.

– Ой, даже не знаю. Он просто, понимаете… Все время мечется.

– Какое же это было горе, когда родился этот ребенок. Знаешь, я ведь никогда его не видела, бедняжечку.

– Знаю.

– И твою бедную маму я после этого не видела. «Тва-аю бе-адную ма-амоучку…» Рут так соскучилась по акценту миссис Поммерой.

– Знаю.

– Я пыталась ей дозвониться. И дозвонилась. Я сказала ей, чтобы она привезла ребенка сюда, но она ответила, что он слишком слабенький. Я заставила ее рассказать, что с ним. Знаешь, что я тебе скажу: мне показалось, что не так уж все плохо.

– О нет, все очень плохо.

– Мне показалось, что нет ничего такого, о чем бы мы тут не могли позаботиться. Что ему было нужно? Не так много ему было нужно. Ну, какие-то лекарства. Это просто. Господи, мистер Кобб каждый божий день пьет лекарства от своего «сахарка». Живет же. А что еще было нужно Рики? Чтобы кто-то за ним присматривал. Мы бы присмотрели. Это же ребенок! Нашлось бы тут для него местечко. Я ей так и сказала. Она все плакала и плакала.

– Все остальные говорили, что его следует поместить в специальное заведение.

– Кто говорил? Вера Эллис это говорила. Кто еще?

– Врачи.

– Ей лучше было привести своего ребенка сюда, в его дом. И ему тут было бы хорошо. Она и сейчас может его сюда привезти. Мы бы об этом ребенке позаботились не хуже других.

– Она мне сказала, что вы были ее единственной подругой. Она сказала, что только вы здесь и были к ней добры.

– Приятно слышать. Но это не так. К ней все были добры.

– Только не Ангус Адамс.

– О, он ее любил.

– Любил? Любил?

– Она нравилась ему так же, как все остальные.

Рут рассмеялась и спросила:

– Вам никогда не встречался кое-кто по имени Оуни Вишнелл?

– Это кто? С Корн-Хейвена?

– Племянник пастора Вишнелла.

– А, да. Здоровенный такой, блондинистый.

– Да.

– Я знаю, кто он такой.

Рут ничего не сказала.

– А что? – спросила миссис Поммерой. – Почему ты спрашиваешь?

– Просто так, – ответила Рут.

Дверь открылась, и на крыльцо вышла жена Робина Поммероя, Опал. Дверь она толкнула ногой, потому что руки у нее были заняты ее гигантским сыном. Младенец, увидев миссис Поммерой, издал безумный вопль, словно радостный детеныш гориллы.

– Вот мой внучек, – проворковала миссис Поммерой.

– Привет, Рут, – смущенно проговорила Опал.

– Привет, Опал.

– Я не знала, что ты здесь.

– Привет, великан Эдди, – сказала Рут младенцу.

Опал поднесла ребенка поближе и, тяжело дыша, чуть наклонилась, чтобы Рут могла поцеловать громадную голову Эдди. Рут подвинулась в сторонку, чтобы дать Опал место на диване. Та села, задрала футболку и дала Эдди грудь. Он присосался к груди матери и начал издавать чавкающие звуки. Он так сосал грудь, словно она давала ему воздух для дыхания.

– Больно? – спросила Рут.

– Ага, – ответила Опал и зевнула, не прикрыв рот рукой. Во многих ее зубах стояли серебряные пломбы.

Все трое сидели на диване и молча смотрели на гиганта Эдди, яростно присосавшегося к груди Опал.

– Сосет, как старая трюмная помпа, – сказала Рут.

– Он еще и кусается, – добавила немногословная Опал.

Рут поморщилась.

– Ты его когда в последний раз кормила? – спросила миссис Поммерой.

– Не помню. Час назад. Или полчаса.

– Тебе бы стоило приучить его есть по часам, Опал.

Опал пожала плечами:

– Он всегда голодный.

– Конечно, он всегда голодный, милая. Потому что ты его все время кормишь. Вот у него и развивается аппетит. Знаешь, как говорят: «Все, что мамка дает, то младенец сожрет».

– Так говорят? – не поверила Рут.

– Да нет, это я только что придумала, – ответила миссис Поммерой.

– Как здорово вы срифмовали, прямо стишок получился, – сказала Рут, а миссис Поммерой улыбнулась и ущипнула ее.

Рут ужасно соскучилась по таким радостям. Здесь можно было подшучивать над людьми, не боясь, что они расплачутся. Она ущипнула миссис Поммерой в ответ.

– Я ему есть даю всякий раз, когда он хочет, – сказала Опал. – Я так думаю: раз ест – значит, голодный. Он вчера три сосиски слопал.