Хроника отложенного взрыва - Феликс Меркулов

— Моветон — это ткань такая? — Михальский сделал туповатое лицо. Он прекрасно знал, что такое моветон, но понимал: Ермаков вставляет легкие шпильки, чтобы вывести из равновесия. Дудки!

— Мы попроще решили одеться. — Яцек хлопнул себя по колену. — Думали, вы посвободней будете себя чувствовать, когда гости одеты в привычном стиле.

— Вы отстали от стиля лет на пять. Чувствуется, что давно из органов ушли.

Когда такси приехало, все почувствовали облегчение.

— Вот теперь поговорим, — произнес адмирал, проводив любовницу. — Так что вы хотели?

Его голос изменился. Теперь это был холодный тон барина, к которому пришли с отчетом нерадивые приказчики.

— Каемся, Анатолий Борисович, хотели банально взять вас на понт. — Михальский развалился на диване, широко раздвинув ноги. Голос его звучал спокойно и непринужденно. — Думали, застанем вас с любовницей, начнем шантажировать, вы и растаете.

— Ну что ж, попробуйте. — Ермаков снисходительно улыбнулся. — Хотя могли бы придумать что-то более захватывающее. Честно говоря, разочарован. Такие опытные профессионалы — и банальный гоп-стоп. Только зря мою девушку смутили. Она теперь жалеть будет, что поехала на дачу, а не в бильярдную. Но я не понимаю, в чем смысл вашего наскока. Зачем было так усложнять? Позвонили бы на работу, я бы вас в кабинет пригласил. Поговорили бы. Так что вы хотите?

«Он знал, — подумал Михальский. — Он все знал, а потому должен был подготовиться. Как? Вызвать своих. Если в ближайшее время сюда не ворвутся боевики и не закопают нас в огороде, это можно считать косвенным доказательством его невиновности».

— Слышал, вы увольняться из органов собрались. Чего так? — по-свойски спросил Яцек.

— А ты почему в свое время уволился? — Тон Ермакова тоже был дружеский, но глаза недобро сверкнули.

— У меня была ситуация, — ответил Яцек.

— Так и у меня ситуация.

Мужчины пристально смотрели друг на друга. Как драчуны, которые ходят кругами, говорят какие-то необязательные вещи, выбирая момент, собираясь, чтобы, застав врага врасплох, нанести смертельный удар.

— Зачем Ваську-то на Ксению натравили? — будто между прочим спросил Яцек. — Я же расстался с ней.

— Какого Ваську? — Ермаков невинно моргнул, словно удивляясь.

— Да бросьте, Анатолий Борисович. — Яцек махнул рукой. — Вы только нам не рассказывайте, что ничего не знаете. Мы же по душам пришли поговорить. Так что давайте не будем ваньку валять. Вы про операцию «Мясник» больше нас знаете. Что мы будем тут рассказывать?

— Хм, «Мясник», — неопределенно произнес адмирал, предоставляя гостям продолжать разговор.

— Решили запугать меня, все понятно. — Михальский развел руками: мол, ничего страшного, свои люди. — Но какой смысл Ксению атаковать? Вы бы лучше на бывшую жену какую-нибудь натравили. Или тещу. Больше толку. Вы же знаете, как я их люблю. А Ксения… Кто такая Ксения?

— За Ваську больше не переживайте. Он теперь всю жизнь просидит в психушке. А что касается «Мясника»… Операция уже закрыта.

— Знаем, читали рапорт. — Яцек щелкнул замком, раскрыл кейс и достал файл с документами по «Мяснику». — Так что не рассказывайте сказки.

— Нет, по-настоящему закрыта. Со вчерашнего дня. Но это секретная информация.

— Спасибо за доверие. Постараемся оправдать: никому не расскажем. Но и вы должны пойти нам навстречу.

Михальский бросил файл на журнальный столик. Ермаков расхохотался.

— Вы что, вербуете меня? — сквозь смех спросил он. — Так на чем собрались брать, на этом? Да и смысла я по-прежнему не понимаю. Что вы хотите узнать? Спросите, отвечу как на духу. Я человек без пяти минут отставной, мне скрывать больше нечего.

Про себя Ермаков отметил, что у него неплохо получается и эта роль: добродушного простака пенсионера, к которому пристают с глупыми вопросами. А вот наглые гости стали все больше раздражать. Если сначала он отнесся к ним как к шаловливым детям, неопасным в принципе, то теперь это были назойливые мухи. Тоже не опасные, но уже противные.

— Вы знаете, что мы хотим спросить. — Голос Яцека стал жестким. — Но вы еще не готовы откровенно разговаривать про дело Белугина.

— Почему вы так считаете? — Адмирал изобразил удивление. — Что мне скрывать? Преступление раскрыто, дело в суде.

— Мы предполагали, — заговорил Гольцов, — что вы не станете делать тайны из отношений с Еленой Германовой.

Ермаков даже не сразу понял, о ком речь. Он крайне редко вспоминал фамилию любовницы, которую узнал через несколько недель после попадания в совместную постель.

— Нет, не стану, — кивнул адмирал.

— Так же как не вынудит вас к откровенности и информация про «Мясника».

— Что значит — вынудит к откровенности? — Ермаков сделал вид, что возмущен и оскорблен такой постановкой вопроса, искренне не понимая, чего от него хотят.

— Поэтому мы оставим это в довесок, — спокойно продолжал Георгий. — Если не договоримся, данная информация, конечно, пойдет куда надо. Но будет такой мелочью по сравнению с тем, что мы приготовили, что даже упоминать не стоит.

Впервые за время разговора Ермаков напрягся. Не то чтобы испугался — заинтересовался.

— А приготовили мы вот что… — Георгий замолчал, выдерживая театральную паузу.

Повисла гнетущая тишина. Ермаков с удивлением почувствовал, как тревожно сжалось сердце.

— Вы продаете оружие арабским террористам. Вот копии документов, которые мы можем представить на суд общественности и прокуратуре. — Гольцов достал из кейса кипу бумаг. — Несколько террористов уже арестованы с пистолетами ГШ-188, российского, как вы знаете, производства. Полиция Германии проводит расследование. Вот здесь написано, как вы переправили оружие в Европу. Сейчас планируете продать туда же взрывчатку. Только, как вы и сами знаете, террористы — это не конечный адресат, они всего лишь посредники. На самом деле покупатель Ирак.

Гольцов говорил жестко и уверенно, не оставляя времени для возражений. Он словно забивал гвозди:

— Если об этом станет известно, Генпрокуратура вас просто размажет, ибо неприятности с Америкой сегодня никому не нужны. — Голос Георгия звучал тверже стали. Его личное мнение, что справка может попасть в брюхо чьего-то сейфа, адмирала не касалось.

Ермаков постарался расслабиться, хотя бы внешне. Удар все-таки был неожиданный. И сильный. То, что Гольцов и Михальский знали про «Праведный гнев», ошарашило.

Самое страшное не то, что они знали, а то, что он допустил утечку. Если об этом узнает Полуяхтов… А если долетело до ушей Михальского с Гольцовым, значит, может долететь и еще куда… Вот это неприятность.

— Вы увольняетесь из органов, чтобы перейти в «Гособоронэкспорт», — продолжал Гольцов. — Но мы можем испортить вам всю малину. Поместим в базу данных Интерпола. После этого не то что по делам, а даже отдохнуть вы сможете выехать разве что в Белоруссию. Что, конечно, для вас не так уж плохо.

Гольцов с хитрецой посмотрел на адмирала:

— Но вы же понимаете, что после огласки никто не даст и гроша за вашу жизнь и свободу?

Про жизнь Гольцов ввернул для красного словца. Но Ермакова шокировало именно это слово. «Они знают и про Полуяхтова!» — с испугом подумал он. Это могло стать не просто нокаутом, а смертельным нокаутом. Всегда становится горько и досадно, если недооценить противника.

— Так что у вас, по-моему, только один выход… — Георгий опять сделал многозначительную паузу.

— Хорош агитировать за советскую власть, — резко произнес адмирал. — Что конкретно вы хотите?

— Кто убил Белугина? — с нажимом в голосе спросил Михальский.

Хозяин дачи глубоко вздохнул и потянулся к мини-бару.

— Хотите виски, коньяк? — спросил он у гостей.

— Отравленный? — с улыбкой поинтересовался Михальский.

— Нет, отчего же, — добродушно сказал Ермаков, наливая себе коньяк. — Вас уже поздно травить. Раньше надо было.

Он залпом выпил.

— Это вы правильно заметили, — жестко произнес Яцек. — Но раз не успели, теперь вам придется выложить всю правду про убийство Белугина.

Они с Гольцовым заранее договорились: давить на адмирала до последнего, не принимая никаких отговорок. Если он не убивал, то по крайней мере знает настоящих убийц. А если не знает — ему же хуже.

— Господа, вы меня ставите в неудобное положение, — спокойно произнес Ермаков, откидываясь в кресле и закидывая ногу на ногу. — Дело в том, что Белугина убил я.

Это было правдой.

Осенью 1994 года он узнал, что Белугин получил документы об операциях «Мясник» и «Мытарь». В частности о торговле ураном, о продаже оружия чеченским боевикам, об обучении взрывников. Это могло стать бомбой. Информационной бомбой. На этом фоне компромат на Ткачева, который сливал Ермаков, выглядел просто мелким ворчанием.