Глаза ребёнка - Ричард Паттерсон

Брукс пожал плечами.

— Если я и был что-то должен Кристоферу Паже, то уже давным-давно расплатился. И давайте покончим с этим.

То, что Брукс оказался не в состоянии скрыть свою обиду, было так не похоже на него, что Кэролайн поняла: она на верном пути.

— Ведь это не дело Карелли, Мак, — спокойно произнесла она. — Не будем грубить друг другу.

Она чувствовала на себе взгляд Салинаса, которому явно не терпелось выведать побольше. Брукс поерзал в кресле, косо взглянув на него.

— У Криса возникла проблема, — наконец заговорил Маккинли. — Я согласен с вами — он находится на виду, тем более что собирается баллотироваться в сенаторы. Именно поэтому любое дело, в котором он замешан, грозит мне потенциальными неприятностями.

Кэролайн испытующе разглядывала его.

— Никогда не заподозрила бы вас в фаворитизме, — подчеркнуто небрежным тоном заметила она.

Брукс постарался еще более выпрямиться, точно подвернул какие-то гайки.

— Я не могу допустить, чтобы люди подумали, что мне не безразлично, какое положение Паже занимает сейчас или может занять в будущем, — вежливо проронил он.

— В самом деле? А у меня сложилось впечатление, что вы уже переговорили кое с кем как раз по поводу того положения, которое может занять Крис. Вероятно, этот кое-кто хочет заручиться вашей поддержкой в пользу другого кандидата. — Она помолчала, затем добавила: — Например, Джеймса Коулта.

Салинас смотрел в окно, словно разговор его не касался, однако весь его вид свидетельствовал о том, как ему хочется узнать то, что Брукс держал при себе.

— Едва ли я могу позволить себе, — сказал Маккинли, — занять чью-либо сторону в кампании, когда один из кандидатов причастен к делу, по которому ведется расследование. Кэролайн, меня не вдохновляют игры в политику. Для меня это запретная сфера.

Женщина улыбнулась.

— Я никогда и не сомневалась в этом. Просто кто-то, не отличающийся столь же высокими моральными принципами, может иметь свой интерес раздавить Кристофера Паже. Так что имейте в виду этот нюанс, Мак. А то найдутся циники, которые сочтут, что ваша проникнутая духом гражданственности охота за Паже не что иное, как скрытая политическая игра.

Брукс развел руками, изображая изумление.

— Получается, все, что делает Монк — или что не делает, — каким-то образом связано со мной. И все потому, что у человека, погибшего при невыясненных обстоятельствах, оказалась вдова, приятель которой полез в политику.

Кэролайн подумала, что последнее замечание, при его кажущейся случайности, было не без умысла.

— Вы полагаете, что Крису в его же интересах лучше оставить политику? — спросила она.

Брови у Брукса поползли вверх.

— Кто я такой, чтобы утверждать это? Я знаю только одно — так было бы лучше для меня. Но этом вовсе не означает, что Крис должен желать того же. Поэтому мне лучше оставаться на стезе добродетели. — Он улыбнулся своей самой простодушной улыбкой. — На натянутой под куполом проволоке, как вы изволили выразиться.

Мастерс вопросительно посмотрела на него.

— Так зачем вам вообще ходить по ней? В конце концов, Кристофер Паже не более вероятен в качестве убийцы, чем сам Джеймс Коулт.

На лице Брукса отразилось изумление, и у Кэролайн мелькнула мысль: а не слишком ли далеко она зашла.

— Я что-то не очень хорошо понимаю, — озадаченно пробормотал он. — Насчет Криса.

Кэролайн решила, что настало время сместить акценты.

— Все просто. Кристофер Паже богат, у него широкие перспективы на политическом поприще, хорошая репутация в обществе, сын, который ему дорог больше всего остального. Он никогда не откажется от всего этого из-за такого ничтожества, как Рикардо Ариас.

— Ничтожества? — Оборвал ее Салинас. — Мы имеем пример молодого человека в стесненных обстоятельствах, который в суде добивается опекунства над малолетней дочерью, искренне переживая за состояние ее здоровья. Ему противостоит его жена-адвокат, ее дружок, у которого денег куры не клюют, и мальчишка, который, вполне вероятно, является растлителем. И в этих обстоятельствах Ариас продолжает бороться за правду. Если уж говорить о жертвах, то кто, как не человек, которого довели до могилы, достоин сострадания?

Кэролайн на мгновение растерялась, а потом до нее дошло, что Салинас полностью солидарен с Рикардо Ариасом. Беспокоило ее другое — помощник прокурора уже обдумывал свою вступительную речь в суде и сейчас репетировал ее в присутствии Маккинли Брукса. И то, что в изложении Салинаса Рики превращался в свою противоположность, напомнило ей, как реальные факты зачастую искажаются до неузнаваемости в зале суда.

— Превосходная игра, — сухо прокомментировала она. — Именно это нужно «маленькому человеку». Сомневаюсь, однако, что покойный Рикардо был достоин ваших талантов. — Повернувшись к Бруксу, она добавила: — Если у вас на уме есть что-то получше, просветите меня — тогда и поговорим.

— Ваш клиент уже поговорил, — снова вмешался в разговор Салинас. — С полицией, это записано на пленку. У него есть какие-нибудь дополнения? — Нарочито язвительная улыбка скользнула по его губам. — Или, может быть, изменения?

Простукивая себя пальцем по подбородку, Брукс переводил взгляд с Кэролайн на Салинаса и обратно.

— Виктор прав, — наконец вымолвил он. — Что новенького вы имеете предложить нам?

В этом обтекаемом «предложить нам», возможно, заключался намек на вероятность сделки между ними. Но Кэролайн не могла знать этого наверняка.

— В настоящее время ваши претензии к Крису сводятся к тому, что у него имелись основания недолюбливать Рикардо Ариаса, — сухо произнесла она. — По правде говоря, я тоже недолюбливала Рикардо Ариаса, хотя встречалась с ним только на вечеринках. И даже если Рики и не пытался шантажировать Криса, а был святошей и отцом-одиночкой, которым вы его изображаете, то в этом случае еще более правдоподобно выглядит предположение, что он сам наложил на себя руки, переживая за Елену и не имея сил примириться с тяжелой участью детей во всем мире. Я хочу вас спросить, на кого еще шло содержание, равное примерно тому, которое получала Елена? — Она улыбнулась Салинасу. — Виктор, как бы талантливо вы ни играли его, Ариас остается темной личностью. Так что советую трижды подумать, прежде чем вы решите разжалобить присяжных до слез.

Одного взгляда на Салинаса было довольно, чтобы понять: он рвется в драку. Брукс же вдруг затрясся в беззвучном смехе, и оттого что в комнате царила мертвая тишина, сцена казалась еще более театральной.

— Боже, Кэролайн, — наконец выдавил он из себя, — вы и впрямь интересная личность. И вы в самом деле заставили меня задуматься. Предлагаю подумать обо всем в одиночестве.

Ее улыбки и след простыл.

— Мак, — как можно более сухо произнесла адвокат, — вы не сказали мне ровным счетом ничего. Кроме того, что по неведомой мне причине предпочитаете ломать комедию, а не разговаривать. Странно видеть вас в этой роли.

— Я сказал вам одно. — От слов Брукса повеяло холодом. — Мы ведем расследование. И пока вы не можете предложить нам ничего лучшего, кроме рассуждений о том, что Крис слишком доволен своей жизнью, чтобы кого-то убивать, несмотря на наличие у него веских мотивов для убийства. И это пока все, что я мог вам сказать. Хотя видеть вас мне доставляет подлинное наслаждение. Как всегда.

— Как всегда, — мимолетно улыбнувшись, промолвила она и, повернувшись к Салинасу, добавила: — Вас тоже, Виктор.

Салинас встал, и лицо его просияло улыбкой, при этом глаза оставались мертвенно-холодными. В следующее мгновение он извинился и вышел. Кэролайн и Брукс остались одни.

Кэролайн кивнула в сторону двери.

— Мак, а он производит впечатление. Поневоле вспоминается знаменитая улыбка Ричарда Никсона.

В установившейся тишине, в которой было даже нечто дружеское, Брукс и сам позволил себе улыбнуться.

— Что ж, — наконец изрек он, — не следует забывать, что он стал президентом.

— На некоторое время.

— Кстати о политике, Кэролайн, — произнес Брукс, пристально глядя на нее. — Не стоит при Викторе. Он может не понять, когда мы просто беседуем о том о сем.

— Разумеется, — ответила она. Следующие пятнадцать минут, пока ехала в такси в свой офис, женщина раздумывала над его словами.

В половине пятого у нее раздался звонок.

— Что-нибудь выяснила? — услышала она голос Криса.

— Две вещи. Во-первых, ты сказал Монку что-то такое, во что они не поверили. Возможно, о том, где ты провел тот вечер.

Повисла короткая пауза. Затем Паже ровным голосом спросил:

— У них что-то есть? Свидетель?

— Они не хотят говорить мне об этом, — вздохнув, произнесла Кэролайн. — И второе, Кристофер. Ты оказался прав. Что бы ни предпринимал Монк, во всем чувствуется рука Джеймса Коулта.