Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Епископ появился в кабинете неторопливо, уверенно. Поздоровавшись, Лузин предложил ему сесть и сам опустился в жесткое, крытое дерматином кресло.
– Вы, наверное, догадываетесь о цели нашей встречи, – заговорил Александр Иванович. – Речь пойдет о третьем священнике Троицкого кафедрального собора Крестьянкине.
Владыка вздохнул.
– Не в первый раз, не в первый раз вы меня беспокоите по этому поводу, Александр Иванович…
– Ну а что же мне, помилуйте, делать? – воздел руки кверху уполномоченный. – Этот ваш Крестьянкин мне, можно сказать, всю картину портит. Совершенно без понятия человек – что можно, чего нельзя, что надо, чего не надо… Такое ощущение, что он вездесущий какой-то: куда ни придешь, везде он… В городе только и разговоров: и провидущий, и проповедник…
Епископ прервал речь уполномоченного мягким движением руки.
– Ну, Александр Иванович, не все же так страшно, правда ведь?.. Человек Крестьянкин темпераментный, легкий на ногу. Вот и создается впечатление, что его везде много. Собор-то огромный, был в запущенном состоянии, его фактически надо было спасать. Сделал он это? Сделал.
– А зачем он в собор иконы вывозит из иконостасов сельских храмов? – раздраженно спросил уполномоченный. – Кто его об этом просит?
– Спасает художественные ценности. Иконы-то там попадаются старинные, настоящие шедевры живописи. Погибнут ведь! А он их в свое свободное время спасает, сохраняет…
Лузин раздраженно перебрал на столе бумаги, ткнул в одну:
– А реставраторам на Мироносицком кладбище зачем он мешает работать? Мы же с вами договорились о том, что старые могилы священников переносить не будут! Так он все равно каждый день является на кладбище, чтобы лично проверить, что их не снесли!..
Епископ мягко улыбнулся.
– Ну, вот такой он человек, Александр Иванович. Неравнодушный. Горящий. Другой бы на его месте знай по требам бы бегал, деньги считал, а он – то могилы, то иконы, то еще что-нибудь…
– Вот что, – перебил его Лузин. – Мне этот неравнодушный да горящий, как вы его называете, надоел. И очень сильно. Насколько я знаю, у него судимость по 58-й была, верно?.. И освобожден он условно-досрочно, и испытательный срок для него еще не истек?.. – Владыка Иоанн молчал, и довольный этим молчанием уполномоченный внушительно закончил: – Так вот. Если вы в ближайшее время не уберете вашего Крестьянкина с глаз моих долой, я устрою так, чтобы свои могучие силы он применял совсем по другому ведомству. И под «уберете» я не имею в виду то, что вы вернете его в монастырь. Понятно?..
Уполномоченный впился глазами в глаза епископа. После большой паузы тот тихо сказал: «Понятно», – встал и молча вышел из кабинета…
А Александр Иванович еще раз нашарил на столе бумагу и перечел характеристику Крестьянкина, которую составил на него недавно:
«Прежде всего, отличается от всего духовенства фанатичностью. Служит в соборе третьим священником. В соборе четыре священника и служат понедельно, но Крестьянкин в соборе проводит все время. Не ограничиваясь только проповедничеством во время богослужения, проводит беседы с отдельными верующими, которые к нему обращаются; от себя не отпускает до тех пор, пока его не поймет собеседник… Иногда даже забывает поесть… С каждым днем растет его слава как наставника и проповедника среди верующих».
Перечитав текст копии (оригинал ушел в Москву, Карпову), Александр Иванович победно усмехнулся. Фанатичность – фанатичностью, а против наших методов нет у вас никакой защиты. Не спасут вас ни любовь народная, ни бабки-истерички. О том, что церковной жизнью в епархии управляет уполномоченный Совета, а не иерарх, знают все.
Лузин снова подошел к окну и взглянул вниз. Епископ Иоанн усаживался в свой ЗИМ. Но теперь владыка выглядел совсем по-другому. Если из машины выходил спокойный, уверенный в своих силах 58-летний церковный иерарх, то садился в нее согбенный, словно разом утративший волю к жизни старик…
Москва, апрель 1956 года
В дверь покоев митрополита Николая (Ярушевича) постучала келейница.
– Владыко, к вам епископ Рязанский и Касимовский Николай.
– Проси, – отозвался митрополит, поднимаясь из-за письменного стола, где работал над проповедью.
Владыку Николая (Чуфаровского) он встречал в жизни нечасто. Все его служение проходило в провинции, на отдаленных кафедрах: Ярославль, Луцк, Ижевск, Астрахань, Орёл, Ростов… Но митрополит отлично знал и глубоко уважал душевные и духовные достоинства владыки Николая, чтил и его возраст (он был на семь лет старше). И сейчас с искренним уважением ответил на поклон вошедшего в покои 72-летнего епископа.
После положенных взаимных приветствий владыки уселись в кресла друг напротив друга. Келейница внесла на подносе две чашки чаю и удалилась.
– Дорогой Владыко, – неторопливо заговорил митрополит, – просьба, с которой я к вам обращусь сейчас, может показаться вам необычной. Заранее прошу за то прощения.
– Ну что же, послушаем, – слегка улыбнулся в ответ в седую бороду епископ.
– Речь идет о переводе в вашу епархию одного священника. Вы меня знаете, я редко говорю о людях в восторженных тонах… Но здесь мы имеем дело с поистине выдающимся человеком, дарования которого будут со временем только умножаться. Он, без сомнения, вырастет в выдающегося иерарха или старца… Но вот сейчас после… м-м, сложных обстоятельств жизни он оказался в опасности. Эту опасность нужно переждать – возможно, несколько лет – в тихой, но не слишком отдаленной от столицы гавани. И, зная вас, я надеюсь, что такой гаванью станет для него Рязанская епархия. – Заметив немой вопрос в глазах гостя, митрополит сделал успокаивающий жест ладонью: – Препятствий к переводу у него нет, все формальности совершены.
Епископ, слегка сощурясь, отпил глоток чаю из изящной фарфоровой чашки.
– Владыко, а можно узнать имя этого священника?
– Конечно. Иерей Иоанн Крестьянкин.
На лице епископа появилась изумленная улыбка.
– Как?.. Но не далее чем вчера со мной говорил о нем отец Виктор Шиповальников, служащий в нашем Борисо-Глебском соборе… И тоже просил о том же!
– О чем просил? – недоумевающе переспросил митрополит.
– О переводе Крестьянкина к нам. Дело в том, что я хорошо знаю отца Виктора еще по Ростову, мы познакомились в 49-м… Потом вынужден был его отпустить, у него и с паспортом были вопросы, и уполномоченный гнал… В 51-м я утрясал его перевод из Псковского Свято-Троицкого собора в Рязанскую
