Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но самое главное: тот самый ветер меняющегося времени попадал сюда уже почти беспрепятственно. То и дело кого-то из зэка внезапно освобождали. Или не внезапно, а потому, что он сам додумался написать Ворошилову или Маленкову… Еще в августе 1953-го, когда отец Иоанн был в Каргопольлаге, туда дотащились слухи об аресте Берии, а осенью, в Поляне, об этом говорили уже вслух и не стесняясь. И ждали, ждали, надеялись, нервничали… Люто завидовали счастливчикам, выходившим за ворота Поляны свободными людьми. И не раз обращались к отцу Иоанну с просьбой разрешить недоумение: почему именно его? Когда ж меня?..
– Многие ищут благосклонного лица правителя, но судьба человека – от Господа… Никто из нас, слабых людей, не может знать, как, когда и зачем в нашей жизни складывается именно так, а не иначе. Тут нужно уметь доверять Богу. Мы суетимся, выгадываем что-то, а как не ладится, злимся: то не так, это не этак. А если мы спокойно доверимся Господу, то всем нашим беспокойствам конец. Будем только посматривать, что Он нам посылает, и за все благодарить его со смирением. Об этом еще святитель Феофан Затворник писал, мой земляк…
– Ну как же так, батя?.. Вот вышел он, а у меня и срок побольше его, и сижу я дольше, и бумагу генеральному прокурору Руденко послал…
– Ну как же тебе объяснить-то? – смеялся отец Иоанн. – Ну вот представь: вышел он, а на следующий день попал под трамвай. Потому что за лагерные годы отвык ходить без конвоя и вообще забыл, как организовано движение в городе… И стоило из-за этого освобождаться?..
– Ну… нет.
– Ну так зачем куда-то рваться, бежать, суетиться раньше времени? Знаешь пословицу: поперек батьки в пекло?.. Ну вот и ты не считай себя умнее Господа. Он-то о тебе все знает и понимает, а вот ты только-только начинаешь Его узнавать…
Духовные дочери тоже одолевали его письмами, умоляя самому написать прошение о помиловании. Даже родная сестра Танечка, и та написала из Орла ходатайство о его помиловании – и получила отказ. «Хлопоты, предпринятые моей сестрой, я считаю излишними, – писал батюшка в Москву, – а какое-либо добавление к ним со своей стороны – совсем ненужной затеей… Время и сроки от нас сокрыты. Поэтому усердно прошу всех вас словами апостола Павла «подвизаться со мною в молитвах за меня». А буквально через месяц из Орла пришло горестное известие: Таня ушла из жизни… «Сообщаю вам, мои милые, о тяжелой утрате, постигшей меня, – смерти дорогой и любимой моей сестрички Танечки. Такова воля Божия. Скорблю и молюсь о ней».
… – Ну что, конь долгогривый, готов? – так же весело спросил конвоир.
– Слышь, парень, ты бы язык придержал, – внезапно подал голос один из зэка, таскавших воду из колодца – седой, крепкий мужик, видимо, в прошлой жизни боевой офицер. Вместо левой ноги у него был протез. – Это ж священник. Чего ты над ним зубы скалишь, тем более в праздник?
– Какой еще праздник? – нахмурился охранник.
– Сретение.
– Но-но! – покраснев, крикнул охранник. – Я тебе дам Сретение! Давно в карцере не сидел, сука вражеская?..
Но фраза эта прозвучала настолько фальшиво, что эту фальшь почувствовал даже сам конвоир.
– Давно, это ты верно заметил, – выдержав паузу, отозвался седой зэка. – Только вот я в карцере посижу да выйду с чистой совестью. А вот какая у тебя совесть будет, когда ты отсюда за ворота вый дешь – большой вопрос…
Вместо ответа охранник забористо выругался матом и… умолк. Сделал вид, что его сильно интересует какое-то пятнышко на борту полушубка, и начал его старательно отскребать.
– Ну вот, можно ехать, – усмехнулся седой. – Давайте-ка я вам помогу, Иван Михайлович.
– Да ну что вы, зачем…
– Сказано, давайте. Вдвоем же сподручней будет.
Когда оттащили санки, груженные ведрами с водой, на порядочное расстояние, седой с усмешкой проговорил:
– Какие они все смирные стали после Берии-то, а раньше, глядишь, снял бы ППШ, положил бы не глядя, да еще отпуск получил бы за отличное несение службы. А сейчас только матерком пустил. Нет у них силы больше…
– Да и у меня тоже нет, – улыбнулся батюшка. – Раньше таскал, так вроде полегче было. А теперь вон, всего сто шагов прошли, а пот уже градом льет и руки немеют… А вам-то как с одной ногой?
– Да я уж привычный. Ничего, скоро приедем уже.
Воду отец Иоанн таскал в стоявший особняком двухэтажный цех кожвыделки: у них с утра чтото приключилось с водопроводом, вот и пришлось корячиться. Стойкий запах, царивший вокруг, неподготовленного человека мог бы запросто свалить с ног, но принюхавшимся ко всему за годы неволи носам зэка все было нипочем.
Возвращаться порожняком – совсем другое дело. По зэковской традиции шли медленно. А куда спешить? Конвой не подгоняет, работы пока никакой нет. Вот и не торопись, отдыхай пока, вдыхай февральский воздух, твори Иисусову молитву, радуйся Сретению Господню…
…– Отец Иоанн! Отец Иоанн!
Ликующий хриплый голос ворвался в сознание неожиданно. Прищурившись сквозь очки, батюшка разглядел ковылявшего навстречу седого иеромонаха Паисия (Панова), лагерного «ветерана» (срок, полученный им в 1950-м, был уже третьим по счету). Отец Иоанн и отец Паисий исповедовались друг у друга.
– Свобода, свобода!.. – На глазах Паисия были слезы, голос дрожал.
Отец Иоанн всплеснул руками, бросился обнимать собрата:
– Радость-то какая! Слава Тебе, Господи!.. Тебя выпускают?..
– ТЕБЯ выпускают! Тебя!..
Внутри все обмякло, съежилось. Старенькое лицо отца Паисия (всего 54 года ему, а лицо стариковское) вдруг дрогнуло и поплыло куда-то.
…Справку читали, ощупывали и обнюхивали со всех сторон. Черные солидные буквы складывались в слова: Народный суд Молотовского района Куйбышевской области… На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14.07.1954 «О введении условно-досрочного освобождения из мест лишения свободы»… Что за указ? Юридически грамотные тут же и просветили:
– В общем, там так: если отмотал две трети срока, то за хорошее поведение могут выпустить. Тебе, батя, сколько еще сидеть оставалось?
– Больше двух лет. У меня срок с 29
