Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С гулом подкатил голубой поезд. Веселая толпа с трех вокзалов, навьюченная чемоданами и узлами, бросилась штурмовать его. Заторопилась к вагону и низенькая, просто одетая женщина в темном платочке – Пелагея Козина. И тут ее тронули за плечо. Оглянувшись, Пелагея едва не упала в обморок: перед ней стоял отец Иоанн Крестьянкин!.. Полуседой, чуть похожий на себя прежнего, но… он, он!
– Здравствуйте, Пелагея Васильевна, – с улыбкой проговорил батюшка.
– Господи Иисусе!.. Батюшка… Вы же… вы же… – еле выговорила Козина.
– Да вот освободился и сегодня приехал. Спустился в метро, гляжу – вы. Ну не радость ли?..
Пелагея с рыданием приникла к руке батюшки, осыпая ее поцелуями. А торопящиеся к поездам пассажиры метро с недоумением смотрели на странную сцену: худенький длинноволосый мужчина в стареньком пальто с улыбкой благословляет горько плачущую женщину…
…И снова он был в старинных покоях Патриаршего дома в Бауманском переулке. После лагеря отцу Иоанну все вокруг: дома, метро, автобусы, обстановка квартир – казалось каким-то преувеличенным, излишне удобным и комфортным: за пять лет он привык к тому, что обходиться можно минимумом. Вот и теперь он с каким-то странным чувством смотрел на бесчисленные книги, украшавшие стены кабинета митрополита Николая, на мягкие кресла; стоявший у тротуара переулка темно-зеленый ЗИС-110 вовсе показался каким-то пришельцем из чужого мира.
А стоявший посреди комнаты владыка со смешанным чувством сострадания и радости смотрел на своего «крестника». «Одна кожа да кости… Он и раньше был худ, но теперь… Кожа – ссохшаяся, будто опаленная. И осталась манера запрокидывать голову вверх, будто он общается с самим Господом. А на деле, вероятно, видит так лучше… близорукий ведь. Матрона Георгиевна говорила: почти ослеп там…»
– Молитвами Святаго Владыки нашего, Господи Иисусе Сыне Божий, помилуй нас… Высокопреосвященнейший Владыко, благословите, – произнес отец Иоанн, и сам поразился тому, как странно – хрипло и непривычно – прозвучал его голос. Почти пять лет не произносил он эту фразу!..
Митрополит шагнул вперед, благословляя, а затем крепко обнял его, прижал голову к груди.
– Ну, слава Богу, слава Богу, – дрогнувшим от волнения голосом проговорил он. – Все позади теперь… Как ты добрался из Куйбышева?
– Благодарю, хорошо. Сразу же поехал к Воскресению Словущему на Успенском вражке – как раз было празднование «Взыскания погибших»…
– Кого успел повидать?
– Ой, как с поезда сошел, так и не присел… Отца Сергия Орлова, отца Василия Серебренникова, отца Николая Голубцова, братьев Москвитиных, всех друзей по академии… Духовных чад, конечно.
– Остановился где?
– У Ветвицких, в Шубинском переулке. Мою-то комнатку забрали еще пять лет назад…
Растроганное лицо владыки стало серьезным.
– Об этом я и хотел с тобой говорить. Условно-досрочное освобождение – штука хрупкая… Судимость с тебя никто не снимал, ты не реабилитирован, в столицах и крупных городах жить тебе запрещено. За тобой будут внимательно следить и любое лыко могут поставить в строку… Значит, надо тебя обезопасить – хотя бы на первое время.
Владыка подошел к письменному столу, взял с него номер «Журнала Московской Патриархии», открыл и прочел:
– «Сказочно-огромные многовековые дубы стоят по гребню котлована, закрывают от бурь и ветров тихую обитель… В один ряд поднимаются пять синих куполов в звездах, пять золотых куполов, похожих на митры, пять сверкающих золотом крестов над Успенским собором… Когда взойдешь на святую гору, кресты монастыря встают перед глазами, как золотой лес». Знаешь, о чем это?
– Конечно, Владыко. О Свято-Успенском Псково-Печерском монастыре. Я часто рассказывал его историю другим заключенным.
Митрополит пристально взглянул на него, помолчал.
– Вот туда ты и отправишься.
…Было пять часов вечера, когда желто-красный автобус с табличкой «Псков – Печоры» устало вполз на автобусную станцию маленького северного городка и с шипением открыл двери. Немногочисленные тепло закутанные пассажиры – апрель на Псковщине выдался холодный, вечером и утром было под минус пять, – выходили на припорошенную снежком площадь и расходились в разные стороны.
Вышли из настоянной автобусной теплоты в холод и два священника. Они легко узнавались по длинным волосам и бородам. Один из них, помоложе, с пышными усами, указал направо:
– Нам туда, на Октябрьскую площадь, а потом еще раз направо. Тут все рядом.
Шагая в указанном направлении рядом с отцом Константином Нечаевым, отец Иоанн с интересом осматривал городок. Преимущественно одноэтажный, он напоминал собой скорее прибалтийскую, чем русскую провинцию. Там и сям зияли пустоты на месте сгоревших в страшном пожаре 1939 года домов, а на фасадах каменных, выстроенных с потугами на модный двадцать лет назад функционализм зданий виднелись шрамы и выбоины от осколков снарядов и авиабомб – следы боев за освобождение Печор в 1944-м.
Миновав высокую водонапорную башню из красного кирпича, высившуюся на Октябрьской площади, за торговыми рядами, где ютились многочисленные магазинчики, отцы повернули направо, на узкую улицу, заполненную идущим в одном направлении народом. Слева сразу же увидели мощную белую колокольню храма Сорока мучеников Севастийских, а рядом с ними – скромный деревянный храм святой великомученицы Варвары. К нему стекались люди в причудливых национальных костюмах, одновременно напоминавших и русский, и эстонский.
– Это сету, местная народность, – пояснил отец Константин. – Они родня эстонцам, но православные. А святая Варвара – их приход.
– А меня святая Варвара спасла в детстве во время болезни, – улыбнулся отец Иоанн. – Мне мама рассказывала. С тех пор ее иконку все время с собой ношу.
Но большинство людей вокруг шли дальше – к величественной старой крепости-кремлю, видневшейся впереди. У всех в руках – ветви вербы. Заканчивалась Лазарева суббота, и люди торопились в монастырские храмы – отмечать Вход Господень в Иерусалим…
У Святых врат отцы сотворили Иисусову молитву. Сразу за воротами монастырь как бы разделялся на два уровня. Впереди – округлый купол собора Архангела Михаила, построенного (это сразу было понятно по архитектуре) в начале XIX столетия. А влево, вдоль сильно обветшавшей крепостной стены, дорожка уводила к древнему Никольскому храму с иконой Божией Матери «Одигитрия» над входом. Низкая арка открывала вход в расположенную под храмом часовню, одновременно служившую проходом на нижний уровень монастыря. Оттуда начиналась пологая, вымощенная скользким от морозца булыжником дорога, окаймленная деревьями… Батюшка остановился на мгновение, вбирая в себя пейзаж, о котором столько читал и слышал.
– Ну что, красиво? – с улыбкой спросил уже бывавший в Печорах отец Константин.
