Джоконда и паяц - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я осел! – вырвалось у него. – Баран. Тупица. Кретин безмозглый.
– Что?
– Я отдам вам карту памяти, если вы выполните мое условие…
* * *Павел Майданов оставался в Москве. Неодолимая сила влекла его к дому, где был убит художник Артынов. Больное любопытство взыграло, либо нечто иное, темное и неподвластное его воле, заставляло молодого человека возвращаться к дому с мансардой и незаметно наблюдать за происходящим.
Костюм клоуна Павел, переодевшись, выбросил в мусорный контейнер. На всякий случай. Лавров-то вроде ему поверил, отпустил с миром. Но с полицией лучше не шутить. Те если поймают, не отцепятся. А ведь он наследил в мастерской Артынова. Надо полагать, там не только его следы, но кто станет разбираться?
Ему крупно повезло, что он попался Лаврову, а не полицейским. Те бы и слушать ничего не стали. Повязали бы, и дело с концом.
Павел до сих пор не мог поверить, что так легко отделался.
У знакомого ему парадного дежурила парочка журналистов в надежде раздобыть для своих изданий эксклюзивную информацию. Они замерзли и по очереди согревались глотками спиртного из мельхиоровой бутылочки. Журналисты вяло переговаривались, но до Павла долетали только невнятные звуки.
Он тоже был бы не прочь выпить, да где там. От одного взгляда на бутылочку желудок свело и потянуло на рвоту.
– Кранты тебе, Пашка, – прошептал он. – Теперь ни капли в рот не взять, до гроба. Сглазила тебя красивая колдунья. Приворожила.
Он вспомнил бездонные зрачки Глории и услышал ее голос у самого уха:
– Вот так встреча! Уж не меня ли ты поджидаешь, соколик?
Павел дернулся, как ошпаренный, хотел обернуться, но все тело налилось свинцом, шея задеревенела, а ноги приросли к земле.
– Что ты тут забыл? – спросил женский голос, похожий на переливы волшебной дудочки, которой крысоловы заклинают крыс.
– М-мм-ммм… – промычал Павел.
– Ты хоть раз слышал эту дудочку? – засмеялась Глория. – Фантазер!
Это, без сомнения, была она. Кто еще мог прочитать его мысли?
– Вы следили за мной?
– Я знала, что найду тебя здесь, – отозвался голос. – Тебе не по кустам прятаться надо, а ехать домой и молиться. Свечки ставить за упокой души художника Артынова.
– Я за сестру хотел отомстить.
– Врешь ты все. Скука тебя одолела. От скуки люди глупости делают.
– Не вру, – обиделся парень. – Это из-за вас Алина погибла. Вы же знали, что она умрет! Почему вы ее не предупредили? Почему не спасли?
– Я не спасатель.
– Артынов с чертом спутался, потому его и прирезали. Я видел! Я когда тряпку приподнял, которой он был накрыт, чуть коньки не двинул. Бросил все, и бежать. А там этот ваш…
– Лавров, что ли?
– Ну да… поймал меня и давай колоть. Ты, мол, художника замочил. А я его пальцем не трогал. Не успел. До меня управились.
Глория одобрила поведение своего помощника.
– Молодец, Рома. Не подвел.
Журналисты у парадного насторожились и начали поглядывать в сторону кустов, где происходила эта странная беседа.
– Идем отсюда, – прошептала Глория и потянула Павла за рукав, увлекая за собой. – В машине поговорим. Зябко тут.
Санта сидел за рулем «аутлендера» и ворчал:
– Столько соли на дорогу насыпали, что никакая резина не выдержит, никакой металл. После каждой поездки автомобиль мыть надо.
– Заедем на мойку, – успокоила его Глория, располагаясь рядом с Павлом на заднем сиденье.
– Это ты, злодей? – повернулся к нему Санта. – Опять натворил чего?
Парень насупился и промолчал. Великан кивнул, словно получил ответ, и включил зажигание.
– Зачем ты пришел к этому дому, Паша? – спросила Глория, когда машина тронулась. – Надеюсь, два папарацци, которые там топтались, не нащелкали тебя в профиль и анфас?
– Нет.
– Это радует. И все-таки…
– Вы не поверите.
– Без Алины не обошлось? – вздохнула она.
Молодой человек бросил на нее удивленный взгляд и признался:
– Я ее чувствую. Может, она стала призраком? Иногда я ощущаю ее присутствие. Алина словно зовет меня… и просит о чем-то. Я бы хотел посмотреть на ее портрет, написанный Артыновым.
– Ты думаешь, он все еще в мастерской?
– Нет, конечно. Артынов забрал его домой или выставил на продажу. Знаете, Алина почему-то просит освободить ее… из темницы, где она заперта, – выдавил Павел. – Вот мне и пришло в голову…
– Освободитель! – сердито перебила Глория. – Держись подальше от всего, что связано с Алиной. Забудь о ней. Иначе пропадешь.
– Вы считаете меня сумасшедшим?
– Ты приближаешься к этому…
Глава 42
Эмилия расставила на столе сахарницу, тарелки с ломтиками булки, кусочками сыра и дольками лимона. Потом принесла чашки с дымящимся кофе и предупредила:
– Осторожно, горячий. Жаль, нет ни шоколада, ни конфет. Нам бы сейчас не помешало что-нибудь сладенькое.
– Я не могу есть, – отказалась от угощения Светлана.
– М-мм! – восхитился Лавров, вдыхая аромат кофе. – Чудесно пахнет.
– Пусть немного остынет, – посоветовала Эми. – Только с огня.
У нее тоже отсутствовал аппетит, но кофе она выпьет с удовольствием. Чуть позже. Надо же хоть чем-то компенсировать постигшую ее утрату. Еще один недостойный любовник вдобавок ко всему промышляет шантажом. Она саркастически усмехнулась и спросила у Светланы:
– Тебе легче?
Та молча кивнула. Лавров положил в чашку два кусочка сахара и помешивал.
– Подай мне лимон, – попросила Эми.
Ей стало безразлично, что подумает о них художница. Эту перемену уловил только Роман. Светлане было не до тонкостей в чужих отношениях. Ее тошнило, руки дрожали. Запах еды вызывал отвращение.
Лавров посмотрел на Ложникову и галантно протянул ей тарелку с лимоном. Вдруг та выскользнула и задела чашку. Кофе выплеснулся на руку Эмилии. Она вскрикнула и вскочила с места.
– Надо обмыть холодной водой… – растерялся сыщик. – Идем, я помогу. Скорее, а то будет ожог.
– Ой… больно…
– Прости, я не хотел!
Он торопливо увел пострадавшую в ванную. Светлана осталась за столом одна. Минуло минут пять, прежде чем Лавров вернулся…
Эми со слезами замывала пятна на своем любимом джемпере. Несколько коричневых капель попали на рукав. Тыльная сторона ладони, куда вылился кофе, покраснела и саднила. Что за ужасный день сегодня? Утром скандал с Метелкиным, потом звонок Светланы… теперь еще и это.
Джемпер придется выбросить. Настроение безнадежно испорчено. Лавров оказался редкостным проходимцем и мошенником. Как тут не заплакать?
А он, как назло, суетится рядом, рассыпается в извинениях.
Она в сердцах отправила его в гостиную к Светлане. Он не возражал. Пробормотал, что декораторшу лучше не оставлять одну, и смылся.
Эмилия провозилась в ванной почти четверть часа. Поливала холодной водой обожженную кожу, умывалась, подправляла макияж. Ей уже расхотелось пить кофе. Она бы с удовольствием ушла, не прощаясь. Но нельзя было.
– Хорошо, что он не видел, как я плачу, – прошептала Эми своему отражению в зеркале. – Мужчины не стоят моих слез.
Вздыхая и жалея себя, она провела мокрыми пальцами по волосам, собралась с духом и вышла.
Светлана с Лавровым сидели за столом и гадали на кофейной гуще.
– Как твоя рука? – спросил он. – Еще болит?
– Терпимо.
– Мне выпала дальняя дорога, – сообщила художница, показывая бурые потеки на дне чашки.
– Как кофе? – осведомилась Эми тем же тоном, что и Лавров.
– Отличный. Роман уговорил меня выпить.
– Завидую Метелкину, – подхалимничал он. – Ты подаешь ему кофе каждое утро?
– Почти.
Она уселась за стол, посмотрела на расплывшееся по столу пятно, на свою чашку с остатками холодной коричневой жижи… и улыбнулась.
– Что-то мне душно, – пожаловалась Светлана, оттягивая и без того растянутый ворот блузки.
– Открыть окно? – отозвался Лавров, привстал, покачнулся и рухнул обратно на стул. – Черт… что это…
Эмилия продолжала сидеть напротив и улыбаться. Она забыла об ожоге и испачканном джемпере. Забыла о грубых словах, которые ей пришлось выслушать утром от мужа. У нее начинался бенефис. Показательное выступление в пику этой скотине Лаврову и паршивой овце Светлане, которая увела у нее Артынова. Сегодня все закончится раз и навсегда.
– Тебе предстоит очень дальняя дорога! – воскликнула она, ласково глядя на художницу. – Я долгие годы мечтала проводить тебя в последний путь. Наконец случай представился.
Светлане становилось все хуже. Она тяжело дышала и держалась за горло. Лавров перевел изумленный взгляд с декораторши на Эмилию.
– Я не понимаю…
– У моего отца было больное сердце, – сказала та. – Я ухаживала за ним, пока он не умер, и кое-что узнала о сердечных болезнях. Лекарство, которое спасает жизнь, может убить, если превысить дозу. Кончина наступает не сразу. Через полчаса, к примеру. Если у человека крепкий организм, он продержится минут сорок, не больше.