Тень Хиросимы. Роман-легенда - Игорь Горев

– Хм? Да… Думаю, могу. – Тень почему-то сомневался. И что вызывало сомнение, он не мог сейчас ответить. «Может быть, сама жизнь вызывает во мне сомнение?»

– Видишь, ты сомневаешься. Почему рождаются мёртвые дети у живых родителей? И почему живут бездушные люди? Я с незапамятных времён сижу тут, разделяя «зал» и «сцену». И до сих пор не смог ответить сам себе на многие вопросы. Где живые, а где их тени, живущие в лучах этого чёртова прожектора. Где же, в конце концов, жизнь и где игра! – Возникла короткая пауза. – Не смог, – кто-то вздохнул в пустоте. – А ты меня трясёшь за грудки, пытаясь вытрясти ответ: «Цивилиус! Цивилиус!» Что Цивилиус, – в голосе послышались грустные нотки, – так, передаточная шестерёнка. Пусть даже самая совершенная, работающая без потерь и трения. Мне сказали, и я повторил.

– А сценарий?

– Тсс, дружище, я же говорил тебе: не спеши с выводами – так и до суждений недалеко. А добавишь всего лишь одну букву и до осуждения. Я простой Управляющий этого «театра» – исполнитель чужой воли, ты – Тень – творение прожектора и тоже исполнитель в угоду замершего «зрителя». Ты слышишь: всего-то маленький «театр». Пусть даже с его драмами и комедиями, с наигранными слезами и истерическим смехом. Но выйдешь за его стены и вдруг понимаешь: вот она – истина жизни. Щебечущая, горящая мириадами звёзд, шелестящая травинкой и многозначно безмолвствующая непостижимой безграничностью космоса… – простуженный тенор вдруг осёкся.

Наступила тишина, и если бы не потрескивание догорающих «декораций», некогда изображавших чьи-то дома, то можно было бы сказать: мёртвая тишина.

Первым не выдержал Тень – он завис в загадках и остался без ответа.

– Ты почему замолчал?

– Почему? Тень, ты, оказывается, опасный собеседник!

– Я!?

– Ну да.

– Чем же я опасен? – недоумённо пожал плечами Тень.

– Приставкой «со».

– Чего?! Скажи, Цивилиус, кто из нас того… ну…

– Ты хочешь сказать, свихнулся, сошёл с ума? Да!?

– …

– А кто определяет меру сумасшествия? Кому дана такая привилегия? Тебе! Мне! Им, оставшимся в «зале»! Здесь всё искусственно, мой друг. А значит – ложно. Чтобы не солгать, хотя бы самому себе, нужно найти «Выход» и постараться выйти наружу. Отойти на расстояние, а потом оглянуться… Да что это со мной сегодня? Болтаю и болтаю безумолку!

По голосу Тени показалось, что его невидимый собеседник раздосадован и гневается на собственную несдержанность. Он живо представил себе благовидного старичка с шёлковой седой бородой, нервно бегающего из угла в угол своей крохотной суфлёрской будки.

– Почему ты злишься?

– Я? Злюсь? – Цивилиус явно был поставлен в тупик прозвучавшим вопросом. – Ты уверен, что я могу злиться и вообще проявлять какие-либо эмоции. Хе-хе. Интересно. Я ничто, ибо я многолик, или, если тебе угодно, многогласен. Я отражение звука, рождающегося в душевной глубине каждого. Я эхо сцены. Хотя нет… – голос задумчиво замолчал, – кх-кх, – вежливо, по-стариковски мягко откашлялся и продолжил, – как я могу быть эхом, когда эхо вторично, а я – первичен. Великий Триумвират нашёптывает мне свою волю, а я оживляю «сцену», заставляя этих марионеток двигаться и говорить то, что пишется в сценарии.

– Так всё-таки он есть!

– Кто есть?

– Ну, этот, твой Триумвират.

– Он не мой. И никогда не был моим. И как его может не быть, вот сценарий. Триумвират – великий режиссёр. Уж поверь мне. Никто не может так писать: от возвышенно трагичного, до сатирически ничтожного. Никто! И как в нём уживаются злодейство и любовь?! Непостижимо!

– Так направь меня к нему. Меня нет в сценарии! Что мне делать? Ты не знаешь, так, может быть, Он подскажет.

– Кто Он?

Терпение было на исходе. Мало того, что его недавно испепелили дотла, не оставив ничего, только жалкую тень на обгоревшей мостовой. Так ещё теперь и издеваются: играют словами в прятки.

– Ну хватит! Ты… вы слышите меня, хватит хохмить надо мной. Ведь я живой человек! Всему есть предел… Я… – Он понял, что изрёк некоторую несуразицу: как он может быть живым после того, что с ним произошло, и замолчал, опуская бессильно руки и не зная, куда их деть.

– Ну, мой славный искатель правды, ты теперь осознал, что правда всегда однобока. Она всегда слепа по причине своей эгоистичности. Ты ищешь правду – ты найдёшь её. Но ничего более правды. – В голосе послышалось разочарование. – Я не хохмил над тобой – мне не дано это. Я пытался помочь тебе. Ты единственный мой собеседник, а не кукла, повторяющая послушно затёртые монологи. Ты знаешь, я устал, – послышался вздох, – всё, хватит с меня, иду к Архивариусу. Пусть теперь другие нашёптывают.

– Прости, Цивилиус. Я глуп. Но как мне быть, я стою на сцене, а меня нет в сценарии. Я вообще ничего не понимаю. Что же мне теперь, ходить туда-сюда и поднимать ногами пепел?

– Не ты один.

– Пойми, Цивилиус, хочешь ты того или нет, но на данный момент я таков, каков есть. Я Тень, слышишь, я Тень и не могу покинуть подмостков, даже если бы сильно желал этого. Я был человеком и жил там, куда меня поселила моя судьба. Не я взрывал ту бомбу, вычеркнувшую меня из сценария.

– Не ты?

– Не я!

– Не будь таким самоуверенным. Кажется, я уже говорил тебе об этом.

– А как же сила веры?

– Самоуверенность и вера, мой правдоискатель, так же отличаются друг от друга, как свет и тьма, как смерть и жизнь. Ты потому до сих пор и не можешь найти ответ, что служишь самоуверенности и не обретаешь свободу веры. И единственное твоё отличие от тех, расположившихся в партере и ложах, – ты бесплотен. Ты можешь играть, не оглядываясь на публику. И можешь жить, не ожидая рукоплесканий – жалкого звука, рождённого ладонями. В отличие от тех, жалких безвольных созданий на сцене жизни, возомнивших себя героями, ты один из немногих, кто живёт, а не играет. Кому не нужна маска и кто сам пишет и озвучивает свою роль.

– Так что же мне делать?

– Не жди от меня ответа. Повторяю, я всего лишь Управляющий сценой. И то, что творится за её пределами – не в моей компетенции. Хочешь познавать – познавай; спрашивай, я отвечу, но ответ будет моей правдой. Правдой Цивилиуса. Великой здесь и ничтожной за пределами театра.

– Ты предлагаешь мне…

– Я – эхо, ты забыл. Я не могу предлагать. Я отголосок любопытных до зрелищ. Я подсказываю сценарий, но не пишу его.

– Однако же меня там нет, и это не мешает тебе свободно общаться со мной, – Тень впервые победоносно улыбнулся – ему удалось загнать загадочного всемогущего собеседника в логический угол.

– Смеёшься, думаешь: ага, попался! Ну что ж, меня радует то, что ты улыбаешься. Значит, не всё потеряно. И помни: здесь всё – абсурд, кроме того, что всё это – существует.

– Чепуха какая-то!

– А я о чём? Иди.

– Куда? – опешил Тень.

– Ну не будешь же ты стоять тут целую вечность, заглядывая придурковато в пустующую будку. Глупо?

– Хм, глупо.

– Ну вот и иди. Здесь свои законы, мой чудесный собеседник, если ты в лучах сцены – не стой. Действуй. И даже пауза наполнена глубочайшего смысла и энергии. Ну давай! – Цивилиус словно подталкивал, вынуждал.

Тень растерянно посмотрел вокруг. «Зачем он так со мной поступает? Словно я никто». Обиженно поджав губы, он отошёл в сторону и снова осмотрелся блуждающим взглядом.

«Сцена», да он шутит! Тоже мне шутник, – обида не покидала его.

Перед ним расстилалась устрашающая своей нереальностью картина разрушения. Обломки кирпича, обожжённые останки стен. Кое-где выпущенный на волю огонь дожирал останки некогда цветущей жизни.

Тень опустил голову. Как ни странно, он продолжал стоять на каменном мосту, чудом уцелевшем в эпицентре взрыва. Под мостом бурлила мутная вода.

Раньше я мог утопиться, а теперь?.. А что теперь, – с интересом спросил он сам себя, с нетерпением ожидая ответ, но уже заранее зная его формулировку, – теперь не могу!

Он долго бездумно вглядывался в грязные водовороты, будто ожидая чего-то. Но река по-прежнему оставалась безучастна. Она рождалась за ближайшим поворотом и пропадала, растворяясь в руинах и обгоревших полуживых трупах, выползающих к реке.

Он продолжал стоять, опираясь руками о парапет, пока не заметил, что вода в реке начала светлеть. Щепки и обрывки, поплясав на волнах, унеслись прочь вместе с грязью.

Вот и река очищается, и горы как прежде – в таинственной полупрозрачной голубой дымке, – поднимая голову, подумал Тень. – И небо… картонное?.. декорация?.. Нет, небо настоящее – высокое и бездонное. Сам ты декорация! – Он оглянулся, пытаясь разглядеть малоприметную будочку.

Её не было. Словно никогда и не было!

Тень по-детски удивлённо завертел головой – не может такого быть! Ведь он сам своими глазами видел! Приснилось!? – мелькнуло в голове, – или я точно сошёл с ума! Такое бывает. Нет, не сошёл! – запоздалым эхом пронёсся ответ уже после того, как он немигающим взглядом воззрился на непроницаемую чёрную пустоту, разверзшуюся у его ног. И где-то высоко, высоко… Под потолком, – подсказывала мысль и сама же себя опровергала, отказываясь верить в увиденное, – какое, к чёрту, под потолком! Его не может быть в бесконечности!?. Откуда-то оттуда, сверху некий источник посылал свои противные, липкие, пронизывающие лучи сюда вниз, заливая всё вокруг немигающим мёртвым светом.