Капля воды - крупица золота - Берды Кербабаев

— Это правда, начальник?

— Ты видел, чтобы я когда-нибудь врал? Ну, так о чем ты сам с собой вел столь оживленную беседу?

Нуры вздохнул:

— Не стану и я врать — о тебе, начальник, были мои думки!

— Вот как, обо мне? Чем же это моя персона привлекла твое внимание?

— Огорчаешь ты меня, начальник.

— Так… Мысли твои, значит, были критического направления. Хотя, на мой непросвещенный взгляд, тебе следовало бы думать о предстоящей дороге.

— Я и о ней думал. И вообще… о жизни. — Нуры кивнул на дом: — О доме вот этом.

— Судя по твоему тону, он тебе чем-то не по душе? Чем же?

— Пустой он. Неприютный.

— Разве я в нем не живу?

— Дом красен не хозяином, а хозяйкой!.. Ох, начальник, одна у меня мечта — поскорее услышать в этом дворе звон свадебных пиал!

Лицо у Бабалы потемнело. Нуры посыпал соль на его свежую рану. Он после разговора с Аджап не спал всю ночь, все думал, чем же мог ее обидеть, почему она вдруг ушла, не позволив даже проводить себя, пропустив мимо души его слова о скором отъезде? Лишь к утру ему удалось отогнать горькие мысли, и он стал думать о предстоящем хлопотном дне.

Нуры напомнил ему о размолвке с Аджап, и Бабалы стоял на крыльце мрачный, расстроенный.

От острого взгляда Нуры не ускользнула эта перемена в настроении хозяина, вызванная, как догадался шофер, его намеком на свадебный той. Понимая, что уж теперь ничего приятного он от Бабалы не услышит, и предупреждая попытку хозяина заговорить, Нуры, словно спохватившись, хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ах, пустая башка!.. Ну, что ты будешь делать — я ведь забыл залить масло в мотор!

И стремглав кинулся к бочонку, стоявшему в углу двора.

Бабалы остался наедине со своими думами.

Немало ударов получил он от жизни, но не считал себя невезучим, обделенным судьбой. Он знал; счастье на человека с неба не сваливается, мольбами и уговорами его тоже не заставишь прийти. За него надо бороться, вырывать его у судьбы своими руками. Все в жизни зависит от самого человека; от его ума, воли, энергии.

И Бабалы многого сумел добиться; несмотря на все препоны, стал знающим инженером-ирригатором, завоевал немалый авторитет и у добытчиков воды, и у тех, кто в ней нуждался.

Только личная жизнь у него не заладилась. По мнению Бабалы, лишь в этой области человек и был бессилен, и одно ему оставалось: ждать своего счастливого часа, уповая на судьбу.

Когда он учился в институте, перед ним было забрезжила любовь… Ему приглянулась однокурсница Ольга, ее тоже к нему потянуло, все свободное время они проводили вместе и решили уже написать родителям, чтобы те готовились к свадьбе. Но, как молвит пословица, беда таится меж бровью и глазом, сторожит человека на каждом шагу. Яркий, нежный цветок, раскрывшийся навстречу Бабалы, был смят, уничтожен злобным хазаном * — Ольга погибла во время ашхабадского землетрясения.

На тридцать пятую ступеньку своей жизни Бабалы поднялся закоснелым холостяком.

Однако если у дерева, побитого морозом, корни целы, то оно может снова зазеленеть.

Бабалы встретил Аджап, и в саду его души распустился новый цветок.

Нелегко ему порой приходилось, не всегда он понимал девушку, и то ему казалось, что счастье с ней возможно, то он впадал в уныние и горько размышлял о разнице в возрасте. Аджап бесило, когда он говорил ей об этом.

Нынче ночью он позвал ее с собой, предложил соединить их судьбы — Аджап ответила отказом.

Было отчего опустить руки… Ему казалось, что его личная жизнь, которую, как кяризные воды *, никак не удавалось до сих пор направить по нужному руслу, вошла наконец в берега… И вот снова — неожиданный крутой поворот.

Счастье в любви — зыбкое, оно, словно расплавленный свинец, не дается в руки, как бы ты его ни жаждал.

Если бы ему не уезжать сегодня, он еще мог бы на что-то надеяться.

Но впереди — дальняя дорога, сулящая разлуку с Аджап на месяцы, на годы, а может, и на всю жизнь.

Ведь в ближайшее же время его ждет не только новая работа, но и встреча с родителями. Они давно мечтают видеть сына женатым. А отец у него не кто-нибудь, а Артык Бабалы, нрав у него крутой и упрямый, уж если он захочет женить сына, так ни перед чем не остановится. Не дай бог, еще просватают его за одну из аульных красавиц… Нет, Бабалы против них ничего не имеет. Но он любит Аджап.

Произнеся про себя это имя, Бабалы даже вздрогнул. Аджап!.. Он должен увидеться с ней и выяснить, почему же нынче ночью пробежала меж ними черная кошка. А главное: дорог ли он ей хоть немного? Наверно, нет, иначе она не простилась бы с ним с такой беспечностью. А впрочем, кто их, женщин, разберет. Ведь не силой же заставлял он ее встречаться с ним! Не захотела бы, так не приходила бы на свидания, не разговаривала с ним часами. Была бы к нему совсем равнодушна — не обижалась бы на его слова, не вспыхивала, словно сухой саман! Аджап — не из притворщиц.

— Нуры! — крикнул Бабалы. — Заправляй машину, поехали.

— Мы же вещи не уложили.

— А мы еще не на стройку отправляемся. Мне надо заехать в одно место.

Нуры подозрительно уставился на Бабалы:

— Это в какое же?

— Не твоего ума дело.

— Ты, видно, сегодня не выспался, начальник, — обиженно пробурчал Нуры.

— Не чеши попусту язык и не теряй даром времени. Ты готов?

Нуры не любил, когда его подгоняли. И ему не нравилось быть в неведении относительно целей и замыслов хозяина. Поэтому он мешкал, делая вид, будто ищет ключ от зажигания. Бабалы, потеряв терпение, торопливо спустился с крыльца, сам разыскал ключ и, оттеснив от машины Нуры, сел за руль.

Развернув машину, он приготовился было выехать со двора, но в это время кто-то громко постучал в закрытую калитку.

Нуры, в прах разобиженный действиями Бабалы, ворчливо проговорил:

— Оказывается, начальник, не только ты нынче не в своей тарелке. Ну, что стучаться, коли ворота настежь? Или твой гость считает, что ежели войдет к нам через ворота, то угодит в капкан?

— А ты не рассуждай, а открой калитку.

— Раз ты приказываешь — открою. Только…

— Поживей, Нуры!

Нуры медленно побрел к калитке, а Бабалы тем временем вылез из машины, раздумывая, кто бы мог к нему пожаловать.

Распахнув калитку, Нуры в удивлении чуть отступил назад. Во двор с улыбкой вошла Аджап. Приветливо кивнув Нуры, она направилась к оторопевшему Бабалы.

Он стоял с раскрытым ртом и смотрел на нее во все глаза. Вид у него был такой глупый и растерянный, что Аджап рассмеялась.

А он все никак не мог поверить, что это она, Аджап, приближается к нему, сияющая, прекрасная.

Аджап принарядилась, как на праздник. На черных косах, уложенных венцом, красовалась легкая алая косынка, шелковый шарф переливался всеми цветами радуги, а от нового платья из кетени * исходил тонкий пьянящий запах, — у Бабалы даже голова закружилась, когда Аджап остановилась перед ним.

Ни Бабалы, ни Аджап не замечали Нуры — а он пялился на гостью с таким восхищением, будто это не обыкновенная девушка появилась во дворе, а ангел сошёл с небес на землю. Потом он перевел взгляд на остолбеневшего Бабалы, не отрывавшего глаз от гостьи, и лукаво, догадливо прищурился, подумав с удовлетворением: «А видать, услышу я еще звон пиал!»

Желая оставить хозяина и гостью одних, он вдруг громко воскликнул:

— Ах, пустая башка, я же чай забыл купить!

И пулей вылетел в распахнутые ворота.

Бабалы и Аджап, казалось, не слышали его возгласа и не заметили его исчезновения.

Они глядели друг на друга так, словно век не виделись.

Аджап заговорила первой и таким тоном, будто между ними ничего не произошло:

— Ох, оглан, как я боялась, что опоздаю!.. Слава богу, успела…

— Стоило тебе чуть задержаться…

— И ты уехал бы? — У Аджап округлились глаза, — Не попрощавшись со мной?

— Ты же ночью не захотела со мной проститься. Сорвалась с места, как ошпаренная…

— Я женщина, мне простительно. А тебе не подобает брать с меня пример.

Бабалы улыбался, светло, освобожденно:

— Еще чего не хватало — брать пример со вздорной девчонки!.. Аджап, Аджап, неужели ты не понимаешь, что я не мог бы уехать, не повидав тебя?

— Но ты же сам сказал: если бы я чуть задержалась…

— То мы с тобой разминулись бы! Потому что я собирался ехать к тебе домой.

— Вай, поглядите на него!.. А ты подумал, что дома могли оказаться мои родители?

— Я бы прорвался к тебе, даже если бы вход сторожил дракон или вокруг дома были установлены пулеметы!..

Аджап, словно в стыдливом ужасе, прикрыла рот тыльной стороной ладони:

— Вай*, какой позор,.

— Ты разве не знаешь поговорку: голодная собака и дыма не замечает? — Бабалы улыбнулся: — А с твоими родителями я рад был бы познакомиться. Но что мы тут торчим как неприкаянные? Пройдем-ка в дом, дорогая гостья.