В небе великой империи - Людвиг Гибельгаус

— Для меня всё верно. Но уж у тебя-то наверняка везде порядок, чего ты дергаешься?

— Хорошо там, где нас нет — возразил Моргунов — А чего я дергаюсь, тебе потом объясню, если договоримся.

— О чем договоримся, ты мне втолковать можешь?! — психанул Рогов — Всё ходишь вокруг да около, ясного слова от тебя не услышишь! И учти, криминалом заниматься я не хочу, опыт такой у меня есть, ты один раз меня уже подставил, хватит!

Моргунов отреагировал на эту вспышку спокойно, она не свидетельствовала о силе и уверенности его собеседника.

— Ты бы уж помолчал о своем опыте — негромко ответил он — На том как ты тогда смылся, меня не предупредив, я потерял пятнадцать тысяч баксов, а в нашей нищей стране это более чем достаточная сумма, чтобы получить пулю.

— Ты мне сейчас не грози, сам сказал — дело прошлое — взвизгнул Рогов.

— Правильно — спокойно согласился Василий Петрович — дело прошлое. Поэтому давай по-новому подумаем, как бы тебе выбраться из этой Африки раз и навсегда. В Австралию куда-нибудь. Глядишь, и я тебе компанию составлю. — Моргунов улыбнулся Ивану уже совсем дружески и похлопал его по руке — Ну да не будем пока говорить о деле, лучше отметим хорошо нашу встречу. Искусство отложим до завтра!

Говоря, что искусство нужно отложить до завтра, Моргунов имел в виду лишь выставку, на которую ещё собирался вернуться. О том искусстве, которое интересовало его ныне в наибольшей степени, он ещё собирался очень подробно побеседовать с Роговым сегодня вечером, предварительно хорошо накачавшись алкоголем. Общеизвестно, что свои проблемы русские наилучшим образом решают именно так. Рассказать, если понадобится, Рогову свою настоящую историю, Моргунов уже не опасался. Он был уверен, что просто так тот его не заложит, ибо во-первых, Иван не дурак, чтобы попытаться сдать приятеля, ничего от этого не имея, а во-вторых, он и не храбрец. Сделать же так, чтобы отныне благосостояние Рогова зависело от его собственного, Моргунов считал совершенно необходимым. Это был и его собственный шанс тоже. Первый за все эти месяцы изгнания и единственный пока шанс. Трудно представить, во что всё выльется конкретно, невозможно предсказать реакцию Рогова, но это шанс. И упустить его недопустимо. Дикая, сумашедшая мысль, мелькнув не исчезла, а плотно застряла в голове, пугая и восхищая одновременно. Давно не приходившее к нему и столь сладостное чувство напряженного восторга, как перед заключением каждой большой сделки, вновь вернулось к Моргунову и теперь его уже ничто не могло остановить.

Постепенно напряжение оставило и Рогова. Его партнеру было что скрывать, явно, а это делало Моргунова неопасным. К тому же Рогов всегда уважал деловые способности Василия Петровича и был вовсе не против, чтобы тот предложил ему какое-нибудь интересное дельце. В конце-концов, отнюдь не моргуновская, а его собственная вина послужила причиной былых неприятностей. В этом Рогов, несмотря на недавнюю вспышку, полностью отдавал себе отчет.

Время приближалось к обеду и партнеры отправились в ресторан гостиницы, которая приютила Рогова. Заказали бифштекс, красную рыбу и много водки. Рогов подсознательно чувствовал, что намечается серьезный разговор и ещё не зная его содержания, тщательно просчитывал все варианты. Беседа началась обычно — о России и деньгах. Моргунов прекрасно видел, что собеседник теряется в догадках, но в начале лишь подогревал его нетерпение малозначащими фразами и намеками. После третьей рюмки уже столько времени непробованной водки — ибо пить водку в одиночестве скверно, а компании у Моргунова последние месяцы не было — Василий Петрович решил, что можно заводить разговор о деле.

— Слушай, Иван — Моргунов посмотрел ему прямо в глаза — ты говорил, что в твоей песочной стране любители искусства есть?

— Есть. И они покупают.

„Неужели он всё-таки хочет что-то предложить?“ — терялся в догадках Рогов.

— Так всё же у тебя что-то есть? — переспросил он.

— Вот об этом сейчас и пойдет у нас речь — Моргунов снова разлил по рюмкам „Столичную“ — Давай! — Оба залпом выпили.

— Я хочу — поморщившись продолжил Моргунов и вдруг сделал паузу. Он поднял на Рогова взгляд своих стальных и абсолютно трезвых глаз. — Я хочу такую выставку взять.

Рогов подавился рыбной костью и несколько минут кашлял. Василий Петрович смотрел на него не отрываясь. Наконец Иван передохнул и отрицательно покачал головой.

— Ты спятил — сказал он тоже спокойно. — Думаешь, я не думал об этом? Да я уже который год таскаюсь по таким выставкам, глаза смотреть устали, а прикоснуться нельзя! Я смотрел по каталогам, рыночная стоимость лишь дюжины самых дорогих картин, что стоят сегодня там — он ткнул пальцем в сторону, где примерно находился выставочный зал — порядка тридцати миллионов долларов! Но их всё равно никто никогда не продаст, да и никто официально не купит. Вообще, конечно, покупателя найти можно. Но я к чему тебе всё это говорю, ты хоть представляешь своей башкой, как охраняются подобные ценности?! — Рогов раскраснелся от своего длинного монолога, швырнул на скатерть вилку и лоснящимися от жира пальцами дернул себя за галстук, чтобы ослабить узел.

Моргунов смотрел на него внимательно и молча. Открывающаяся картина не могла не радовать его сердце. Себя обманывать он не пытался. Если он сам за месяцы субтропической ссылки из безпринципного, но в общем некриминального бизнесмена оказался способным деградировать до чистой уголовщины, то от мелкого, но преуспевающего чиновника Рогова, которому вдобавок ничего не угрожало, ждать подобного так легко не приходилось. А вот ведь нет, оказалось в нем что-то такое, что смело любые моральные преграды. Теперь проблема состояла только в том, чтобы побороть его патологическую трусость, но это много, много легче, чем бороться против совести человека. Нужен был просто убедительный и надежный план и первые его наброски с каждым часом размышлений обрастали у Моргунова все более густой паутиной подробностей и деталей.

— Там охрана, электроника, видеокамеры всякие — уже спокойнее продолжал Рогов, пожав плечами — Так что продавал бы ты лучше свои „Сникерсы“ в Энске.

— Энск у меня уже в прошлом. Нельзя мне туда ныне, хоть и с удовольствием съездил бы на недельку посмотреть кое на кого. Так что я хочу дернуть здесь денег и рвануть куда-нибудь за океан, там развернуться.

Рогов смотрел на него с изумлением.

— Вот это да! — пробормотал он. И ты так спокойно мне всё это рассказываешь?

— А чего мне тебя стесняться — улыбнулся Моргунов — ты же мне сам сейчас рассказал, как вместо Лубянки в Африку поехал. Так что если меня по твоей милости отсюда на эту самую Лубянку вышлют, то и ты там скоро приземлишься. И тебе хана, и твоей карьере. Так что давай не будем думать, как нам друг другу подгадить, а лучше о том, как вместе в люди выбиться. Тебе небось тоже не хочется ходить в помощниках атташе или кого там ещё.

Василий Петрович наслаждался моментом. Нить судьбы он снова держал в своей руке и чувствовал, как живительная волна возбуждения переполняет его. В торге с Роговым он сумел обезопасить свои позиции и фактически не сомневался, что ему удастся побудить того выполнить свою часть работы.

— Ты, Иван, не забивай себе голову. Конкретного плана у меня ещё нет, но в любом случае твоя забота одна — найти надежного покупателя. А проблему охраны мы будем решать с другого конца. Штурмовать дворец в масках и с пулеметами я не собираюсь, не мой стиль, не бандиты же мы с тобой какие-нибудь — он успокаивающе улыбнулся Рогову — Подходить к делу будем иначе. Подготовиться, чтобы взять сегодняшнюю выставку мы всё-равно не успеем, а в одну из последующих нам нужно будет поставить её организаторам такие условия, чтобы они сами отдали полотна и позаботились о том, чтобы шума было поменьше.

— И что же это за условия такие? — рассмеялся Иван и потянулся к бутылке.

— Безвыходные условия — подчеркнул Моргунов, пододвигая рюмку — а какие — об этом мы с тобой должны подумать вместе.

— В общем, ты предлагаешь шантаж… — Рогов задумчиво покрутил в руке столовый нож и вдруг, улыбаясь, резко откинулся к спинке стула — Слушай! Ну вот чего это я, честный и законопослушный в последнее время гражданин, рассиживаю тут с тобой, беглым жуликом, и обсуждаю какие-то совершенно невероятные вещи, крупномасштабный шантаж! Бред чистейший!

На столь нелестное определение Моргунов не обиделся. Чувством юмора он и сам обладал, тем паче ценил его в других. К тому же Василий Петрович прекрасно понимал, что Рогов никогда не откажется участвовать в деле, если ему только предложат внушающий доверие план. Рогов старался выудить сейчас побольше информации, а в душе он уже решился, это выдавали лихорадочно поблескивающие, и не только от выпитого, глаза Ивана…