Агата Кристи - Екатерина Цимбаева

«Последний роман», о котором идет речь, это действительно превосходный «Отель „Бертрам“».

Но восемь последовавших за ним романов, из которых четыре или даже пять относятся к триллерам, при всем желании шедеврами не назовешь («Занавес» и «Спящее убийство», напомню, созданы гораздо раньше). Вероятно, все же лучше было закончить художественное творчество одновременно с «Автобиографией»?

«Гениальный сыщик», переходящий из романа в роман, с чьим именем ассоциируется творчество его создателя, по общему правилу, обязательно должен обладать неповторимой индивидуальностью, выделяющей его в толпе «гениальных сыщиков» других авторов. И в то же время быть привлекательным для широкой публики либо как alter ego читателя (тип «маленького человека»), либо как столп Справедливости (тип «ангела-хранителя»). В идеале он должен совмещать обе функции, что удается весьма редко (Мегрэ, например). В качестве дополнения он(а) может обладать просто физической привлекательностью, но тогда, дабы не оттолкнуть половину аудитории, автору приходится ввергать его (ее) в завидные любовные приключения или оттенять постоянным спутником противоположного пола. У Агаты Кристи только Эркюль Пуаро обладает должной эксцентричностью и отчасти отвечает приведенному определению. И тридцать лет писательница считала Пуаро своим крестом, не помышляя об альтернативе.

Пуаро создавался в 1916 году по самой заурядной схеме. «Разумеется, нужен детектив. В то время я полностью находилась под влиянием Шерлока Холмса — сыщиков я представляла себе именно так. Каким же быть моему детективу? Ведь нельзя, чтобы он походил на Шерлока Холмса, надо придумать собственного и к нему приставить друга, чтобы он оттенял достоинства сыщика (вроде козла отпущения), — это как раз не очень трудно. Я хотела бы сочинить кого-нибудь нового, какого еще не бывало. Потом я вспомнила о наших бельгийских беженцах. В торкийском приходе была целая колония бельгийских беженцев. „Почему бы моему детективу не стать бельгийцем?“ — подумала я. Среди беженцев можно было встретить кого угодно. Как насчет бывшего полицейского офицера? В отставке. Не слишком молодого. Какую же я ошибку совершила тогда! В результате моему сыщику теперь перевалило за сто лет.

Короче говоря, я остановилась на сыщике-бельгийце. Пусть теперь дозревает сам. „Педантичный и очень аккуратный“, — подумала я во время уборки своей комнаты, заваленной разными разностями. Аккуратный маленький человечек, постоянно наводящий порядок, он кладет все на место, предпочитает квадратные предметы круглым. И очень умный — у него есть маленькие серые клеточки в голове — хорошее выражение, я обязательно должна использовать его — да, маленькие серые клеточки. И у него должно быть звучное имя — как у членов семьи Шерлока Холмса.

Не назвать ли маленького человечка Геркулесом? Маленький человечек по имени Геркулес. Имя хорошее. Труднее придумать фамилию. Не знаю, почему я остановилась на фамилии Пуаро — вычитала, услышала где-нибудь или просто эта фамилия родилась у меня в голове — но родилась. Однако он стал не Геркулесом, а Эркюлем — Эркюль Пуаро. Вот теперь, слава тебе Господи, все устроилось».

Друг Пуаро, от чьего лица велось повествование, капитан Гастингс, имел столь явную аналогию с доктором Уотсоном, что ее приходилось всячески подчеркивать: именем спутника великого Холмса вечно дразнят Гастингса. Иначе нельзя! ведь в 1920 году Конан Дойл еще был жив, последний сборник рассказов о Холмсе вышел в 1927 году, и было важно избежать риска обвинения в плагиате. Ссылка на первоисточник эту опасность устраняла: «Я и не заметила, как оказалась накрепко привязанной не только к детективному жанру, но и к двум людям: Эркюлю Пуаро и его Уотсону — капитану Гастингсу. Я обожала капитана Гастингса. Персонаж был вполне шаблонный, но в паре с Эркюлем Пуаро они представляли собой идеальную, с моей точки зрения, команду сыщиков».

Однако уже к следующему роману о Пуаро — «Убийству на поле для гольфа» — стало понятно, что Гастингса придется убрать: «На сей раз я ввергла Гастингса в любовное приключение. Если уж в книге должна быть любовь, я полагала, что вполне могу женить Гастингса. Честно говоря, я начала от него немного уставать. К Пуаро я была намертво привязана, но это не означало, что я обязана оставаться намертво привязанной и к Гастингсу». Причина, однако, не в том, что писательница всего за три года и два романа устала от недавно обожаемого Гастингса. Оказалось, что прямое подражание знаменитому тандему невозможно, так как подражательные образы не обладают должной неразрывностью. Модель Агаты Кристи вышла нежизнеспособной, и дуэт быстро распался, восстанавливаясь от случая к случаю. Почему?

Провал этой пары определился тем, что она противопоставила своих героев исключительно по принципу ум — глупость. На стороне Пуаро не было никаких достоинств, кроме интеллекта, все прочие его особенности нелепого иностранца в лакированных туфлях (признак дурного вкуса!), с точки зрения английских читателей, играли против него. Отождествляя себя с типичным британцем Гастингсом, они не имели оснований прощать Пуаро его превосходство. Только избавив Пуаро от вечного Гастингса, окружив его постоянно меняющимися персонажами, среди которых читатели могли выбрать какое угодно симпатичное им лицо для сопереживания, Агата Кристи спасла образ своего сыщика от читательской неприязни[12].

Романы с участием Пуаро отличают большая четкость и лаконичность. Детектив высказывается сугубо в связи с действием, никакие размышления на общие темы ему не дозволяются. В отличие от Шерлока Холмса, он практически не обращает внимания на вещественные улики, сосредоточиваясь на психологических факторах преступления. Убийства, которые ему приходится раскрывать, внешне просты: никаких «тайн закрытых комнат» и прочих изысков жанра. Отказ Агаты Кристи от сложно устроенных преступлений объясняется, возможно, тем, что при начальной эффектности тайны она требует в концовке таких сложных и долгих разъяснений, что читатели откровенно устают (примером могут служить длиннейшие, на десятки страниц, финалы ее современников-мастеров «спецэффектов» Эллери Куина или Д. Диксона Карра). Финалы Агаты Кристи доставляют интеллектуальное наслаждение, но вместе с тем вполне динамичны.

Способ раскрытия преступлений также прост и лишен драматических эффектов: разговоры, разговоры, еще раз разговоры. Стрельба, погони, театральщина, которой не чужд Холмс, напрочь отсутствуют. Нет даже романтических красот и хоть чьих-то любовных переживаний! Влюбленных в романах беспокоит только вопрос, не он(а) ли совершил(а) убийство? Пуаро свойственна человечность, позволяющая ему иногда отпустить виновных, он верит в торжество справедливости, он торжественно заявляет: «Я не одобряю убийства», он готов бороться с преступлением или защищать невинных даже без мысли о гонораре, — но все эти его положительные свойства намечены достаточно эскизно, являются скорее декларацией, чем характеристикой его личности. При желании можно изложить его приблизительную биографию, но она никого особенно не заинтересует. Недаром, хотя он прожил полвека по одному лондонскому адресу, его дома-музея не существует. Как человек, даже как литературный герой, он читателям безразличен. Сама Агата Кристи называла его «законченным эгоистом».