Особые отношения - Дуглас Кеннеди

А потом был уже понедельник, и у меня зазвонил телефон.

— Это Джинни Рикс, — моя адвокатша говорила быстро, по-деловому, — извините, что не смогли переговорить в пятницу — чудовищный был денек в суде. Но я сейчас быстренько введу вас в курс дела — Дейдри закончила с показаниями свидетелей, сегодня мы представим их в суд. Сегодня же я подготовлю барристера, а слушание в Высоком суде назначено на завтра, десять тридцать утра. Вы, кстати, знаете, где это?

— Я… честно говоря… не знаю…

— Стрэнд[38]. Пропустить невозможно. Спросите любого. Я отправлю Дейдри встретить вас у главного входа. Мы будем ждать где-то в здании. Да, вот еще что, наденьте что-нибудь элегантное, но скромное. Лучше всего костюм. А черный костюм даже еще лучше.

— Я посмотрю, что можно… извините, я…

Я забыла, что хотела сказать.

— Вы в порядке, Салли? — Ее явно раздражала моя нерешительность.

— Плохо спала ночью, — удалось выдавить мне.

— Судя по вашему голосу, очень плохо спали. Надеюсь, сегодня ночью вы будете спать как следует — потому что, хоть завтра вы и не должны давать показаний, важно произвести благоприятное впечатление на судью. Если вы будете… не совсем в себе… это может вызвать нежелательные сомнения. А нам это совсем ни к чему.

— Обещаю, что буду… в себе, — сказала я.

Сэнди с детьми уезжала на все выходные к друзьям на Кейп[39], так что мы с ней не разговаривали до понедельника. Она мгновенно заметила неуверенность в моем голосе. Мгновенно догадалась, что это результат воздействия слишком больших доз успокоительного. Я пыталась ее разубедить. Безуспешно. Она настоятельно хотела знать, что на меня еще свалилось и почему я снова решилась отправиться в долину сновидений. Я не смогла рассказать ей о поездке — и о том, как увидела эту с Джеком на руках. В первую очередь потому, что, даже в теперешнем лекарственном тумане, мне было стыдно за себя и свои действия. И еще, это было так унизительно. Но еще я знала, что Сэнди и сама находится на грани нервного срыва. Ее боль, скорбь от потери человека, которого она все эти годы безумно любила — хотя он и выбросил ее, как сломанное, отслужившее кресло, — до сих пор не угасла и оставалась такой же мучительной. К тому же я понимала, что в ближайшие дни Сэнди будет с ума сходить от беспокойства за меня, расскажи я ей сейчас обо всех своих приключениях. Не говоря уж о том, что завтрашний суд пугал ее не меньше, чем меня.

— Как только судья объявит свое решение, звони мне в ту же секунду. Что тебе сказал сегодня адвокат?

— Почти ничего. Только… да ладно, там видно будет.

— Салли, сколько антидепрессантов ты сегодня приняла?

— Как всегда.

— Я тебе не верю.

— С чего бы мне…

Я прикрыла глаза, потому что начатая фраза снова потерялась, ее окончание увязло где-то между мозгом и ртом.

— Вот сейчас ты меня всерьез пугаешь, — сказала сестра.

— Ну, не знаю, может, и выпила лишнюю таблетку, давно.

— Больше сегодня не пей таблеток, слышишь.

— Ладно.

— Ты мне обещаешь?

— Даю честное слово.

Конечно, вскоре я выпила еще одну. Снотворные мне в ту ночь не понадобились: хватило лошадиной дозы антидепрессантов. Но в пять утра я проснулась, как от толчка ощущая нездоровое, лихорадочное возбуждение. Это напоминало отрезвление после длительного прима наркотиков… да, собственно, так оно и было.

Час я пролежала в обжигающей ванне, прикладывая к лицу махровое полотенце, смоченное горячей водой. Феном высушила голову, стараясь не обращать внимания на изможденную физиономию в зеркале. Отправилась на кухню и сделала полный кофейник кофе. Выпила его весь. Приготовила еще один, осушила и его. Когда, вернувшись в ванную, я попыталась как-то исправить положение с помощью толстого слоя тонального крема и карандаша для глаз, руки у меня тряслись. Отравление, излишек кофеина, ужас. Большего ужаса представить нельзя. Потому что сегодня меня должны были судить — и хотя я твердила себе, что Джинни Рикс знает, что делает, все равно боялась просто кошмарно.

Я надела свой самый лучший черный костюм и еще раз попробовала замазать тональным кремом круги под глазами. Потом спустилась в метро. Попав в час пик на линии от Патни к Темплу, я слилась с толпой и стала одной из множества женщин в костюмах, старающихся не встретиться глазами с другими пассажирами, истинными лондонцами, которые так же стоически переносили поездку в переполненном поезде, духоту, повышенную влажность и полное, безразличное молчание толпы по дороге на работу. Только, в отличие от них, я держала путь туда, где сегодня решалась моя судьба и судьба Джека.

Выйдя из метро на станции «Темпл», я пошла по Стрэнду. Я приехала на час раньше (потому что опаздывать сегодня было никак нельзя) и посидела в кафе, пыталась успокоить нервы. Это мне не удалось. Джинни Рикс предупредила меня, что Тони, возможно, не будет присутствовать на слушании (по закону это было для него необязательно — его могла представлять команда юристов), но даже ничтожный шанс увидеть его приводил меня в трепет, я до сих пор не представляла, как поведу себя, если вдруг столкнусь с ним лицом к лицу.

В четверть одиннадцатого я подошла к Высокому суду и поднялась по ступеням. У дверей ждала молодая женщина — скромная, в очках, поверх строго серого костюма накинут черный плащ. Она вопросительно поглядела на меня. Я кивнула.

— Дейдри Пепинстер, — представилась она, кивнув. — Нам туда.

Она провела меня через проходную в просторный мраморный холл. Он напомнил мне церковь — с высокими сводчатыми потолками, полумраком, гулким эхом и постоянно снующими людьми. Мы не сказали друг другу ни слова, пока шли через холл и потом по длинным коридорам. Я нервничала все больше, так что молчание меня вполне устраивало. После очередного поворота обнаружилась дверь, перед которой было установлено несколько скамей. На одной из них уже сидела Джинни Рикс, поглощенная разговором с худосочным человеком лет сорока, в сером костюме.

— Это Пол Халливел, ваш барристер, — представила Джинни Рикс.

Он протянул мне руку.

— Я только сегодня утром получил показания свидетелей, — сообщил он. — Но все как будто в порядке.

В голове у меня зазвучал тревожный звоночек.

— Как же это вы только сегодня их получили? — переспросила я.

— Я же об этом упоминала, когда мы разговаривали вчера, — быстро вмешалась Джинни Рикс. — Барристер, который должен был выступать, заболел… пришлось искать замену, срочно. Но на самом деле волноваться не о чем. У Пола большой опыт…

— Но он только сейчас знакомится с материалами дела!

Наш разговор был прерван появлением противной стороны. На первый взгляд они показались мне близнецами моих юристов, типовым комплектом: худой мужчина в сером, костлявая ухоженная блондинка — на несколько лет постарше Джинни Рикс, но явно выпускница той же школы «положение обязывает». Правда, как я поняла почти сразу, адвокатом Тони был серый мужчина, а аристократическая блондинка, наоборот, барристером. Все они, кажется, были знакомы друг с другом. Я заметила, как блондинка смерила меня взглядом, пока они обменивались приветствиями: холодный взгляд, оценивающий, как бы примеряющий на меня все то, что ей обо мне рассказывали.

Пол Халливел отвел меня в сторонку:

— Вы знаете, сегодня лишь промежуточное слушание, и вы не обязаны на нем присутствовать, особенно если чувствуете, что для вас это болезненно.

— Я должна присутствовать, — сказала я, добавив про, себя: «В отличие от моего супруга, который прислал других выполнять за него грязную работу».

— Отлично, отлично, это всегда лучше, потому что судья убедится, что исход дела вам небезразличен. Теперь я хотел бы быстренько просмотреть все это… — Он помахал папкой со свидетельскими показаниями. — Хотя, кажется, тут все достаточно очевидно. Основной упор сделаем на показания больничного врача. Ее очень радуют ваши успехи и так далее. Касательно того факта, что вы угрожали ребенку… я верно понял, что вы тогда устали?

— Я несколько дней не спала.

— И вы никогда не причиняли физического вреда своему сыну?

— Категорически не причиняла.

— Тогда все прекрасно. Главное, что в вашем поведении не было ничего угрожающего ребенку, ничего, что могло бы заставить суд счесть, что вы представляете для ребенка опасность…

— Как я уже говорила Джинни Рикс…

Именно в этот момент она подскочила к нам, перебив меня:

— Мне только что сказали, что начало через пять минут.

— Не волнуйтесь, — повернулся ко мне Пол Халливел. — Все будет хорошо.

Зал суда оказался просторной, обшитой темными деревянными панелями комнатой в викторианском стиле, с витражами в окнах. Впереди возвышалось большое кресло судьи, напротив — шесть рядов скамей. Команда Тони уселась по одну сторону зала суда, барристер на первой скамье, остальные за ним. Мой барристер тоже сел на первую скамью, но с противоположной стороны. Я сидела во втором ряду, с Джинни Рикс и Дейдри. Они рассказали мне, что на слушаниях такого уровня барристеры могут не надевать парики, а судья будет без мантии.