Тайная история Владимира Набокова - Андреа Питцер

После победы над Гитлером Набоков продолжал зазывать застрявших на востоке родственников на запад, подальше от опасности и поближе к свободе. Хотя финансовые трудности еще не закончились, он чувствовал себя увереннее, получая жалованье в Гарварде и Уэлсли и гонорары от экранизации романа «Камера обскура», в английском переводе названного «Смех в темноте». Он регулярно отправлял Евгении Гофельд и Ростиславу деньги и посылки с одеждой и пытался подготовить почву для их выезда за рубеж.

Послевоенный ландшафт быстро менялся. Не прошло и года после окончания военных действий, как Уинстон Черчилль выступил в Миссури с речью, объявив, что от Балтики до Адриатики «на континент опустился железный занавес» и миллионам жителей Центральной Европы грозят советские репрессии. План Маршалла, объявленный в следующем году, предусматривал выделение нескольких миллиардов долларов на восстановление европейской экономики – с прицелом на укрепление демократии.

Набоков понимал, что в новых зонах влияния Советы будут проводить точно такую же политику, как и на собственных территориях. В январе 1947 года, когда СССР начал жестче контролировать оккупированные регионы, Польшу путем фальсификаций и политического давления лишили обещанных свободных выборов. Нечто подобное происходило и в Венгрии. Там коммунисты, получив небольшой процент голосов на первых выборах, в рамках подготовки ко второму туру народного волеизъявления взялись арестовывать, запугивать и высылать из страны популярных лидеров других партий. Не оставляя мыслей о том, как вытащить родственников из-за железного занавеса, Набоков написал рекомендательное письмо для Елены, пытавшейся устроиться на работу в ООН.

Продолжая делиться с Уилсоном мыслями о России, Набоков начал собирать наблюдения и занятные истории об Америке. В лекционном туре по южным штатам он познакомился с У. Э. Б. Дюбуа, и элегантный «негритянский ученый и организатор» рассказал ему, как в Англии его встречали с почестями, соответствующими званию полковника (англ. colonel), из-за отметки «Col.» в паспорте, означавшей на самом деле «цветной» (coloured). Менее забавной оказалась встреча со злобным неряхой в туалете пульмановского вагона: тот антисемитскими речами напомнил Набокову черносотенца.

Если Набоков надеялся, что антисемитизм остался позади, в европейском прошлом, то его ждало горькое разочарование, и не только из-за случая в пульмановском вагоне. Подумывая летом 1945 года съездить в Нью-Гемпшир, Набоков взялся расшифровывать эвфемизмы, принятые в американских описаниях съемного жилья. Новостью для него стало не только то, что «современный комфорт» означает комнаты с туалетом, но без ванны, но и требование «сдается только христианам». В письме Уилсону Набоков язвительно замечает, что такие места не по нем.

Нью-Гемпшир разочарует Набокова и при непосредственном знакомстве, когда он собственными глазами увидит таблички, запрещающие вход евреям. Дмитрий и Вера потом вспоминали, как в одном ресторане Набоков возмутился антисемитской оговоркой в меню и спросил официанта: а что, если б сюда подкатил на стареньком «форде» маленький бородатый старичок Иисус Христос со своей мамашей (в черном платке, с польским акцентом)? Обслужат ли они молодую пару, которая привяжет у порога ослика и вместе с грудным сыном зайдет к ним поесть? Однако сотрудники заведения не поняли библейских аллюзий, и, прежде чем хлопнуть дверью, Набокову пришлось им подробно растолковать, что он имеет в виду.

В. Д. Набоков учил сына, что с проявлениями нетерпимости в любимой стране нужно бороться. И теперь Владимир наблюдал антисемитизм на другом континенте, изучал его местные штаммы. Результаты его штудий не заставят себя ждать.

С окончанием войны США и СССР оказались разведены по разным углам геополитического ринга. Родные Набокова вернулись к мирным занятиям. Николай Набоков, сотрудничавший во время войны с Министерством юстиции и занимавший в 1945 году должность аналитика в Комиссии США по исследованию стратегических бомбардировок, отправился в Германию в качестве координатора переговоров и советника по вопросам культуры. Соня Слоним два года проработала в «Голосе Франции», затем служила внештатной переводчицей при ООН и в конечном итоге оказалась в Виргинии, где записалась в ряды американской армии шифровальщицей.

И тут ей аукнулись отношения с Юнгхансом. В ходе формальной проверки, проводимой военной разведкой, всплыло анонимное письмо с длиннющим списком выдвинутых против Сони обвинений. В частности, в нем говорилось, что Слоним «работала на несколько иностранных правительств ОДНОВРЕМЕННО [sic]», что она «продажная» и нескромная, любит порисоваться и к тому же «изворотливая шантажистка». На случай, если сотрудники разведки не поняли сути, аноним еще раз подчеркивал, что Соня женщина «сомнительной нравственности». В результате шестимесячного внутреннего расследования на свет всплыла телеграмма, отправленная в 1941 году на имя госсекретаря, в которой Слоним обвиняли в шпионаже в пользу Германии. Военная разведка обратилась к ФБР, и началась полномасштабная проверка на благонадежность.

Расследование ФБР тянулось больше года и охватило – отчасти из-за долгого романа Сони с Юнгхансом – даже Францию и Германию. Соня пользовалась репутацией антифашистки, но в прошлом поддерживала отношения с нацистским пропагандистом. Говорили, что она придерживается антисоветских взглядов, но Юнгханса подозревали в том, что он коммунист. Некоторые Сонины коллеги по работе в Нью-Йорке и Голливуде тоже попали под подозрение из-за своих коммунистических симпатий. Разговоры Сони о том, что она работала на французскую разведку (с агентами ФБР Соня их не вела, те черпали информацию из показаний знакомых), казались легкомысленными – или провокационными. В ходе расследования массачусетские агенты не обошли вниманием и Владимира и Веру Набоковых, но ничего подозрительного не нашли.

Никаких конкретных улик против Сони так и не обнаружили, и все-таки круг ее общения не давал следователям покоя. Особое внимание сотрудники ФБР уделяли тому, кто из ее знакомых еврей, а кто нет (причем национальность часто определяли неправильно). Один информатор договорился до того, будто настоящая Сонина фамилия Левина, а псевдоним Слоним она взяла, чтобы скрыть свое еврейское происхождение.

Окончательного решения по Сониному делу так и не приняли. Расследование все тянулось и тянулось и подошло к концу только в 1949 году, когда Соня уже уволилась из армии.

Набоков, тоже ненадолго увлекшись послевоенной геополитикой (и в поисках стабильного заработка), попытался подключиться к новому проекту Государственного департамента – стать ведущим на русскоязычной радиостанции «Голос Америки». Эдмунд Уилсон прислал блестящее рекомендательное письмо, проверка анкетных данных вроде бы шла успешно, как вдруг выяснилось, что Николай Набоков, к которому Владимир тоже обращался за рекомендацией, забрал это место себе. Владимира поддерживал Уилсон, но за Николаем стояли трехкратный лауреат Пулитцеровской премии Арчибальд Маклиш, бывший посол США в Советском Союзе Джордж Болен, а также Джордж Кеннан, занимавший пост руководителя отдела политического планирования в Госдепартаменте США.