Полное собрание сочинений. Том 72 - Толстой Л.Н.

* 182a. Т. Л. Толстой.

1899 г. Октября начало. Я. П.

Очень, милая Таня, я плохъ (здоровьемъ), не такъ, чтобы лежать, а если бы я былъ моложе и глупѣе, то былъ бы золъ, а теперь только слабъ и безъ энергіи къ работѣ. А отпускъ ужъ кончился, и Марксъ меня подгоняетъ.1 Хоть бы ты утѣшала тѣмъ, чтобы была счастлива — пожалуйста.2

Старичо[къ] Давыдовъ въ отчаяніи.3 Я телеграфировалъ ему, что наведу справки, и потому, пожалуйста, поскорѣе телеграммой узнай и извѣсти.

Л. Т.

Печатается по автографу, находящемуся в архиве адресата. Приписка’ к письму Ю. И. Игумновой. Упоминание имени Давыдова положено в основу датировки (см. прим. 3). Публикуется впервые.

1 См. письмо № 184.

2 Т. Л. Толстая 3 октября уехала из Ясной поляны в Москву. В эти дни разрешался вопрос об ее замужестве. См. письмо № 209.

3 Владимир Николаевич Давыдов отправил П. И. Бирюкову в Швейцарию рукопись и деньги на издание своего труда. Не имея уведомления о получении Бирюковым рукописи (о получении денег Бирюков известил его), Давыдов в письме от 30 сентября (получено 4 октября) просил Толстого телеграфно уведомить о положении дела. Текст ответа Толстого редакции неизвестен. См. письма №№ 108, 132, 159.

183. В. Г. Черткову от 6 октября.

184. А. Ф. Марксу.

1899 г. Октября 8. Я. П.

Милостивый Государь

Адольфъ Федоровичъ,

Посылаю вамъ 4 главы.1 Очень боюсь, что большая часть изъ нихъ не пропустится цензурою. Вамъ удалось пропустить многое въ предшествующемъ, чтò обыкновенно запрещается. Желаю вамъ успѣха и для этой части. Въ виду того, что многое можетъ быть не пропущено, я поспѣшу выслать вамъ слѣдующiя главы, тоже 4, кот[орыя], надѣюсь, не встрѣтятъ препятствій въ цензурѣ. Во всякомъ случаѣ прошу васъ прислать мнѣ теперь посылаемыя 4 главы для исправленія въ 3-хъ экземплярахъ. Постараюсь ихъ не задержать. Я не переставая работаю и спѣшу, сколько могу, и сколько позволяетъ мнѣ мое слабое нынѣшній годъ здоровье. Пословица говоритъ: скоро сказка сказывается, а не скоро дѣло дѣлается, а я говорю: скоро дѣло дѣлается, а нескоро сказка сказывается. И это такъ и должно быть, п[отому], ч[то] дѣла самыя большія разрушаются, и отъ нихъ ничего не остается, а сказки, если они хороши, живутъ очень долго.

Съ совершеннымъ почтеніемъ готовый къ услугамъ

Левъ Толстой.

8 Окт. 1899.2

Всего никакъ не могу прислать, хотя оно и написано, п[отому] ч[то] постоянно исправляю, измѣняю, выкидываю.

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Впервые опубликовано Е. П. Населенко по автографу в СПД, стр. 316.

В ответном письме от 12 октября А. Ф. Маркс писал Толстому: «Получив вчера первые четыре главы третьей части «Воскресения», я сейчас же сдал их в набор, который типография успела сделать в течение ночи, так что я уже имею возможность послать Вам оттиск текста в трех экземплярах, которые и прилагаю при сем вместе с Вашим оригиналом. Что касается цензурных условий, то мы приложим теперь не меньше усилий, чем раньше, по отношению к первым двум частям, и готовы с своей стороны сделать всё нужное для того, чтобы сказка, которая, согласно Вашей остроумной переделке пословицы, не скоро сказывается — была сохранена возможно более неприкосновенной. В этих видах мы и не решаемся представить сейчас первые четыре главы. В них, как Вы сами указываете в Вашем письме, много, неудобных в цензурном отношении мест, и было бы поэтому рискованно представить в цензуру одни только эти четыре главы. Гораздо легче и с меньшим сокращением можно будет их провести, если представить одновременно с ними возможно большее число глав и продолжения, или хотя бы еще только глав восемь — десять: в общей массе они скорее пройдут. В виду этих соображений представление в цензуру приходится отложить до получения от Вас, по меньшей мере, еще глав восьми, о возможно скорой присылке которых я Вас очень прошу».

1 Главы 1—4 третьей части «Воскресения».

2 Сначала ошибочно было написано: 1898. Цыфра 8 переправлена на 9.

* 185. В. М. Величкиной.

1899 г. Октября 8. Я. П.

Спасибо вамъ, дорогая Вѣра,1 за ваше длинное и обстоятельное письмо. Я зналъ уже кое что по вашему и Бонча2 письмамъ къ Черт[ковымъ], к[оторыя] они мнѣ переслали.3

Изъ вашего письма все стало еще яснѣе. Очень радъ, что вы остаетесь въ Канадѣ. Знаю, какъ вы работаете, и потому увѣренъ, что принесете много пользы. Я еще не получилъ тѣ деньги, к[оторыя] могу послать Дух[оборамъ], и не знаю еще, сколько ихъ будетъ — надѣюсь, что тысячъ 8.4 Хотѣлось бы, чтобы деньги пошли не богатымъ, а общинникамъ и были употреблены наилучшимъ образомъ. Въ ноябрѣ надѣюсь получить эти деньги и къ этому же времени получить отвѣтъ изъ Канады отъ Коншина5 и Суллерж[ицкаго],6 к[оторыхъ] прошу посовѣтовать, какъ наилучшимъ образомъ употребить эти деньги. Прошу васъ о томъ же.

Хилковъ совѣтуетъ дать деньги заимообразно, чтобы богатые не брали.7 Я думаю, что это справедливо. Деньги надо отдать въ фондъ Духоб[оровъ] или вообще переселенцевъ русскихъ, но такъ, чтобы ихъ возвратить фонду. Что вы думаете объ этомъ? Благодарю Бонча за письмо.8 Разочарованіе въ Духоборахъ или, скорѣе, въ представленіи о томъ, что есть люди, нѣсколько тысячъ подъ рядъ, святые, не огорчаетъ, но радуетъ меня. Важно не то, что есть подъ рядъ 7000 святыхъ, а то, что среди этихъ людей есть9 религіозныя начала, признаваемыя ими, и кот[орыя] помогаютъ людямъ, даютъ возможность жить доброй жизнью.

Давно мы не видались съ вами.10 Всегда вспоминаю про васъ съ любовью, и душу вашу знаю и помню, а отчество забылъ, кажется, что Михайловна, а не увѣренъ.

Дружески привѣтствую васъ.

Л. Толстой.

8 Окт. 1899.

Печатается по листам копировальной книги, хранящимся в AЧ. Местонахождение автографа неизвестно. Публикуется впервые.

Вера Михайловна Величкина (1868—1918), врач, была знакома с Толстым с декабря 1891 г. В 1894 г. арестована по народоправческому процессу. В 1895 г. присоединилась к московской социал-демократической организации. В 1896 г. уехала за границу вместе с В. Д. Бонч-Бруевичем как представительница московской социал-демократической организации, вскоре превратившейся в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». По окончании медицинского факультета Бернского университета уехала с духоборами в качестве врача (с четвертым пароходом) в Канаду; по возвращении оттуда в Европу вышла замуж за Влад. Дм. Бонч-Бруевича (1900 г.) и уехала в 1901 г. в Россию, где была арестована на границе и помещена в дом предварительного заключения в Петербурге. По освобождении, после хлопот влиятельных лиц, уехала в Англию, где приняла участие в работе социал-демократической организации «Жизнь»; после раскола РСДРП примкнула к большевикам. После Октябрьской революции работала в Наркомпросе и принимала большое участие в организации Наркомздрава, до своей смерти работая в нем членом коллегии. Член ВКП (б). Автор воспоминаний «В голодный год с Львом Толстым», со вступительной статьей и примечаниями Влад. Бонч-Бруевича, Гиз. M.-Л. 1928. Ее статья под заглавием «С духоборцами в Канаде» печаталась в «Русских ведомостях» 1900, №№ 135, 145, 153, 165. См. письма 1894 г., т. 67 и письма 1901 г., т. 73.

Ответ на письмо Величкиной от 6—9 сентября н. ст. 1899 г.: «Дорогой Лев Николаевич, вам, наверно, интересно подробно знать о положении духоборов в Канаде. Я ведь совсем уже собиралась уехать обратно в Европу, но, приехав в иорктонские колонии, я увидала, что положение их такое печальное, что у меня теперь духу не хватит уехать, хотя еще не знаю, будет ли мне возможность быть хоть сколько-нибудь им полезной. Пока еще работаю, и сегодня был у нас меннонит Янсен, который обещал мне прислать кое-каких медикаментов и, что еще важнее, кое-каких продуктов для больных. Он сам очень богатый человек и попал к нам как раз тогда, когда у нас ничего, кроме кваса с луком, хлеба и чая не было, и был этим очень тронут, уверял, что ему всё нравится, и что он никогда не ест больше. Прежде всего я дам вам составленные нами на общих съездах таблицы о положении деревень. В общем, наибольшие бедняки это кипрские, потом ссыльные, приехавшие с первым пароходом, а карские и елисаветпольские, приехавшие со вторым и четвертым пароходом, наименее разоренные. Около тысячи пятисот духоборов поселились на земле принца Альберта. Это на север от Иорктона. Как они там устроились, я еще не знаю, хоть и очень хочется знать, потому что там только с нашего парохода. Нужды там большой, впрочем, не будет, потому что хотя и есть бедняки вне всяких общин, но богатые поместили их между собой на том основании, что богачи их будут кормить, если они будут им отрабатывать. Самое плохое может выйти, если они навсегда останутся их работниками, но это всё-таки не так еще плохо. Положение иорктонских колоний гораздо печальнее. С нашего парохода все почти прокормятся. Из них здесь три совершенно коммунистические общины: община «Благодарение» прокормится своими средствами, Планидинская «Терпение» (карские) была беднее, но теперь она получает от васъ деньги и справится. Одна только община Фофанова [Веровка, на южном участке] в том же положении, как и все иорктонские бедняки. Община Фофанова имеет очень мало рабочих мужчин, здесь собрались все вдовы с детьми. Коммунизм у них пока полнейший, и не слыхать никаких раздоров пока. Сам Фофанов — удивительно хороший, мягкий, деликатный человек, очень дельный и, главное, нисколько не жестокий, а просто добрый. Духоборы очень хороший народ, но таких добрых людей [как Фофанов], по крайней мере, в нашей партии нет. Он собрал всю эту бедноту и заботится о ней, как отец, а сам он довольно еще молодой, лет около сорока. Грустно, что очень мало скота. Квакеры, впрочем, теперь еще пожертвовали двадцать быков и двадцать коров, но что же это значит на такую массу народа? Зима очень пугает. Своего хлеба ведь нет, кое-где посеяли, но поздно, и он редко где созрел, а где градом побило. Покупают хлеб на те деньги, которые теперь получают за работу. Зимой же работы будет гораздо меньше. Потом, духоборческие поселения очень далеко отброшены от всяких центров, где можно купить муку, почту даже недели по две мы не можем послать. Скоро дороги испортятся, а запас хлеба не будет сделан на это время, потому что и денег мало и скота мало, чтобы привезти муку. Кроме того, еще пахота кончилась на тех же больных лошадях и быках или на не менее больных женщинах. Чем духоборы будут засевать весной, об этом даже сами они, кажется, и не думают еще. У первых пароходов [т. е. у приехавших с первыми пароходами] понастроены хаты, а у кипрских и у наших еще нет, только кое-что, а кто собирается зимовать в землянках, которые очень сыры. Кипрские сплошь болеют лихорадкой, а у них кроме того и одежды теплой нет. Бог один знает, как они проведут зиму. Перед тем, как приехать сюда, в Северную колонию, я в качестве переводчика объехала с одной англичанкой-корреспондентшей и одной квакершей несколько поселков южной колонии; эти англичанки только бесконечно раздражают. Духоборы их прекрасно принимают и угощают, а они, приезжая на счет Bonus’а, дарят духоборам по три лимона и по две баночки конденсированного молока и советуют обшивать передники кружевами у детей и приготовлять хорошие дрожжи для хлеба, когда у них нет муки! Жалеют, что правительство не поселило среди них несколько канадских семей, чтобы научить духоборов варить овощи и топить печи, точно духоборы только что на свет родились, и рекомендуют porridge [овсянку] по утрам. Такая бесконечная масса глупостей, что не знаешь просто, как на них отвечать. Но грустно, главное, то, что отношение канадцев к духоборам сильно изменилось. Они говорят, что Канада для канадцев, а духоборы хотят устроить здесь какое-то свое царство и сторонятся канадцев, тогда как они рассчитывали, что свежее население поднимет физическое здоровье нации. Потом виноваты отчасти и сами духоборы, повсюду они страшно сбили цены, работают крайне неповоротливо, да и больные все они. Потом, наша партия всё уже окончательно скомпрометировала, не говоря уже о том, что много богатых собственников среди них, находилось еще много духоборов, которых поднимали пьяными на улицах в Виннипеге, а кабачок около Селькирка стал сильно торговать с приездом последней партии. Но очень тяжело, что население относится к духоборам враждебно, надувают их, где только возможно, и теснят. Писать в Россию с просьбой о помощи мне всё-таки казалось невозможным, потому что в России страшный голод. Здесь пока голода нет, но надвигается что-то тяжелое. Особенно грустное впечатление произвели на меня кипрские, даже детишки все какие-то опухшие; лихорадка со всеми ее последствиями — малокровием, полнейшим истощением, пороками сердца — захватила все население, а помочь очень мудрено. Теперь все медики уезжают из южной колонии, и я поеду туда, так как здесь население несколько здоровее, и здесь останется Саша Сац, которая хотя и не медик, но привыкла уже помогать им. Если этот меннонит поможет, то месяца два мы сможем лечить и кормить больной народ. А потом что? Жить среди них и смотреть, как они питаются одним квасом, и не быть в состоянии ничего помочь им, ужасно тяжело. Потом, даже если у меня будут медикаменты, то чтò же я буду делать осенью и зимой: нельзя будет ходить пешком по прерии, лошади у меня нет, и брать их у духоборов невозможно. А работать только на сто человек, когда тут же, в соседней деревне, будут умирать без помощи, это убежишь из Канады, чтобы только не видеть всего этого. Я иногда начинаю терять мужество, когда об этом подумаю, а оставить тоже духоборов в эту трудную зиму не могу решиться. Я пишу всем англичанам, кого знаю, чтобы помогли чем-нибудь, и до сих пор всё достаю, или медикаменты, или немного денег. Теперь, когда и я уехала далеко, и интерес к духоборам пропал, это будет труднее. 9 сентября. Всё никак не могу кончить письма и написать всего, чтò хотела. Неделю мы уже едим один хлеб да квас, и предстоит еще, по крайней мере, неделя, а работы много, и я стала такая апатичная, почти засыпаю над письмом, а от страшных головных болей не могу думать. Третьего дня случился приятный факт: меня позвали к соседнему фермеру, больному старику. С этой фермы постоянно были неприятности духоборам: то корову нашу загонят, то скот на огород пустят. Ну, старик уже совсем умирающий, прожить долго не может, и я это откровенно им сказала. После визита предлагают мне деньги. Я, разумеется, отказалась и сказала, что как лекарства, так и труд мой принадлежат духоборам. Тогда они на другой день принесли молока для наших больных, хотя, правда, немного, и сказали, что если нужно чтò будет духоборам, то мы обратились бы к ним. Самое лучшее, мне кажется, что они будут лучшими соседями. Несмотря на то, что здесь глухая прерия, но фактов интересных очень много. Недавно заблудились английские рабочие с фургонами и лошадьми и чуть не потонули в реке. Духоборы их приняли, мы их покормили, девчата перемыли им посуду «на целую неделю», как они выразились, и никто не взял денег, которые они предлагали, а на другой день их даже и проводили. Очень трудно им понять, что мы, медики, не зарабатываем ни цента своей работой. «Strange people, too good» [«Странный народ, слишком хороший»], повторяли наши «англики», а канадцы, правда, удивительно холодный народ. Но в общем я должна признаться, Лев Николаевич, что всем, кого только я знаю, с духоборами бывает иногда так тяжело, как мне никогда и нигде не было в русских деревнях, хотя тут много удивительных и развитых лиц, которые сделались для меня очень хорошими друзьями. Я думаю, что это оттого, что я никогда не знала сектантов».