Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только Диксон! Я не вынесла бы никого другого.
Истон звонил, писал, приходил и громко стучал в дверь. Я все игнорировала.
Он нарушил свое обещание: «Ты и я». Что бы он ни сказал, это уже не имело значения. Это не изменило бы того факта, что мне нужно уехать. А он должен остаться.
Когда открылась дверь машины и с пассажирского сиденья вышел Истон, я почувствовала, как во мне вскипает гнев.
– Эллис! – Он вытянул руки перед собой, словно я была боязливым зверьком, которого он не хотел спугнуть. – Пожалуйста, дай мне сказать только одну вещь.
– Нет, – таков мой ответ.
Я боялась, что мой голос выдаст нечто ценное, если я скажу больше. Я ждала, пока Диксон и Такер выйдут из машины, но они продолжали сидеть – неподвижные предатели. Ладно! Я подошла к машине и дернула за ручку, но Истон прислонился к двери.
– Пожалуйста, выслушай меня!
Так много «пожалуйста».
– Нет.
– У меня не было выбора, – он говорил торопливо, слова сливались друг с другом.
Я закрыла глаза и сосчитала до десяти, скрестив руки на груди.
– О’кей.
– Ты даже на меня не посмотришь?
Я отказывалась. Не могла. Не хотела видеть, что Истон сожалел о том, что случилось. Или не сожалел. Не могла позволить ему увидеть, насколько я сломлена. Моя гордость – это то, что у меня осталось. Посмотрев на Истона, я увидела темные круги у него под глазами – такие же, как у меня, и землистый цвет кожи.
Когда он заговорил, его голос звучал чуть громче шепота на фоне шума машины.
– Не хочу, чтобы ты уезжала вот так.
Я чувствовала, как мой фасад рушится, а у меня нет времени, чтобы сложить его заново. Честные слова вырвались из меня жалостливым криком:
– Я не хочу уезжать.
Его рука потянулась к моей, но я ее отдернула.
– Эллис!
– Попроси, чтобы мне разрешили остаться, – молила я.
– Прости.
Его извинения лишь еще больше распалили мою ярость.
– Если ты этого не хотел, почему согласился?
– У меня… – начал он, но я не могла это снова слушать.
– Если ты скажешь, что у тебя не было выбора, клянусь богом…
– Клянешься богом… Что, Эллис? – В его глазах сверкнул гнев. – Ты не станешь со мной разговаривать? Чем это отличается от того, что происходит прямо сейчас? Тебе, кажется, вообще плевать, что это меня убивает.
Я делаю шаг к нему, стиснув зубы.
– Твоя метафорическая смерть – ничто по сравнению с моим более чем реальным билетом на самолет в один конец.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Мне противны эти слова, потому что они дали мне то, от чего лишь еще больнее: надежду.
– Почему мне нельзя… почему мне нельзя просто остаться?
Почему я спрашиваю? Мне известен ответ. Я только что слышала объяснения Сэндри, и она права. Я сделала то, из-за чего больше не могу называть это место своим домом. Я пересекла черту.
– Почему ты не можешь вернуть все?
Его лицо отражает болезненную борьбу.
– Я к тебе приеду, буду звонить каждый день…
Я отступаю назад, пока не ударяюсь об машину.
– Я этого не хочу. У тебя нет права приезжать ко мне после того, что ты сделал.
– Я ничего не делал.
– Ты сказал ей, что я должна уехать!
– А что мне еще оставалось делать? Нас арестовали из-за твоего отца, и он собирался позволить им отправить нас в тюрьму, потому что ты не можешь позволить ему разбираться с собственным дерьмом!
Он был прав, и от этого я почувствовала себя глупой и маленькой. И одинокой.
Даже Истон не понимал, почему я не могла просто отпустить своего отца.
– Он мой отец.
– Он трус, который хотел позволить дочери взять на себя его вину. Это не любовь!
У меня на глазах выступили слезы, потому что если это не любовь, то я не уверена, что вообще знаю, каково это – иметь родителя, который тебя любит.
Он покачал головой:
– Я мог все потерять.
А я все потеряла. И продолжала терять.
– И, полагаю, потерять меня – не такая уж и большая беда.
– Эй! – Он подходит ближе и притягивает меня к груди. – Эй! Я не могу… Мы со всем разберемся. Это всего год. А потом мы сможем путешествовать и делать то, что хотим, и колледж…
Я вырвалась из его объятий. Все только об этом и говорили: это всего год. Но именно я должна как-то пережить этот год. Мое сердце треснуло, раскололось и разлетелось на части. На осколки столь мелкие, что их невозможно собрать.
– Я не хочу с тобой путешествовать, не хочу поступать в колледж. Я не хочу с тобой разговаривать. Не звони и не пиши мне! – Его лицо исказила гримаса непонимания. – Мы больше не друзья. Больше нет никаких «Ты и я».
На этот раз он не остановил меня, когда я открыла дверь и села в машину. Жужжание кондиционера и молчание Диксона и Такера наполнили мои уши. Я не плакала. Не плакала, пока мы не доехали до аэропорта, пока не прошли контроль, пока наш самолет не оторвался от земли.
Но когда Такер уснул, я достала телефон и перечитала все сообщения, что мы с Истоном отправляли друг другу, со слезами на глазах. Каждое из них было кровоточащим порезом.
И я нажала «Удалить все» – притворилась, будто смогла удалить Истона.
32
Парковка для родственников уже наполняется людьми. День свиданий в тюрьме всегда одновременно хуже и лучше, чем я его помню. Женщины возле открытых машин меняют угги на каблуки и юбки. Наносят помаду и расчесываются. Я вижу в зеркале заднего вида, как дети выходят из машин в новенькой одежде. Какой-то малыш, нахмурившись, тянет воротник рубашки.
Я уже в миллионный раз за последнюю минуту задумываюсь, не ошибка ли это, но мы уже здесь.
Глубоко вздохнув, я смотрю, как люди гуськом идут к воротам для посетителей.
– Ты собираешься встать в очередь? – спрашивает Тэнни с водительского сиденья.
Я киваю и, уже выходя и машины, позволяю себе разозлиться на то, что мне вообще приходится это делать, что он в тюрьме, что его решения вынудили меня делать то, чего
