Проклятая игра - Клайв Баркер

— Нет, Шармейн…

— Тяжелые времена, Марти. Вместо денег только свежий воздух и любовные письма.

Она стала шлюхой. Этот говнюк сделал ее шлюхой. Флинн, стоявший на лестнице, встревожился и побледнел.

— Спокойно, Марти, — сказал он. — Я делал только то, черт возьми, чего она хотела.

Марти двинулся к нему.

— Разве не так? — обратился Флинн к Шармейн. — Скажи ему, женщина! Разве я заставлял тебя делать что-то, чего ты не хотела?

— Не надо, — проговорила Шармейн, но Марти уже поднимался по лестнице.

Флинн выстоял только два его шага, затем попятился.

— Эй, ну ладно… — поднял он ладони вверх, пытаясь защититься.

— Ты сделал мою жену шлюхой?

— Разве?

— Ты, сука, сделал мою жену шлюхой?

Флинн повернулся и побежал вверх по лестнице. Марти ринулся за ним по ступенькам.

— Ублюдок!

Трюк с бегством сработал: Флинн спрятался за дверью, придвинув стул, прежде чем Марти добрался до верхней ступеньки. Оставалось лишь в ярости колотить в дверь, требуя у Флинна, чтобы тот впустил его. Но этой маленькой заминки вполне хватило, чтобы Марти излил свою злость. Когда Шармейн поднялась наверх, он уже оставил попытки взломать дверь и стоял, прислонившись спиной к стене и глядя на нее испепеляющим взглядом. Она молчала, поскольку не видела смысла и не имела желания преодолевать разрыв между ними.

— Почему он? — только и мог произнести Марти. — Не кто-то другой, а именно он?

— Он был очень добр ко мне, — ответила Шармейн.

Она не собиралась защищаться. Марти стал здесь чужим. Ей не нужно извиняться перед ним.

— Ничего бы не случилось, если бы я не сел.

— Виноват ты один, Марти. Ты проиграл нас обоих. Я никогда не говорила тебе этого… — Она дрожала от ярости, а не от сожаления. — Ты проиграл все, что у нас было. Все, черт тебя возьми! Ты проиграл нас.

— Но мы не умерли.

— Мне тридцать два. Я чувствую себя вдвое старше.

— Это из-за него.

— Какой же ты глупец, — бесцветным голосом сказала Шармейн. Ее холодное презрение лишило Марти сил. — Ты никогда не замечал, насколько все хрупко. Ты жил так, как тебе нравилась. Глупой и эгоистичной жизнью.

Марти прикусил губу, глядя на нее. Ему хотелось ударить Шармейн, но это не отменило бы ее правоту, а только добавило синяков. Покачав головой, он прошел мимо нее и с грохотом спустился по лестнице. Шармейн молча стояла наверху.

Он обогнул коробку и брошенную шубу. Пусть трахаются на ней, подумал он, Флинну понравится. Подобрав сумку с костюмом, он вышел и громко хлопнул дверью, отозвавшейся звоном дрожавшего стекла.

— Можешь выходить, — сказала Шармейн закрытой двери спальни. — Стрельба закончена.

44

Марти не мог выбросить из головы одну мысль: рассказывала ли она Флинну об их совместной жизни? Выдала ли их тайны? Он представил, как Флинн лежит на постели в носках, гладит Шармейн и смеется, пока та выворачивает грязное белье. О том, как Марти спускал все деньги на лошадей или покер; о том, что ему никогда не везло более пяти минут («Посмотрели бы вы на меня сегодня, — хотел он сказать им. — Теперь все по-другому, теперь я охренительно крут»); о том, что он был хорош в постели лишь в те редкие моменты, когда выигрывал, и абсолютно неинтересен в остальное время; о том, как он проиграл Макнамаре сначала машину, потом телевизор, затем лучшую мебель, а выиграл слишком мало. Как он пошел воровать, чтобы избавиться от долгов, и даже здесь оказался неудачником.

Он заново пережил погоню, как всегда очень ясно. В машине пахло дробовиком, который любовно чистил Найгард; капельки пота выступали из пор на лице и покалывали его, когда охлаждались потоком воздуха из открытого окна. Он видел это так четко, будто дело было вчера. Все последующее — почти десять лет жизни — вращалось вокруг тех нескольких минут. При мысли об этом он ощутил тошноту. Потеряно. Все потеряно.

Надо напиться. Оставшиеся деньги прожигали дыру в кармане, требовали потратить их или проиграть. Он побродил по Коммершиал-роуд и поймал такси, не слишком понимая, что делать дальше. Было почти семь; нужно хорошо спланировать наступающую ночь. Что сделал бы Папа, подумал Марти; преданный и сломленный, что сделал бы этот великий человек?

То, что подсказало бы сердце, последовал ответ. Что подсказало бы ему его гребаное сердце.

Он отправился на Юстон-стейшн и провел полчаса в туалете: умылся, надел новую рубашку, новый костюм и вышел оттуда полностью изменившимся. Старую одежду вместе с десятифунтовой банкнотой он отдал служителю.

Когда Марти переоделся, он почувствовал, что родился заново. Ему понравилось собственное отражение; вечер мог снова сделать его победителем, если он не будет тратить время на нытье. Чтобы поднять дух и разогнать кровь, он немного выпил в «Конвент-Гарденс», затем поужинал в итальянском ресторане. Когда он вышел, люди возвращались из театров; он ловил оценивающие взгляды — в основном женщин среднего возраста и аккуратно причесанных молодых людей.

«Наверное, я похож на жиголо», — подумал он.

Несоответствие между его лицом и его одеждой явно указывало на то, что он играет некую роль. Эта мысль доставила ему удовольствие. Отныне он будет играть роль светского человека Мартина Штрауса — со всей бравадой, на какую способен. Он не слишком преуспел, будучи самим собой. Может быть, фантазия увеличит его достижения?

Он прогулялся по Черинг-кросс-роуд к треугольнику машин и пешеходов на Трафальгар-сквер. На ступенях собора Святого Мартина назревала драка — двое мужчин обменивались проклятиями и оскорблениями, а их жены наблюдали.

За площадью машин было меньше. Марти потребовалось несколько минут, чтобы оглядеться. Он знал, куда идет, и считал, что знает дорогу, но теперь засомневался. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз приходил сюда. Когда в конце концов он все-таки нашел здание, скрывавшее «Академию» — клуб Билла Тоя, — это удалось ему скорее случайно.

Его сердце забилось сильнее, когда он поднимался по ступенькам. Его ждала главная часть сегодняшней игры; если он проиграет, это испортит весь вечер. Марти остановился на мгновение, чтобы прикурить сигару, затем вошел внутрь.

В свое время Марти бывал во многих казино высшего класса. Здесь он заметил тот же легкий оттенок былого величия: панели из темного дерева, темно-красные ковры, портреты забытых знаменитостей на стенах. Он заложил руку в карман брюк и в расстегнутом — чтобы была видна шелковая подкладка — пиджаке прошел по мозаичному полу к конторке. Охрана могла бы напрячься: денежные люди заботятся о безопасности. Он не был членом клуба и даже не предполагал им стать, не имея поручителей или покровителей. Единственный способ получить хорошую игру этой ночью — блефовать, чтобы прорваться внутрь.