Полуночное солнце - Кэмпбелл Рэмси Дж.

Рассердившись на себя за то, что от его слов по спине прошла дрожь, Эллен рывком выбралась из кресла и с трудом подошла к окну. Она еще не до конца проснулась, поэтому запуталась в складках тяжелых штор, пытаясь отыскать их края. Мягкие удары в окно казались такими же нетерпеливыми, как и ее движения. Ногти зацепились за прохладный бархат, а потом она нашла кромку шторы. Раздвинув их, она просунула голову в получившуюся щель.

Ночь ринулась ей навстречу. Снег валил так густо, что городские фонари светили словно сквозь толщу воды. Хлопья, размером едва ли не с ее ладонь, выплывали из темноты и разбивались об оконное стекло. Никогда в жизни она не видела снежинок со столь четко прорисованными линиями: за мгновение до того, как каждая из них разбивалась и сползала по стеклу, они походили на богато украшенные полупрозрачные звезды. Эллен посмотрела сквозь них, стерев со стекла туман собственного дыхания, и сумела разглядеть мерцание фонарей Старгрейва, тонувшего в белизне. За городом и за железнодорожной веткой плотная завеса, доходившая высотой до неба, колыхалась над вересковыми пустошами. Эллен зачарованно глядела на снегопад, ощущая, как дыхание становится все медленнее и ровнее, входя в ритм этого лишенного красок потока, когда из снега восстала смутная фигура и двинулась к ней.

Это оказалось отражение Бена. Его лицо походило на обезличенную бледную маску, составленную из множества мелких фрагментов, которая пытается обрести новую форму. Эллен обернулась к нему, чтобы прогнать наваждение, и увидела, что он стоит гораздо ближе, чем она думала. Его глаза и улыбка были как будто подсвечены снегом.

– Вытащить их? – спросил он.

– Что?

– Не что, а кого.

– Нет, Бен, это точно подождет до утра. Если мы сейчас их разбудим, они уже не заснут.

– Может, они и так не спят. По крайней мере, пойдем посмотрим.

Не успела она выпустить из рук шторы, а он уже пересек тень, соединявшую елку с полом. Она нагнала его на лестнице, но снег опередил их обоих, мягко и настойчиво стуча в окна темных комнат детей. Размеренное дыхание за приоткрытыми дверями говорило о том, что Маргарет и Джонни спят.

– Вот будет им завтра сюрприз, – прошептала Эллен.

– Верно, – отозвался он со странно неуверенной улыбкой. – Пойдем смотреть.

Когда он рванул наверх, ей пришлось уговаривать его вести себя тише, и тогда он побежал на цыпочках. Если не считать биения снежинок во все окна, дом казался тихим, как сугроб, даже ее собственные шаги звучали приглушенно, и ей казалось, она движется во сне. Она вошла вслед за Беном, когда он открыл дверь кабинета.

За окном серебристая ночь коршуном нападала на дом. Когда Бен взял Эллен за руку и подвел к окну, ей показалось, она входит в темноту куда более обширную, чем эта комната. Снег, вероятнее всего, сметало вниз с вересковых пустошей над Старгрейвом, но казалось, будто он поднимается от леса нескончаемой волной, нацеленной на дом. Эллен едва ли сознавала, что ее руки вцепились в дальний край стола, лишь бы за что-то держаться. В воздухе вырисовывалось столько узоров, что у нее кружилась голова, едва ли душа не выходила из тела, – столько разных узоров расходились в стольких направлениях, и казалось, мир разрывается на части прямо у нее на глазах. Белизна потоком лилась из леса, словно семена невообразимых растений, и небо как будто опускалось на Эллен в одном бесконечно долгом падении. Ей казалось, все в мире, включая и ее, замедляется. Ледяные звездочки взрывались на окнах, и она подумала, что скоро научится распознавать формы снежных хлопьев в воздухе.

Эллен словно издалека слышала собственное дыхание и дыхание Бена, опустившего подбородок ей на плечо, словно у нее вдруг выросла вторая голова. Когда он начал поглаживать жену, его руки скользили по ее телу нарочито медленно, отчего и ощущения казались какими-то далекими. Она подумала, он рисует у нее на коже снежные узоры, узоры, составлявшие часть снежного танца, он, можно сказать, использовал ее тело, чтобы записать то, что видит. Когда кончики его пальцев двинулись вниз по ее бедрам, она раскрылась как цветок. Ее плоть никогда не казалась ей настолько утонченной, настолько способной вырастить нечто неведомое.

Эллен хотелось взять Бена за руку и увести в спальню, но мельтешение снега мешало думать, а еще она никак не могла отпустить край стола. Она прижалась к Бену спиной, когда он поднял ее юбку и стянул трусики. Когда те сползли до лодыжек, нога где-то там далеко внизу сама отбросила их, а его пенис вошел в нее.

Он был таким холодным, что она ахнула и начала неудержимо дрожать от потрясения, или наслаждения, или обволакивающего озноба. Узоры разрастались в ночи, его пальцы выписывали на ее теле затейливые орнаменты, а пенис внутри все выше и выше поднимал голову, и волны дрожи расходились по всему телу, кажется, уходя за его пределы. Когда он кончил, как будто лед расцвел пышным цветом. Она стиснула губы, испугавшись, что не сумеет подавить крик, разбудит Маргарет и Джонни, и они прибегут узнать, что случилось

Ее дрожь понемногу ослабевала, пока пенис постепенно уменьшался внутри. Кожу так сильно покалывало, что она казалась ненадежной, словно мыльный пузырь, а ноги все еще тряслись. Когда Эллен зажмурилась и снова прислонилась к Бену спиной, перед глазами так и вырисовывались снежные узоры.

– Пойдем в постель. Мне холодно, – сказала она.

– Да, пока что хватит. – Он так крепко взял ее за руку, что она решила не открывать глаза, когда он повел ее от окна. – И будет еще холоднее, – добавил он.

Глава тридцать восьмая

Сначала Эллен поняла только то, что не может пошевелиться. Тяжесть, придавившая ее туловище, была настолько массивна, что даже ноги и руки растопырились в стороны, как будто конечности стремились к симметрии. Ей показалось, она превращается в символ – только чего, хотела бы она знать. Спустя еще миг она догадалась, что та гора, вдавившая ее в землю, и есть она сама.

Если она была беременна, то таким же было и все вокруг нее. Старгрейв, и деревья, и возвышенности, и вересковые пустоши раздулись из-за новой жизни, обретавшей форму в полнейшей тишине, тишине этой самой жизни, которая вытесняла собой все остальное. Если ей удастся шевельнуться или хотя бы подать голос, поможет ли это, по меньшей мере, замедлить превращение?

Она начала сознавать, что Бен с детьми где-то рядом, хотя и не слышала их дыхания. Необходимо их разбудить. Она сделала глубокий вдох, судорогой прошедший по всему телу, и эта конвульсия почти освободила ее от паралича. Она сумела кое-как поднять голову, несмотря на тяжесть того, что проросло из ее лица.

Ей потребовалось еще время, чтобы увидеть: белое свечение исходит не только от окружающих ее предметов и от солнца в черном небе, но и от нее самой. Затем ее ослепленные светом глаза привыкли, или же вернулись в более-менее знакомое состояние, чтобы видеть. И если то, что она увидела, не заставило бы ее закричать, то не заставило бы ничто на свете: зрелище Бена, детей и ее самой.

Хотя крик так и застрял в горле, он ее разбудил. Она лежала в кровати, раскинув руки и ноги, над ней возвышалась гора, должно быть, скомканного одеяла. За окном не было ни звука: тишина стояла такая же глубокая, как и в ее сне. Несмотря на полный покой, или же как раз из-за него, ей показалось, что дом окружает что-то необъятное.

– И что это? – потребовала она ответа.

Она не сознавала, что говорит вслух, пока Бен не отозвался где-то рядом совершенно бодрым голосом:

– Последний день, – сказал он.

В его ответе почти не было смысла, если не принимать во внимание ее сон, и ей показалось, что она все-таки еще не совсем проснулась. Теперь, когда она знала, что он здесь, было не страшно провалиться обратно в сон, лишь бы только сновидение не улетучилось. И сон сморил ее почти мгновенно, но там была только тишина, пока в комнату не ворвались Джонни и солнечный свет.

– Столько снегу навалило! – восторженно сообщил он. – Идем смотреть.