Полуночное солнце - Кэмпбелл Рэмси Дж.

Глава тридцать седьмая

Слава Господу за Рождество, думала Эллен, – за то, как предпраздничные дни оживили Бена. Теперь, когда он вернулся к семье, прежний полный энергии Бен, который больше всего на свете любил, когда ее глаза и глаза детей лучатся от радости, она могла сознаться самой себе, что ее тревоги были в том числе вызваны тайным страхом, вдруг его отстраненность вызвана не просто работой. Сейчас она могла посмеяться над собой и над ним, когда он рисовал в воздухе ключом замысловатый знак, прежде чем отпереть входную дверь и широко распахнуть ее, как будто приглашал их войти в куда более просторное помещение, чем дом. Елка в гостиной скрипнула, длинные пальцы тени пробежались по следам разноцветных огоньков, лежавших на ковре в прихожей, словно умирающая радуга, и все чувства Эллен слово оживились: она ощущала аромат хвои и слушала шепот падающих иголок, которые один долгий момент словно не ограничивались пределами комнаты – елка как будто привела в дом частицу леса, леса огромного, как темнота. На миг Эллен содрогнулась, и ей показалось, что она видит пар от дыхания.

– Вот мы и дома, – торжественно провозгласил Бен и включил в прихожей свет.

Эллен выдохнула и все-таки не увидела никакого пара.

– Так странно было. Наверное, сочиняя сказки, помогаешь себе. Мне тут представилось кое-что, как, должно быть, иногда представляется тебе. Скажи, может это немного пугать, пока не поймешь, как сделать из него книжку?

– Немного пугать? – Он одарил ее такой ободряющей улыбкой, что от нее даже веяло безумием. – Что бы там ни казалось, я буду рядом. Это только сильнее сплотит нас.

– Ну, ладно, тогда хорошо, – сказала Эллен ему вслед, когда он пошел вслед за детьми в гостиную, приговаривая:

– Джонни, оставь телевизор в покое. Раскрой свое сознание для чего-то большего.

– Я хочу посмотреть прогноз погоды.

– Он не нужен нам, чтобы узнать, что будет дальше. Разве ты не чувствуешь в воздухе? – Джонни подбежал к окну и поглядел в просвет между шторами, но тут же разочарованно отвернулся, и его отец сказал: – Придется нам пробудить твое воображение.

– И как?

– Посмотрим, что мы сможем вызвать к жизни все вместе. Помнишь, как у меня родилась идея о полуночном солнце? Давай попытаемся представить себе, чему именно солнце не дает проснуться, и поделимся своими мыслями за ужином.

Когда Эллен отдалась на волю воображения, разогревая на гриле заранее приготовленные гамбургеры, она поняла, что сосредоточена исключительно на холоде, который ощущается за жалюзи на окне как чье-то присутствие, готовое вторгнуться в кухню, если только система отопления даст сбой. Она легко представила себе, как снеговики толпой ломятся к окну, карабкаются друг на друга и стоят за стеклом, похожие на лишенный лица тотемный столб, дожидаясь, пока она поднимет жалюзи и увидит их. Она поймала себя на мысли, что жалюзи кажутся ей белее обычного, словно в окне застыло нечто, светлее полосок пластмассы. Она отвернулась и ощутила уличный холод, словно чей-то долгий леденящий вздох на затылке.

– Эй, несите тарелки, – крикнула она детям.

– Ты меня перебила, когда на меня только сошло вдохновение, – посетовала Маргарет, а Джонни притопал в кухню с таким озабоченным видом, что вряд ли вообще услышал ее. Эллен заправила салат и велела Джонни нести на стол, а сама пошла следом с готовыми гамбургерами.

– Итак, – сразу же начал Бен, – что же, по-вашему, находится под воздействием полуночного солнца?

– Давай ты первый, Джонни, – сказала Маргарет.

– Частица холода, которая выйдет, когда солнце закатится.

– Нет, – возразила Маргарет, – частица того холода, который существовал еще раньше, чем появились звезды.

– Может, просто одиночный кристалл холода. – Глаза Бена ярко блестели. – А где же остальной холод, как по-вашему?

– Он ушел прочь, когда было создано все вокруг.

– Или же ушел туда, где нет ничего, кроме темноты, – поправила Маргарет.

Джонни впился зубами в свой гамбургер и быстро зажевал.

– И что он там делает?

Эллен чувствовала, что все трое ждут, когда заговорит она. Хуже того, она чувствовала, они ждут, чтобы она озвучила то, о чем думают они сами, поскольку все, о чем они успели сказать, приходило в голову и ей тоже, пока она возилась в кухне. Ей доводилось принимать участие во множестве мозговых штурмов, когда она работала в рекламе, но никогда их участники не говорили словно одним голосом.

– Он спит, – сказала она.

– Не совсем. И не только, – возразил Бен. – Ему снится совершенство и то, как он воссоздаст мир вокруг себя в таком виде, какого мы не в силах вообразить.

– Это просто сказка, не забывайте, – сказала Эллен детям, – сюжет для следующей книги.

Бен явно был в восторге от того, что они поделились своими фантазиями. Весь ужин он улыбался, словно поощряя семейство высказываться дальше или даже задать ему некий вопрос. После ужина он отправился вслед за Эллен и детьми в кухню, где путался у всех под ногами и глазел на жалюзи, словно мог видеть сквозь них, пока дети помогали Эллен мыть посуду.

– Чем займемся теперь? – спросил он.

– Поиграем во что-нибудь, – предложила Маргарет.

– В лудо! – закричал Джонни.

– Какая древность, – заметил Бен и принес потрепанную коробку из чулана под лестницей.

Его как будто заворожили узоры, которые фишки выписывали на доске по мере развития игры, и Эллен не могла припомнить, чтобы они когда-либо раньше выстраивались настолько симметрично. Когда у Джонни начали слипаться глаза, она объявила, что текущая партия последняя, и, к ее изумлению, запротестовали не дети, а их отец.

– Куда торопиться-то? Можно сегодня посидеть подольше.

– Но завтра нам встречать Рождество, и мы же не хотим, чтобы все устали уже сегодня и не смогли порадоваться празднику.

На мгновение Эллен показалось, он собирается поспорить, но что тут можно было возразить? Когда партия завершилась, Маргарет сказала:

– Джонни, я иду наверх.

Как только Эллен отправилась туда же, чтобы пожелать детям спокойной ночи, Бен поспешил за ней следом. Конечно же, он тоже хотел пожелать им спокойной ночи, однако в его поведении чудилось что-то детское – возможно ли, что он боится оставаться один? Эллен поцеловала Маргарет и Джонни, накрыла их одеялами до самых подбородков и погасила свет. Бен проворчал:

– Ну-ка, быстро спать, – но так бодро и напористо, что не мог не понимать – это вызовет обратную реакцию, и задержался там в темноте, пока Эллен не спустилась обратно.

– Еще партию? – спросил он, вернувшись в гостиную.

– Мне бы хотелось просто посидеть у елочки.

– Оба посидим.

Он выключил верхний свет и опустился на краешек кресла. Тени еловых веток легли ему на лицо, отражения огоньков в глазах походили на осколки льда. Он так пристально всматривался в недра деревца, что Эллен показалось, она явно что-то тут упускает.

– Хочешь поговорить? – спросила она.

– Необязательно.

Должно быть, из-за игры света и тени хвоинки на ветках казались совершенно одинаковыми в тех местах, где их подсвечивали лампочки. Ее взгляд притягивали темные недра дерева, и ей казалось, что его ветки тянутся к ней, пока она не закрыла глаза. Так было спокойнее, она даже могла бы заснуть, вот только каждый раз, когда она начинала дремать, на нее наваливалась тишина, от которой перехватывало дыхание. Она была словно подвешена между сном и бодрствованием этой тишиной, которая подчеркивала биение сердца, и его удары казались все более громкими и быстрыми, какими-то отделенными от нее самой. А потом она поняла, что не все эти мягкие удары издает сердце. Часть из них доносилась со стороны окна.

Ее глаза распахнулись. Сверкающая елка на несколько секунд ослепила ее, а потом она увидела Бена, который наблюдал за ее пробуждением. Его улыбка сделалась шире, засверкала, словно рот у него был полон льда.

– Он здесь, – провозгласил Бен.