Роковые иллюзии - Олег Царев

В отличие от первой командировки в Испанию, когда Филби посылал закодированную информацию по адресу советского посольства в Париже, система личной связи была значительно безопаснее. «Такие поездки во Францию ни у кого не вызывали подозрений, — писал Филби. — Это практиковалось всеми корреспондентами, поскольку жизнь в Испании напоминала ад. К тому же редакция газеты поощряла такие поездки, т. к. из Парижа по телефону можно было гораздо подробнее обсуждать все вопросы»[352].

Филби оказался ближе всего к опасности накануне нового, 1939 года, когда в машину, на которой он ехал вместе с тремя другими журналистами из Сарагосы на поле бой в Теруэле, попал артиллерийский снаряд. Окровавленный и оглушенный, он тем не менее смог спокойно уйти от разбитой машины, отделавшись лишь

190

порезами на лбу и запястье. Наблюдатели сообщали, Что Филби был не менее флегматичен, чем обычно, когда описывал читателям «Тайме», как их корреспондент едва избежал гибели, тогда как трое его попутчиков поплатились жизнью. Два месяца спустя он был награжден за свою храбрость, и сам Франко, человек, убийство которого, как предполагалось, должен был организовать Филби, приколол ему на грудь военный крест[353].

Если Орлов действительно приложил руку к тому, чтобы убедить Центр, что Филби имеет значительно большую потенциальную ценность для советской разведки как живой агент внедрения, чем как погибший герой, то этот инцидент был проявлением жестокой иронии, оценить которую могли лишь сам Орлов и его протеже. Снаряд, чуть не оборвавший его жизнь, был изготовлен советскими рабочими и был выпущен из одного из русских артиллерийских орудий, за поставку которых в республиканскую армию отвечал Орлов[354].

Филби, по его собственным словам, имел множество других возможностей подойти близко к Франко во время второго периода своего пребывания в Испании. Перед отъездом из Лондона он еще раз посетил посольство Германии, которое побеспокоилось о том, чтобы попросить свое представительство в Испании оказать помощь человеку, «сочувствующему» фашистам. Поскольку он был корреспондентом «Тайме», его рассматривали как важный придаток профранкистской пропагандистской машины. Филби поддерживал у своих немецких знакомых это мнение, играя на своем знакомстве с Риббентропом, которое он считал полезным для укрепления своей позиции и расширения контактов среди влиятельных нацистских приспешников из фалангистской партии в окружении Франко.

«Как бывший член Общества англо-германской дружбы, я был знаком с немецкими дипломатами, офицерами, включая сотрудников внешней разведки, — отмечал в своих воспоминаниях Филби. — В этом мне здорово помогли рекомендательные письма посольства Германии в Лондоне к немецкому посольству в Саламан-ке. Сотрудники абвера часто приглашали меня в свой штаб, причем даже не убирали карт с обозначением расположения своих войск и продолжали за шнапсом обсуждение всех планов и проблем»[355].

Тактика Филби с успехом помогала ему раздобывать ценные для Орлова и республиканцев военные разведданные. В частности, он вспоминал о «дружбе», которая у него завязалась с майором ван дер Остером, представителем абвера в Испании. Подтверждение того, что Филби пользовался чрезвычайным доверием и расположением у фадангистских властей, содержится в архивных документах НКВД. Сведения об этом достигли Москвы через «Вайзе» (псевдоним, выбранный Орловым для Маклейна).

Маклейн, который к тому времени был третьим секретарем западного отдела МИД, обрабатывал материалы, относящиеся к Испании. Поэтому он очень обрадовался, когда в одном из документов за июнь 1937 года он наткнулся на имя Филби в меморандуме лорда Крэнборна. Заместитель министра сообщал, что во время встречи с герцогом Альбой, эмиссаром Франко в Лондоне, он услышал жалобы на враждебное отношение британской прессы к режиму Франко. Крэнборн указал, что такая враждебность в значительной мере является результатом фалангистской военной цензуры, на что герцог ответил, что, как он ожидает, теперь все изменится, поскольку «Тайме» направила для освещения боевых действий в Испании блестящего молодого журналиста по фамилии Филби[356].

Не разочаровал Филби ни испанского герцога, ни многочисленных «правых» британских читателей «Тайме», большинство которых относилось с сочувствием к тому, что они считали священным крестовым, походом Франко против большевизма. Однако для корреспондента с сильными коммунистическими убеждениями писать о нарастающей волне побед националистов в 1938 году, когда войска Франко продвигались на восток через арагонский фронт к Каталонии, означало подвергать себя немалому психологическому стрессу. «Жить в Испании было крайне тяжело, — вспоминал Филби. — Я видел фашизм в действии, видел опасность разброда в демократическом движении. Самым же тяжелым было то, что приходилось жить в обстановке побеждающего фашизма»[357]. Шесть месяцев он сопровождал откатывающиеся республиканские силы, пока наступление не было наконец остановлено в летнюю жару на реке Эбро. Филби был вынужден рассказывать своим читателям, как с помощью бомбардировщиков «люфтваффе» солдаты Франко одерживали победы, как танки итальянского производства позволяли им перещеголять лоялистов и вооружением, и умением вести бой. Интернациональная бригада, несмотря на поддержку советских офицеров, несла огромные потери, о чем безмолвно свидетельствовали искалеченные тела убитых и раненых товарищей, усеявшие дороги и оливковые рощи, за которые шли бои. Численность убитых республиканцев и количество брошенного русского оружия теперь намного превосходили потери националистов.

По мере того как потери в людской силе и советской технике, — понесенные в жестокой битве на каталонском фронте, росли, Филби все больше страдал. Особенно невыносимо было для него быть свидетелем учащающихся случаев жестоких расправ с коммунистами, которым предъявлялись сфабрикованные обвинения в заговорах с целью убийства Франко.

Даже просто объективное освещение этих фактов произвело негативное впечатление на посольство республиканского правительства Испании в Лондоне, которое заявило протест против «лжи и пропаганды», поощряемой газетой «Тайме».

Несмотря на психологический стресс, о котором Филби говорит в воспоминаниях, написанных для КГБ, он все же не отказывал себе в удовольствии продолжительного любовного романа с очаровательной разведенной дамой. Но знаменательно, что нигде нет упоминания имени леди Фрэнсис Доубл («Банни»).