Роковые иллюзии - Олег Царев

Не прошло и года с начала войны, как летним месяцем 1940 года многолетние усилия Филби завоевать сердце британской разведки с помощью журналистского мастерства наконец оправдали себя. Вскоре после прибытия Филби в Англию вместе с британскими экспедиционными силами, эвакуированными с пляжей Дюнкерка, его пригласили в военное министерство. «В министерстве меня встретил капитан Шеридан, — вспоминал свой визит Филби, — который сразу же предложил мне работать в военной разведке»[363]. Так был сделан первый официальный шаг в аппарат британской разведки. Несмотря на то что на это ушло пять лет, Филби наконец «вышел на широкую дорогу», как сформулировал это Орлов еще в 1935 году. Хотя сам он к тому времени находился на чужбине и не знал об этом достижении своего «первого человека», Орлов до отъезда из Москвы в Испанию в 1936 году уже имел возможность с удовлетворением читать секретные документы британского правительства, добываемые «вторым человеком» кембриджской агентурной сети. За два года до того, как Орлов был вынужден бежать от мести Сталина, второй из «трех мушкетеров» стал активно действующим советским агентом, внедрившимся в самое сердце британского министерства иностранных дел.

Глава 8

«БЕРЕГИТЕ ЕГО КАК ЗЕНИЦУ ОКА»

На обложке первой папки многотомного оперативного досье Дональда Маклейна стоит штамп, на котором черными прописными буквами написано: «КГБ СССР — ПЕРВОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ. ВТОРОЙ ОТДЕЛ. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. — БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ОТДЕЛА НЕ ВЫДАВАТЬ». Его первоначальная потрепанная коричневая обложка времен НКВД была заменена КГБ. Это говорит о частом использовании дела № 83791, касающегося британского агента под псевдонимом «Гомер». Под новенькой обложкой, которая, по иронии судьбы, оказалась кембриджского голубого цвета, находится чуть пожелтевшая первая страница досье агента, на которой указан его первый псевдоним «Вайзе»[364]. Тот факт, что досье Маклейна начинается с января 1935 года, доказывает, что в порядке очередности вербовки он был «вторым человеком» в кембриджской агентурной сети.

Для выполнения первого задания советской разведслужбы Филби отправился в Кембридж, чтобы подготовить почву. Подобно незваной злой волшебнице на крестинах королевской дочери, он прибыл туда в первую неделю июня, когда, несмотря на разгар «великой депрессии», в университете был праздник. Все напоминало красочную открытку: окруженные зданиями колледжей четырехугольные дворики с коротко подстриженными лужайками служили сценой для ночных балов, которые продолжались в течение так называемой Майской недели, проводившейся после сдачи экзаменов в первую неделю июня в ознаменование окончания еще одного учебного года. В дневное время изящные гоночные «восьмерки» состязались в гребных гонках в нижнем течении реки Кем, тогда как менее спортивные типы проводили время, нежась на лужайках, спускающихся к Бэкс, как называется река в верхнем течении. Их излюбленный вид спорта — наблюдать за лодочниками в полосатых форменных блейзерах и больших соломенных шляпах, которые с большим или меньшим мастерством, отталкиваясь 20-футовыми шестами, проплывали под старинными мостиками на плоскодонных яликах, нагруженных хихикающими подружками в летних платьицах, влажных от капель воды, падающих с листьев склонившихся над рекой ив.

Зрелище кутил, все еще щеголявших в вечерних туалетах, несмотря на полдень, которые с важным видом фланировали вдоль Кингепарейд, могло бы стать для Филби мощным стимулом в его тайной миссии, имевшей целью подорвать британский истэблишмент. Майская неделя в Кембридже была не чем иным, как затянувшимся «светским раутом» для сыновей и дочерей британского правящего класса. В период массовой безработицы приверженцы гедонизма по-прежнему самодовольно праздновали свое восшествие на предназначенные для них места на ступенях лестницы, которая ведет в ряды правящей элиты в правительстве, юриспруденции и других профессиях. Это открыто афишируемое социальное и экономическое различие между высшими и низшими классами британских граждан оказалось подходящей средой для возобновления контактов Филби с прежними товарищами-марксистами, замышлявшими в своих подпольных коммунистических ячейках сокрушить этот оплот образовательных и социальных привилегий. Задание Филби заключалось в том, чтобы высматривать и выискивать тех, кто исполнен преданности и решительности. Он искал молодых людей, коммунистические идеалы которых были достаточно сильны, чтобы заставить их предать свою страну и свой класс и тайно служить великому социально-экономическому эксперименту, инициатором которого был Советский Союз.

У Филби не было недостатка в потенциальных кандидатах. В 1934 году коммунизм стал модной политической власяницей, которую носили многие старшекурсники Кембриджа, мечтающие навсегда уничтожить Майские балы, шампанское и плоскодонки с шестами. Приверженцы доктрины Маркса, они вставали на сторону рабочих. Они мечтали о революции, которая непременно лишит привилегированный класс всей его мишуры так же быстро, как Ленин лишил прав раздираемых разногласиями политиков из Временного правительства и окончательно разделался с пережитками царизма, когда большевики штурмом взяли Зимний дворец семнадцать лет тому назад.

«Русский эксперимент вызвал очень большой интерес в стенах университета», — заявил один старший преподаватель Сент-Джонз-колледжа в начале десятилетия[365]. Предполагаемая научная подоплека диалектического материализма как магнит притягивала ученое сообщество, в котором преобладали физики, биологи и химики, превратившие Кембридж в один из всемирных ведущих центров научных исследований. Одержимость научным рационализмом, сделавшая Кембриджский университет после первой мировой войны естественной площадкой для вербовки советской разведслужбой своих агентов, была в равной степени результатом как многовековой традиции радикализма, так и века расцвета науки. Кембридж самим своим существованием был обязан расколу. Он был основан группой духовных особ XIII века, порвавших с дисциплиной оксфордских академий, чтобы создать чосеровский «Кентербридж» в отдаленных низких болотистых местностях Восточной Англии. Гуманистические идеи философа Эразма Роттердамского, а позднее — лютеранских изгнанников из католической Европы сделали университет интеллектуальным оплотом английской Реформации. Замешенный на самоанализе пуританизм кембриджских выпускников, в том числе Джона Милтона и Оливера Кромвеля, помог заложить основу для появления таких рациональных кембриджских умов, как Исаак Ньютон, математический гений XVII века, который наметил научные границы современной Вселенной. Также из Кембриджа — полтора столетия спустя — Чарльз Дарвин пустился по дороге открытий, которая привела его к научному обоснованию происхождения видов. В знаменитой Кавендишской лаборатории университета опыты Дж. Клерка Максуэлла в середине XIX века в области электромагнитной теории открыли дверь исследованиям электрона Длс. Дж. Томсоном на заре XX века. — Накануне первой мировой войны Эрнест Резерфорд определил структуру атомного ядра, проложив путь своим ученикам — Джону Кокрофту и Э. Т. С. Уолтону, которые впоследствии расщепили атом в Кавендишской лаборатории накануне второй мировой войны и подняли занавес ядерного века.