Пункт третий - Татьяна Евгеньевна Плетнева

Ядовитым бабьим чутьем, не имеющим, конечно, ничего общего с талантом, она нашла в нем что-то отмиравшее постепенно и безболезненно и ловко ткнула туда, в границу живого с мертвым; живое зашевелилось, мертвое отозвалось пустотой.

…Чушь, романтика дерьмовая. Сладкие слюни. Весь этот так называемый роман оказался миной, случайно, надо думать, подложенной под его карьеру, спокойствие, жизнь. И нити у мин сани. И надо их немедленно оборвать, превратить мину в нелепый и безвредный булыжник.

Собственно говоря, обыск был окончен; оставалась только некоторая заключительная возня с бумагами и допросы. Основная их тема была теперь обозначена: необходимо узнать, сколько же экземпляров этого выдающегося произведения существует в природе, а если существует – то где.

Валентин Николаевич подозвал Губу и приказал ему устроить отдельное помещение для допросов.

– В сенях разве, – сказал измотанный капитан. – Только там света нет. При свечах, что ли, допрашивать будем?

– И с шампанским, – злобно отвечал Первушин. – Козлом не будь, избу соседнюю занять придется.

– А с протоколом вы уже закончили? – вежливо спросил ни за что обруганный Губа.

– Иди давай, – сказал Первушин, – мне работы тут минут на десять, не больше. А потом их еще и будить придется, мать.

…С экземплярами этими п….ц полный. Прямо хоть пытай.

За день избу прокурили так, что дышать было нечем.

«Ну да, – отвлекаясь, подсчитывал Валентин Николаевич, – десятка в два сигарет весь день смолили, как в курилке».

Он вышел на крыльцо, чтобы продышаться и обдумать как следует предстоящую беседу с Александрой Юрьевной.

За забором, у соседнего курятника, капитан Васильев объяснялся с глухой, согнутой пополам старухой.

– Да из органов мы, мать, понимаешь, – наклонившись к ней, кричал он.

– А? Не пущу никого, утром полы мыла, – тарахтела бабка, отталкивая его руку с удостоверением. – Чего ты мне свой мандат в морду тычешь, слепая я, ни хера не вижу.

– Сейчас увидишь, – пообещал Губа и крикнул ей в самое ухо: – Из ГПУ мы, бабуля, не поняла, что ль?

Бабка ойкнула и запричитала бессвязно про подохших прошлой еще зимою гусей, тридцать два рубля пенсии и мудреную глазную болезнь.

– Взять-то у меня нечего, сынок, ей-богу, – подвывала она.

«Пустое все, – думал Первушин, рассеянно глядя вослед развеселой парочке: бабка ковыляла к своей избе, распрямив спину от ужаса; следом за нею твердо вышагивал капитан Васильев. – Ясно, ничего из Полежаевой не вытряхнуть, хоть грози, хоть плачь».

Он присел на ступеньку и подтянул колени к подбородку. Солнце неожиданно прорвалось и осветило крышу бабкиного дома; подзаборные капустные головы стали яркими, светло-зелеными, на грядках потеплела и порыжела глина.

«Арестовать бы ее, – думал майор, задремывая на солнышке, – прямо сейчас бы и арестовать, тогда где бы что ни лежало – там и останется».

Голову его мотнуло к перилам, он оцарапался ржавым гвоздем и заставил себя встать.

Солнце ушло так же быстро, как появилось; от недостатка света зарябило в глазах. Духота усилилась, запели неизвестно откуда появившиеся комары; день окончательно увял.

– Славное место, – войдя в избу, обратился Валентин Николаевич к коллегам, попивавшим чай у печи. – Я смотрю, тут народ еще продразверстку помнит. Бабка соседская решила, что мы ее раскулачивать прибыли, гусей отбирать.

– Сообразительная какая старушка, – сказал из своего угла вахтенный Дверкин. – В корень смотрит.

– А долго нам еще тут, Валентин Николаевич? – кротко поинтересовался оскандалившийся с пистолетом оперативник. – Мы уж полчаса как закончили.

– Посмотрим, – усаживаясь за стол, пробурчал майор.

Может, и правда – на хрен допросы, написать заключение да арестовать ее по-простому: антисоветский роман с доказанным авторством. Кто же, однако, это доказал? Спроси он сейчас у этой дуры – вы ли, мол, уважаемая, романчик-то написали, – она ж в глаза рассмеется: работай, дескать, чекист, солнце еще высоко, доказывай, коли надо.

От духоты и трехдневного недосыпа в голове стоял ватный туман. Протокол изъятия надо, наконец, досмотреть, капитана Губы сочинение.

«…Пункт 5. Вестник РХД №… Пункт 6. “Посев”»… – Валентин Николаевич потянулся к плотному бумажному мешку с вещдоками, – так, «Пункт 7. Папка для бумаг коричневая, текст…» – он вытащил папку из мешка, – «текст машинописный на трех страницах, тридцать экземпляров», – тоска зеленая, – «начинается словами…» – он нехотя раскрыл папку, чтобы сверяться с протоколом, – «начинается словами:

Раздел I. Пункт 1. Ф.И.О., срок, статья…» – чушь какая-то, у них все так начинается, – «подлинная причина ареста. Пункт 2. Где и когда осужден. Состав суда. Дата утверждения приговора…»

Непонятно, но здорово. Валентин Николаевич поднял голову от бумаг. Дверкина наконец сморило, и он захрапел, привалившись к стене и задрав кверху рыжеватую бороденку. Часовым полагается смена.

«…Раздел II. Пункт 1. Местонахождение ИТУ. Пункт 2. Ближайшие железнодорожные станции, аэропорты. Пункт 3. Подробный план местности.

Раздел III. Пункт 1. Ф.И.О. начальника ИТУ и др. должностных лиц. Все имеющиеся сведения об администрации ИТУ…»

Сердце у майора стучало, как у влюбленного, глухо и часто.

«…Пункт 2. Система охранной сигнализации ИТУ. По возможности – схема. Пункт 3. Численность охраняющего ИТУ подразделения. Пункт 4. Расположение казармы ВВ по отношению к жилой и рабочей зонам…»

Да-а. С бою взяли зону мы, вышки все смели[60]. Совсем уж охренели, мечтатели мюнхенские[61]. Не иначе, зоны захватывать собираются.

Валентин Николаевич просмотрел анкету до конца и бережно сложил листы обратно в папку. Ценность находки была очевидна: просто подарок судьбы, неожиданная и невероятная удача.

Он откинулся на спинку стула и закурил; лица спящих казались ему теперь трогательными и беззащитными.

«Поспите, поспите, Александра Юрьевна, – чуть ли не с сожалением думал он, – голимую 64-ю[62] вы сюда завезли, хуже чумы, на всех хватит».

– Готово, – доложил с порога Губа, – место есть, можно допрашивать.

– Что, запугал народ? – рассмеялся Валентин Николаевич. – Теперь врагов народа буди. И кстати, с находочкой тебя, капитан. В папку эту загляни, пунктом седьмым она у тебя в протоколе записана.

19 марта 1981 года

Сиеста

1

– Да брось ты эту дрянь, – заворчал Губа. – Они уж прилетят скоро, а ты все переписываешь.

– Почему – прилетят? – удивился Первушин. – Молчат пока.

– Прилетят, – пообещал майор, – молчат, да сердце чует. Ты зону-то запрашивал?

– Да, – быстро заговорил Валентин Николаевич, радуясь перемене темы, – Игорь Львович Рылевский покинул ИТК 201/1 сегодня ровно в 13:00 по местному времени.

– Прилетят, вот посмотришь, – повторил майор. – Скучать не придется. Ты рейсы вечерние из Перми узнал?

Валентин Николаевич тут же подсунул ему сводку.

– Вот, в восемь московского последний вылет, – заметил майор. – А когда прибывает?

Время прибытия в сводке указано не было.

– Сейчас узнаю, – дернулся было Валентин Николаевич.

– Кретины безмозглые, – высказался Губа. – Сиди уж. Сами не понимают, что делают.

Пока Валентин Николаевич переваривал