Пункт третий - Татьяна Евгеньевна Плетнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако именно теперь, когда начальный этап операции удался, сомнения и дурные предчувствия стали мучить Виктора Ивановича с новой силой. Долгожданная месть казалась ему невероятно глупым и бессмысленным делом.
Во-первых, было ясно, что убить придется обоих. Во-вторых, честное слово, все-таки неприятно палить в лицо безоружному человеку, тем более что придется это делать сразу, не растолковывая – за что. В-третьих, их очень скоро начнут искать и те и эти, в-четвертых же, все надо делать вовремя – дорога ложка к обеду, и никто не мешал добить его в карцере, год назад, не развозить соплей, вот и всё.
Виктор Иванович с тоскою глядел из своего укрытия на печальную равнину, на очертания уходящих под гору придорожных столбов, на мутное, сливающееся вдалеке с землею небо; мысли его путались, решимость таяла.
Сидеть в получасе ходьбы от Людкиного дома в холодном сарае, ждать хрен знает чего. А потом еще удирать, как зайцу, прятаться, трястись, что найдут да повяжут.
«Напугать их, что ли, чтоб до смерти помнили, да и всё», – мучился бывший капитан.
Пугать Рылевского в чистом поле, в присутствии борзой бабы; трудно придумать что-нибудь глупее и опасней.
Виктор Иванович посмотрел на часы: годы просидел он уже на этом драном мешке, глядя, как дурак, в щель, а обе стрелки по-прежнему торчали наверху, минут десять прошло, не больше. Освободят его только через час, да пока они еще сюда доплетутся – часа полтора пройдет, с гаком.
Виктор Иванович вышел из сарая и потащился к станции; это означало почти полную капитуляцию, потому что идти за бутылкой туда, где обязательно встретится кто-нибудь знакомый, за час до того, как собираешься уложить из пистолета пару прохожих в километре каком-нибудь от магазина, – это завал полный, просто п….ц.
Но и без бутылки уже не жилось никак.
На ближнем пути стоял товарняк чуть не в километр длиной, по другому только что подполз соликамский. Виктор Иванович шагнул под огромную цистерну товарного поезда, рассчитывая перебраться на ту сторону, пока не тронулся пассажирский.
2
Когда они вышли на площадку, подножка была уже опущена; узкоглазый стажер спрыгнул на снег, принял нетяжелый рюкзак из рук Александры Юрьевны и ловко и галантно помог ей спуститься.
– Полминуты стоим, залазь, – окликнул его пьяненький проводник. – На три часа опаздываем.
Рустам встал на нижнюю ступеньку и крепко пожал руку Александре Юрьевне.
– Уважаю вас, Саша, – начал он заранее приготовленную речь, – очень уважаю, хоть мы с вами, так сказать, идейные враги.
Лиловый от холода узбек, медленно уносимый поездом в даль уральских снегов, выглядел более чем, но Сашка, шагая вровень с подножкой, отвечала ему серьезно, благодарила за чай и хлопоты.
– Счастья вам, Саша, – крикнул он, когда она перестала поспевать за поездом; поезд набрал было ход, но тут же резко затормозил, подергался взад-вперед и остановился.
– Стоп-кран сорвали, мать, – объяснил проводник поравнявшейся с ними Александре Юрьевне. Молодой человек снова спустился к ней; проводник слез вслед за ним и, ругаясь, потащился вперед – узнать, в чем дело.
– Холодно, – сказал Рустам, безуспешно пытаясь закурить. – Интересно, что там случилось.
– Идите в вагон, грейтесь, – сказала Александра Юрьевна.
– Саша, – заговорил он, отводя глаза, – я хотел вас попросить…
Александра Юрьевна зажгла спичку и, укрывая ее ладонями, дала ему прикурить; глядя себе под ноги и ковыряя сапогом грязный снег, он продолжал:
– Такая к вам просьба…
– Да, – отвечала Александра Юрьевна, – какая?
– Вот вы там говорили… – протянул он и вдруг, решившись, выпалил: – А не могли бы вы мне эту книжку прислать, ну, Евангелие, там, где про Бога и про кесаря?
И он сунул ей в руку заранее приготовленный листок.
«Высшая школа МВД, г. Калуга», – прочла Александра Юрьевна.
– Мало ли, с верующими придется беседу проводить, – попытался оправдаться будущий отрядный офицер, – надо знать, сами понимаете…
– Пришлю, конечно, – сказала Александра Юрьевна. – Подождите, у меня с собой есть, правда, не все.
Она наклонилась и вытащила из рюкзачного кармана затрепанную, в пол-листа, машинописную книжку.
– Тут одно только Евангелие, – объяснила она, – от Иоанна…
– А их что, несколько? – удивился Рустам. – Бог-то один…
– Один, – кивнула Александра Юрьевна, – я вам все пришлю, честное слово. Вы поймете…
Рустам глядел на нее удивленно, прижимая к груди таинственный текст; смуглые щеки его стали уже желтовато-серыми от холода.
– Идите, – сказала она, – вы замерзли совсем. А с этим осторожней, ну, понимаете…
– Понимаю, конечно, – сказал молодой человек и, чтобы скрыть смущение, добавил небрежно: – Интересно, что там случилось. Может, пути чинят.
Впереди действительно происходило что-то странное; у локомотива собралась толпа; временами ветер доносил оттуда крики и обрывки ругани.
– Смотрите, – сказал Рустам, указывая в сторону, – смотрите, Саша…
Александра Юрьевна обернулась и увидела мужчину с носилками и женщину в белом, нараспашку, халате; они бежали вдоль состава к толпе, и полы халата развевались на ветру, как крылья.
– Задавило кого-то, – печально сказал Рустам. – Ну, до свиданья, Саша, пойду я, а то и правда холодно. Всего вам хорошего.
– И вам, – отвечала Александра Юрьевна. – Я не забуду, не беспокойтесь.
Молодой человек поднялся на площадку; она помахала ему рукой и пошла вперед вдоль насыпи; идти по крепкому насту было легко.
Двое с носилками уже возвращались к станционному зданию; тропинка, по которой они плелись, лежала шагах в двадцати от насыпи; женщина в халате шла первой; помощник ее отворачивался от носилок, стараясь глядеть в сторону, и оттого все время спотыкался. Они уже удалялись от Александры Юрьевны, когда мужчина закашлялся, бросил носилки и, шатаясь, сошел с тропы; его стало шумно и тяжко рвать.
Александра Юрьевна прибавила шагу; в толпе, стоявшей у локомотива, что-то громко и возбужденно обсуждали. Поодаль в сугробе сидел человек; он соскребал грязный крупнозернистый снег и бросал его себе в рот.
– Да сам виноват, – говорили в толпе, – как черт драный, прямо под колеса выскочил.
Сидевший в стороне человек поднял голову, обвел взглядом толпу, выплюнул льдинки и лег лицом в снег.
– Из-за м…ка всякого еще переживать, – сказал, усаживаясь рядом, молодой веснушчатый парень и потряс его за плечи. – Вставай, поехали. Пьянь какая-то, ну и хер с ним.
Снег между рельсами был залит кровью.
– Мент, тебе говорю, – продолжал утешитель. – Да еще пьяный. Вставай, говорю, зеленый давно дали. Поехали, машинист.
Просто удивительно, сколько крови может вылиться из одного человека.
Александра Юрьевна с содроганием обошла проклятое место, пересекла пути и по знакомой дороге быстро пошла к лагерю.
3
Игорь Львович Рылевский прошел еще несколько шагов и оказался на воле. На воле этой, так же как и в лагере, было сыро и
