Пункт третий - Татьяна Евгеньевна Плетнева

– Так что за машинка? – раздраженно переспросил Игорь Львович.

– На станции Хвойной украла, непонятно, что ли, – огрызнулась Сашка, – темновато только было, ты извини, а то б я и «Эрику» увела, чего там.

Дверкин заржал и опустился на пол рядом с нею. Над их головами на длинных, как попало вбитых в стену гвоздях неопрятной кучей висела одежда.

Высокий оперативник, совершавший тем временем круговой, как при уборке, обход горницы, добрался до вешалки, вежливо попросил сидящих под нею освободить ему место для работы и начал просматривать куртки.

– Да проснись же ты, Прохор, – бесцеремонно садясь на ноги Фейгелю, сказала Александра Юрьевна, – проснись, болван, самое интересное пропустишь.

– Продолжайте, Александра Юрьевна, – обратился к ней Старицкий, – и не тратьте попусту сил – этот человек все равно не проснется.

Он дернул Фейгеля за ногу и добавил строго:

– Вот видите. Лень и безразличие к жизни обличают в нем плохого поэта.

Речь эта, надо сказать, удалась Старицкому вполне: не рассмеялись только двое – спящий Прохор и поглощенный работой оперативник. Он скинул все тряпье с вешалки на пол и просматривал его быстро, почти механически, одну за другой отбрасывая в сторону проверенные одежки.

Внезапно лицо его изменилось и он замер, не вынимая рук из кармана засаленной рваной куртки.

– Что еще там? – удивился Первушин.

Не отвечая, оперативник бережно перенес куртку на стол, затем, с видом напряженным и таинственным, снова запустил обе руки в ее карман, произвел там краткие, скрытые от зрителя манипуляции, рывком извлек оттуда небольшой револьвер и на раскрытой ладони протянул его майору.

– Да, – сказал тот. – Не хуже гранат.

Молодой человек боксерского вида в тот же миг оказался у стола, выхватил револьвер, выстрелил себе в висок и мягко упал на пол. Выстрел получился громкий, но дыма почти не было.

– Еще минуточку, – пробормотал Фейгель, приподнимаясь на локте, и вдруг, заметив распростертое на полу тело друга, вскочил и заорал истошно:

– Валерку убили!..

Выведенный из оцепенения этим криком оперативник метнулся к лежащему и стал выворачивать револьвер из его холодеющих рук.

– Валерку убили, гады!.. – орал, задыхаясь от ужаса, Прохор Давидович.

Валентин Николаевич медленно, как во сне, подошел и, склонившись над телом, стал помогать коллеге.

Сзади послышались кашель, фырканье, вздохи и, наконец, полновесный хохот. Рылевский заходился так, что не выдержал и убитый Валерка: произведя еще несколько судорожных движений, обозначавших, видимо, последние конвульсии, он сдался, разжал пальцы, уступил оружие врагу и с наслаждением заржал.

Фейгель, свесив с кровати босые ноги, молча нашаривал затыренные невесть куда в этой свалке сапоги.

Убитый встал и, смеясь, похлопал оперативника по плечу.

– Извини, начальник, – сказал он. – Игрушечный.

Валентин Николаевич принял оружие из рук героя. Это была удачная, один к одному, копия, игрушка маде ин Франс, стрелявшая смешными, с багровой вспышкой, пистонами.

Валентин Николаевич приказал продолжать обыск, а сам, вернувшись за стол и прикрываясь для виду протоколом, попытался восстановить душевное равновесие.

Сделать это было непросто: наглая выходка боксера, подлый смех и прочее глумление требовали немедленного, спокойного, соотносимого с оскорблением и совершенно непонятно какого ответа.

…Пунктом пятым значился номер «Вестника РХД» трехлетней давности, пунктом шестым – три относительно свежих «Посева».

Рылевский уже заварил чаю и шумно приглашал всех присутствующих выпить его за здоровье временно усопшего, в связи с чем начался такой галдеж и кошачий концерт, что Валентин Николаевич не выдержал и выскочил в сени. Вслед за ним вскоре вышел и рваногубый. Некоторое время они курили молча, не глядя друг на друга, потом майор сказал тоскливо:

– Да уж, развлекли, мля.

Губа кивнул.

– Протокол-то просмотрели, Валентин Николаевич? – спросил он, чтобы поддержать разговор. – Пустое, по-моему, дело. Ничего там нет.

– Роман вот, – сказал Первушин. – Роман-то, может, и чего. Дочитать бы надо.

– А, – сказал Губа. – А в папке что все-таки было?

– …мать, – отвечал Валентин Николаевич, – с этим цирком гребаным все позабудешь. Пойду посмотрю.

– И в машинке еще хрень какая-то болталась, – осторожно напомнил капитан.

– Да это уж совсем фигня, с «голосов» распечатки, кабаньи проделки, понимаешь. Жалко все-таки, что этот Ванька только приемник тогда прострелил.

– Да, – согласился Губа и неожиданно рассмеялся. – А все-таки потеха, Валентин Николаевич, правда? И с кабаном здорово, и с пистолетом, а Фейгель-то как заорал, а?

– Да, весело, – невольно улыбаясь, сказал Валентин Николаевич.

Глава 5

19 марта 1981 года

Утро

1

– И веселого тоже много было, – мечтательно проговорил Анатолий Иванович. – Расскажу – не поверят. То есть, что с вами сидел – поверят, конечно, а вот про РОРа с цистерной – вряд ли.

– Как-то там наш Виктор Иванович поживает, – сказал Рылевский, принимая кружку из рук чечена.

– Паживает, – нахмурился чеченский брат. – Паживает, наверно. Ты мне только слово напиши – перестанет.

– Что – перестанет? – переспросил Пехов.

– Паживать, – мрачно отвечал Магомет, доливая в кружки.

Отвальная подходила к концу: с полуночи они сидели втроем, закусывая принесенный чеченом спирт остатками последней посылки, и застолье казалось Игорю Львовичу нескончаемым, унылым и мучительным. Тусклое ночное освещение, стоны и храп спящих, все те же, осточертевшие, бредущие по кругу разговоры. Рассеянно слушая пеховские саги о прелестях воли вообще и воровской воли в частности, он пытался сообразить, что же потребуют от него утром в обмен на эту волю.

Надо было до последнего момента держать понт, и он боялся, что силы его кончатся раньше, чем этот момент наступит.

– К часу дня дакументы у нас готовят, – перебил Пехова Магомет. – К двухчасовому успэем.

– А арестовали вас во сколько? – спросил блатной.

– Арестовали? Часов в одиннадцать, кажется, – отвечал Рылевский.

…Допрос, может, будет двухчасовой вместо поезда. А поезд – потом, когда в Пермь на следствие повезут.

– А давай тогда заяву напишем, чтоб в одиннадцать отпустили, – смеясь, предложил Анатолий Иванович. – Что ж этим волкам два часа воли своей отдавать, а?

– Ладно тебе, – сказал чечен. – Раньше часу все равно не выпустят, это точно.

…Два часа. Да три года запросто могут впарить, теперь второй срок только так лепят. Понаписано на него тут столько, что и на третий хватит. Хоть бы и РОРа этого взять, обиженного, он уж от души постарается, только попроси.

– Невеселый ты что-то, брат, – заметил чечен. – Твой праздник, а ты скучаешь.

– Да это он баб своих бздит, – заступился за друга Анатолий Иванович. – Представляете, Игорь Львович, выходите вы, а за вахтой обе они стоят, красавицы ваши. Что делать будете?

…Да хоть бы и десять стояло, лишь бы за вахту эту гребёную выйти.

Игорь Львович сосредоточился и вполне искренне сказал, пожимая руку чечену:

– Благодарю, Магомет. И за проводы, и за все,