Над тремя морями - Петр Хохлов

Я едва успел прибежать на аэродром к самому старту самолета и через десять минут уже был в воздухе.

Спустя много времени до меня дошли подробности эвакуации семьи. Жена с ребенком добралась в эшелоне до Куйбышева и вместе с другими семьями пересела на пароход, который шел до Сталинграда. Оттуда она решила доехать до Ростова-на-Дону, чтобы эвакуироваться вместе с проживавшей там своей матерью. С большим трудом, в забитых людьми эшелонах жена с ребенком добралась до Ростова. Но выехать из него уже не успела - немцы прорвали фронт, у стен города завязались ожесточенные бои. Враг варварски бомбил город.

А спустя несколько дней по улицам Ростова с грохотом поползли немецкие танки, грузовики...

И вот незваные гости - немецкие солдаты во главе с офицером пожаловали в дом, где остановилась моя семья. Фашистская солдатня забрала из квартиры все сколько-нибудь стоящие вещи. Жена была озабочена тем, чтобы гитлеровцы не нашли орден Ленина. Тщательно спрятала его в нише стены.

Три дня хозяйничали в городе фашисты - грабили, расстреливали, угоняли в лагеря жителей. А на четвертый день с новой силой разгорелись жаркие бои за Ростов, и через сутки советские войска освободили город от фашистских захватчиков.

Взволнованная и обрадованная, жена выбежала на улицу - и прямо к одному из офицеров-танкистов.

- Помогите нам эвакуироваться на восток. Я - жена летчика-капитана. Он под Ленинградом воюет. А вот его орден Ленина...

Это, видно, подействовало. Офицер бросил взгляд на старшину подразделения, коротко приказал тому:

- Перебросьте на грузовике за Дон семью офицера-авиатора, награжденного орденом Ленина. Постарайтесь посадить в любой эшелон, следующий на восток.

Старшина оказался сноровистым и исполнительным. Провел грузовик по полуразрушенному мосту через Дон, довел его до Батайска и, наперекор всем трудностям, посадил моих домочадцев в переполненный вагон товарняка, отправляющегося в город Грозный.

Там, в Грозном, в августе 1941 года моя жена и услышала по радио Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым группе морских летчиков, первыми бомбивших столицу фашистской Германии - Берлин, присваивались звания Героев Советского Союза. Уловила она через репродуктор и мою фамилию и с нетерпением стала ждать, когда придут центральные газеты с этим Указом. И вот 14 августа жена увидела в "Правде" портреты награжденных авиаторов, среди которых и мой портрет. Это ее обрадовало и успокоило. Значит, я жив, продолжаю воевать. Валентина Ивановна через горвоенкомат узнала номер моей полевой почты, и наконец установилась наша с нею переписка. Вскоре жена с ребенком эвакуировалась из Грозного в Сталинабад, куда теперь благодаря заботам генерал-полковника авиации С. Ф. Жаворонкова мне предстояло съездить на несколько дней.

- Отправляйтесь к семье сегодня же, - сказал С. Ф. Жаворонков. - А на Север я позвоню, скажу, что предоставил вам краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам.

Он тут же вызвал адъютанта, приказав тому срочно оформить отпускной билет и проездные документы в Сталинабад.

И вот я, словно на крыльях, лечу на вокзал. Все мысли теперь о жене и сыне. Скорей бы повидать их!

В купейном вагоне пассажирского поезда - невероятная жара, а на мне шерстяные брюки и такой же синего цвета морской китель. Ведь я собирался на ледовый Север, а еду под палящее солнце Средней Азии. Изнывая несколько суток от жары, наконец добрался до Ташкента. Сошел с поезда и направился в аэропорт. Начальник аэропорта вошел в мое положение и первым же самолетом отправил меня в Сталинабад. Тут я воспрянул духом. Лететь - это по мне.

И вот я - в столице Таджикистана. Ищу нужный дом, но никак не могу найти. Между двумя домами, среди которых должен бы быть тот, что мне нужен, стоит № деревянный щитовой дом казарменного типа. Номера на нем нет. Да это и не жилой дом, школа. В раздумье остановился у подъезда. Соображаю, где может быть этот дом? И тут увидел на улице мальчика, белокурого, лет четырех. Всматриваюсь в его лицо и думаю: а ведь и мой Борис сейчас такого возраста. Вспоминаю по письмам жены приметы нашего Бори. А не он ли это? Да что там гадать, спрошу самого. Поставил чемодан, подошел к мальчугану. Спрашиваю:

- Ну, как тебя зовут, дружок?

- Боря.

Пока я справлялся с охватившим меня волнением, мальчик еще более твердо сказал:

- Боря Хохлов.

- Хорошо, Боря Хохлов, - говорю я и беру мальчика на руки. - А где твой папа?

- Мой папа - морской летчик... Герой Советского Союза, - четко выговаривает мальчик. - Он бьет фашистов.

- Правильно, Боря. Это я твой папа. Вот приехал повидать тебя. Пойдем-ка к маме и бабушке.

Мальчик испытующе посмотрел на меня и обвил мою шею своими ручонками.

- Папа! Мой папа приехал, - повторял он. А у меня слезы застилали глаза, к горлу подкатывал комок.

Мы вошли в подъезд дома.

- Ну, Боря, показывай, которая наша комната, - попросил я, когда мы вошли в длинный коридор с множеством дверей по обе стены.

- Туда... Дальше... Во-он та дверь. Видишь? - щебетал на моих руках мальчик, увлекая меня, вперед.

На нас были устремлены удивленные взгляды женщин и детей, выходивших из своих комнат. И Боря торжествующе объяснял всем своим соседям, что к нему приехал папа.

В комнате, в которую мы вошли, стояли две солдатские кровати, перевернутый кверху дном большой фанерный ящик, накрытый белой простыней, он заменял стол. В углу громоздилась кирпичная печь, возле которой сидела мать жены. Увидев меня, она всплеснула руками, стала утирать слезы. Заметив, что я разглядываю печь, старушка с горечью сказала:

- Печка-то у нас большая, дров берет много, а тепла зимой от нее нет, да и где достать столько дров? Вот так и живем: летом в большой жаре, зимой - в холоде.

Тут пришла жена, и нашей общей радости не было границ. Звенел, не умолкая, Боря:

- Мама! Бабушка! Это я привел домой нашего папу!..

Под вечер у нас появились журналисты из газеты "Коммунист Таджикистана" - каким-то образом они прослышали о моем приезде, - стали расспрашивать меня о фронтовых делах. И об этом на следующий день рассказали на страницах газеты. Интервью сопровождалось моим портретом.

Я получил приглашение побывать в городском комитете партии. Там рассказал работникам аппарата и о первых полетах советских авиаторов на Берлин, и о прорыве блокады Ленинграда, и об освобождении Севастополя...

По просьбе горкома партии я побывал на нескольких предприятиях города, выступая перед рабочими. Приглашений посетить другие заводы и фабрики было много, но времени до отъезда оставалось мало.

Всей семьей мы отправились в обратный путь.