Над тремя морями - Петр Хохлов

- Ты счастливчик, Захар, по сравнению со мной. Сделают тебе протез, и полетишь. А вот мне уже никогда не придется взять штурвал в руки. Отлетался я...

- Чудак ты, Борис, безногий летчик все равно что скрипач без пальцев рук или слепой художник...

- Будешь летать, Захар, и за меня отомстишь!..

Как я благодарен Борису за то, что он мне говорит, хотя не очень верю в то, что снова буду летать. Все-таки это большое счастье, что встретил участливого друга! Мне хочется еще и еще спорить с ним, чтобы он возражал, доказывал мне, что я вернусь в авиацию.

Борис так и делает.

И профессор Дженалидзе вселяет в меня веру. Профессор делает мне уже седьмую по счету пересадку кожи.

- Будете летать, молодой человек, - говорит он. - Сначала ходить, а потом и летать. Только терпите и слушайтесь врачей...

После семимесячного лечения в Кирове медицинская комиссия в госпитале решила меня демобилизовать. Я попросил бумаги и чернил и тотчас же написал протест. Помогло, меня признали "ограниченно годным к военной службе" и направили в Москву.

...Я пишу рапорт. Зачеркиваю и снова пишу... Наконец останавливаюсь на такой редакции:

"Разрешите мне отомстить за те раны, которые нанесли фашисты нашему народу и мне. Уверен, что смогу летать на боевом самолете и уничтожать фашистов в воздухе..."

И вот мой рапорт отдан дежурному офицеру Наркомата Военно-Морского Флота. За ответом я должен явиться на следующий день.

В наркомате мне сразу же вручили пропуск... Адъютант сразу же докладывает обо мне наркому. Волнение усилилось - сейчас решится моя судьба.

- Товарищ старший лейтенант, можете войти, - приглашает адъютант.

Я стараюсь держаться ровно и идти молодцеватой походкой, ведь от этого многое зависит.

Нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов поднимается мне навстречу:

- Как себя чувствуете, товарищ Сорокин?

- Спасибо, хожу вполне устойчиво...

- Хорошо, присаживайтесь.

Я шагнул к креслу и пошатнулся. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за край письменного стола. Адмирал заметил это и улыбнулся.

- Не волнуйтесь, товарищ Сорокин... Скажите, что же вас заставляет так упорно стремиться вновь сесть на истребитель?

- Хочу мстить врагу... За Сафонова, за боевых друзей, за свои раны.

Подумав немного, Кузнецов снял телефонную трубку и попросил связать его с генерал-лейтенантом Жаворонковым.

- У меня старший лейтенант Сорокин, - сказал нарком. - Думаю направить его в наш центральный госпиталь... Пусть там определят его годность к летной службе. Если признают годным, вновь пошлем на Север, в сафоновский полк. Вы не возражаете? Очень хорошо.

Кузнецов обернулся ко мне:

- Вот что, товарищ Сорокин. Придется вам пройти комиссию. Если комиссия не обнаружит никаких физических недостатков, кроме неполноценных ног, разрешим летать...

Через несколько минут я уже ехал на легковой машине наркомата в центральный военно-морской госпиталь.

Здесь меня продержали около двух недель. Наконец я получил драгоценный документ, в котором говорилось:

"В порядке индивидуальной оценки Сорокин 3. А., старший лейтенант, признан годным к летной работе на всех типах самолетов, имеющих тормозной рычаг на ручке управления".

И вот Захар Сорокин снова на Севере, в своем родном, сафоновском полку, 'командиром звена первой эскадрильи, в которой служил раньше, до ранения.

После нескольких тренировок начал полеты на боевое патрулирование. Самолет послушен его воле, его рукам.

В феврале 1943 года, летая с протезами, сбил первый самолет противника - МЕ-110. А к 19 марта 1944 года на счету гвардии капитана Сорокина было 13 сбитых самолетов врага.

Конец августа 1944 года. Возвращаясь с боевого задания, Сорокин услышал по радио голос своего командира полка:

"Гвардии капитан Сорокин Захар Артемович! Поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза!"

Радостно и гордо ответил Сорокин в микрофон: "Служу Советскому Союзу!"

В том же году Сорокин был назначен старшим штурманом 2-го гвардейского истребительного авиационного полка.

Как-то я проверял готовность этой части на прикрытие конвоя наших союзников, идущего в Мурманский порт. Все время меня сопровождал гвардии капитан Сорокин. И я не мог не заметить, с каким уважением обращается к своему штурману летный состав части. Много раз слышал я относившиеся к нему теплые слова: "Наш Захар".

Захар Сорокин был настоящим вожаком авиаторов во всех их ратных делах.

Кончилась война, и он уволился в запас. И до конца своих дней (умер он в 1979 году) активно работал по военно-патриотическому воспитанию молодежи.

Среди летного состава разведывательной авиации флота большой популярностью пользовался командир эскадрильи 118-го РАП Герой Советского Союза Леонид Ильич Елькин"

Воздушная разведка на Севере сопряжена с большими трудностями. Все побережье Северной Норвегии изрезано фьордами, заливами, островами. Берега глубоководных фьордов имеют скалистый, горный рельеф, сопки дают на воде резкие тени, позволяющие противнику тщательно маскировать свои корабли и транспорты. Хорошо развитая аэродромная сеть позволяла противнику базировать значительные силы истребительной авиации для прикрытия важных военных объектов на побережье Северной Норвегии и особенно своих конвоев на прибрежных коммуникациях Нарвик - Киркенес - Петсамо.

Л. И. Елькин прибыл служить на Север в 1937 году, после окончания авиаучилища. С большим упорством он овладевал искусством воздушного разведчика, действиями по принципу: все видеть у противника, оставаясь незамеченным. И эти старания авиатора не пропали даром. Елькин умел в любую погоду вылетать на разведку в глубокий тыл противника, постоянно держать под наблюдением сильно прикрытую с воздуха военно-морскую базу гитлеровцев в Альтен-фьорде, где базировались крупные боевые корабли. На разведку Елькин вылетал на истребителях и бомбардировщиках, в зависимости от удаленности разведываемого объекта и средств его противовоздушной обороны.

В числе истребителей в разведполку было и несколько самолетов типа "Спифайр", имеющих и большой радиус полета, и значительную скорость. Один из этих самолетов по предложению Л, И. Елькина был переоборудован. С него сняли все вооружение, но поставила дополнительный бензобак и смонтировали несколько фотокамер, позволявших вести плановое и перспективное фотографирование. Большой радиус действия, значительная скорость, хорошая маневренность самолета служили ему защитой от истребителей противника. И Елькин творил прямо-таки чудеса на этой машине. Проникал в самые, казалось бы, недоступные точки вражеских объектов и доставлял в наши штабы ценнейшие разведывательные материалы.