Фарс-мажор. Актеры и роли большой политики - Андрей Колесников

Одна девушка рассказывала, как вырвалась из захваченного террористами театрального центра на Дубровке.

– Бегу вдоль стены, слышу, кричат: «Стой, б…!» Это, понимаю, свои…

Военные ходили по полигону с неприлично счастливыми лицами. Кому, как говорится, война… Это был их день. Журналистов некоторое время не пускали даже в биотуалеты в непосредственной близости от командного пункта. Солдаты, охранявшие их от вероятного противника, то есть от нас, объясняли, что в туалет может зайти «человек в звании не ниже полковника». «Человек» – это звучало гордо. Правда, среди журналистов оказались несколько полковников запаса. Этот психологический ребус был не по зубам солдатам-срочникам, и они вздохнули с облегчением, когда с самого верха, с холма, где уже вот-вот должен был приземлиться вертолет с главковерхом, пришла команда: «Пусть заходят!».

Девушки, стершие театральный грим, который делал их лица преувеличенно славными, выглядели лиричнее. Этому не в последнюю очередь способствовало то, что отсутствие грима создавало странную иллюзию доступности. У этих девушек можно было без зазрения совести попросить телефон и даже можно было рассчитывать, что дадут.

В какой-то момент Игорь Бутман, вспоминая на своем саксофоне одну мелодию из Джеймса Брауна, посмотрел на борца-осетина, одиноко стоящего у лестницы, ведущей вниз, к выходу. Что-то такое Игорь Бутман прочел в его глазах… Что-то, из-за чего без раздумий и колебаний перешел к лезгинке. Борец услышал лезгинку на саксофоне позже, чем заработали его руки и ноги. Через мгновение ходуном ходила вся крыша.

– Послушайте, – спросил я заместителя главного инженера по эксплуатации третьего блока Калининской АЭС Игоря Богомолова, – а вы не читали книгу, в которой террористы захватывают атомную электростанцию, а президент России Владимир Путин их всех убивает за это из автомата?

Есть такая книга. Когда-то пользовалась большим успехом у читателей.

– Не читал, – признался господин Богомолов, и огонек неподдельного читательского интереса промелькнул в его карих глазах. – Но президент же вот-вот приедет, и мы все увидим своими глазами.

Я вздрогнул.

– Просьба громко не говорить, – услышал я в ситуационном центре в первом корпусе Кремля громкое предупреждение от человека, отвечающего за связь с Международной космической станцией (МКС).

На немой вопрос (ибо его слова тут же были восприняты как руководство к действию), почему не надо громко говорить, этот человек объяснил:

– Звук идет напрямую в Хьюстон.

Двукратная олимпийская чемпионка по синхронному плаванию Анастасия Давыдова, стоя рядом с Владимиром Путиным и приманивая его четырьмя блестящими мормышками на языке (чей-то извращенный ум когда-то назвал то, что она с собой сделала, красивым словом «пирсинг»), произнесла ответное слово от имени спортсменов. Мормышки во рту не помешали сказать ей, что в великой стране с таким великим президентом, как Владимир Путин, должны быть только великие победы.

Владимир Путин, кажется, клюнул.

У Григория Асмолова, офицера израильской армии, хороший автомат – укороченный «гилель». Он и в наш отель на одноименной улице Гилеля пришел, конечно, в таком виде. Пьют кофе в холле, на коленях – автомат.

– Не надоело, Гриша, повсюду с автоматом таскаться? Он немного думает и объясняет доходчиво:

– Автомат – это часть моего тела.

Но мешает все-таки, как собаке – пятая нога.

Психолог Татьяна Вдовина сообщила, что так предана своей профессии, что за две недели до свадьбы ушла от жениха.

– Зачем? – спросил я.

– Мешал отдаться, – искренне ответила она.

– Представляете, я поцеловала его от всей России! – ошеломленно сказала бабушка. – У меня не укладывается это в голове…

Ветераны войны и труда ждали президента не в банкетном зале, а возле него, рассевшись полукругом на стульях, и минут через сорок я увидел, что им все это перестает нравиться.

– Да кто кого тут должен ждать, я хочу спросить? – не выдержал один, просивший позже как о большом личном одолжении не называть его фамилию.

Герой Советского Союза Иван Потехин прочитал мне стихи собственного сочинения про радость бытия, а прозой добавил, что Путина нельзя равнять, по его мнению, ни с Хрущевым, ни даже с Брежневым. Путин выше – вот что предстоит понять потомкам, объяснял мне Иван Потехин.

– Вот только… – замялся он на какое-то мгновение.

– Что?

– Да нет, ничего… А, ладно! – ветеран махнул рукой, идя в душе на крайние меры. – Хотелось бы только, чтобы законы были пожестче.

– Какие?

– Какие? – он был удивлен моему вопросу. – Все!

Вертолет президента приземлился на поле. Пятеро комбайнеров проворно забрались в свои машины и включили двигатели. Церемония встречи президента на рисовом поле началась.

– Очень хорошие комбайны, – сказал губернатор Краснодарского края Александр Ткачев президенту.

– Приличная кабина, – поддержал его президент.

– Хотите залезть? Можно поводить. Вдруг понравится, и вы это поле уберете! Где комбайнер? – нетерпеливо спросил губернатор.

– Вот я, – нехотя ответил молодой парень.

– Зовут как?

– Федор.

– Покажи, Федор, президенту свой комбайн.

– Да, очень приличная кабина, – решился президент и полез вслед за Федором.

Хмурый Федор сел между тем на свое место и даже не подвинулся. Президент остался стоять рядом. Он так и не попал в кабину. У Федора с этим было строго.

На открытие российской военной базы Кант в Бишкеке пригласили киргизскую общественность. В одном из ангаров стоял старенький самолет. Пожилой киргиз, подойдя к нему, рассказал товарищу:

– Видишь? МиГ-21!

– Почему так думаешь?

– А какой же еще?

– Согласен, – после некоторого раздумья заявил второй киргиз.

Господин Путин прослушал первое отделение концерта и прошел в Ореховый зал, где его ждали молодые милиционеры.

– Только не краснейте, – инструктировали их перед встречей с президентом, – когда будете задавать вопрос.

– А если не получится? – спросил один юный лейтенант и сильно покраснел.

– Надо, чтобы получилось.

Откуда-то сверху я слышал звонкий девичий голос:

– Знаешь магазин «Манго»? Ну вот! Напротив него – большое дерево. Я – на нем!

Я не слышал до сих пор, чтобы свидание назначали в таком укромном месте.

Василий Христенко, получивший орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени, возглавляет комитет ветеранов войны и военной службы Алтайского края. Этот крепкий пожилой человек уверенно подошел к микрофону и сказал:

– Вы все же обратили бы, Владимир Владимирович, внимание на нас, ветеранов войны и труда военных лет! Эти люди влачат жалкое существование, получая две с половиной тысячи рублей пенсии. Это вам, конечно, ни о чем не говорит… – замялся Василий Христенко и попробовал поправиться: – О многом…

Последним в этом зале Владимиру Путину дерзил Михаил Ходорковский.

В БКД девушка с ровным загаром (практически уверен, что по всему телу) рассказывала подружке, как она на своей маленькой синенькой Mercedes SLK опаздывала на субботник, прибавила газу и на Рублевке ее тут же остановил гаишник.

– Он мне говорит: «Ваше водительское удостоверение!» – смеялась девушка. – А я ему говорю: «Перестаньте со мной кокетничать!»

По мнению господина Швыдкого, когда 60 лет назад нанимали людей для работы и жизни в Калининграде, предпочтение отдавали рабочим и колхозникам, так как считали, что интеллигенция в Калининграде и так должна быть.

О людях этих, как и о самом Калининграде, никто особо не беспокоился – много лет существовала уверенность, что вот-вот город вернут немцам. Уж Никита Хрущев-то точно вернет. А он не вернул.

– А люди-то, – спросил я господина Швыдкого, – не спрашивают московских чиновников, за что с ними так?

– Спрашивают, – вздохнул Михаил Швыдкой. – Но мы им объясняем, что Калининград – это русский город с европейской судьбой.

– Верят? – переспросил я. Господин Швыдкой снова вздохнул.

– А кто электровоз поведет – вы или президент? – спросили машиниста-испытателя Николая Широченко.

– Ну, как вам сказать… – застеснялся Николай. – Может, и он.

– Но он же пока не умеет, наверное. Будете учить президента? – уточнил я.

– Есть такая задача, – помявшись, сказал Николай Широченко. – А что такого? Зная, что он сообразительный человек, самолетом управлял… А тут… – и машинист махнул рукой на «Ермака».

– У мужчин, оказывается, много одинаковых шрамов, – сказал следователь Новокузнецкой прокуратуры. – На лицах, на животе, на ногах. Мужские шрамы очень похожи. А у женщины каждый неповторим. Интересное наблюдение, да?